Первые крылья короны

Вайя то кружил кочергу в неумелом вальсе, то изображал ею же фехтование. То есть, сначала иллюстрировал бой, а потом уже танец. Впрочем, Эндис совсем запутался, а его друг все говорил, говорил и говорил что-то наполовину романтичное и наполовину бестолковое. - Представь, если у этих Аимендов, ну, ты знаешь, Аимендов не заботит судьба собственной рухляди... так вот, если в их сарае вдруг возьмет и подломится прогнившая балка! - восторженно выдвинул он очередной вариант развития событий. - И ты, конечно же, будешь под этой балкой? Друг, уже занесший кочергу, намереваясь показать, как прекрасный крылатый герой проткнет мечом падающий вниз кусок дерева и откинет в сторону вместе с крышей, спасая незнакомца (то есть, его, Вайю, от верной смерти), на секунду стушевался. Но соображал этот омега довольно быстро, порой, даже быстрее, чем носили его ноги по важным поручениям лорда. - Нет! Это он будет под балкой, а я каа-ак крикну громче грома: "Берегитесь, милорд!"... - А что же лорд Датаар будет делать в старом сарае Аимендов? Но фантазия мечтательного гонца уже унеслась в те прекрасные секунды, когда спасенный от глупой кончины лорд предложит руку и сердце своему спасителю, подхватит на руки и взмоет в небо, чтобы позволить потрогать рукой закатные облака. Услышав въедливый тон друга и вопрос, ответ на который еще не был придуман, он досадливо поморщился и кинул кочергу к печи. - Нет у тебя, мой маленький лорд, ни капли романтики в сердце! Какая разница, что он там будет делать? Ждать своей судьбы, вот что! - Пока ему на голову не рухнет прогнившая балка, - фыркнул Эндис, прочитавший книг больше, чем Вайя насчитал ворóн за всю свою жизнь, и ценивший логику и последовательность любых придумках. - Зануда! - простонал Вайя и рухнул рядом с ним на кровать, так что та содрогнулась, и пытавшийся читать на ней книгу Эндис подпрыгнул. Гонец часто раздражал своим неугомонным нравом и шумными историями, но другого друга у молодого омеги не было. Оба понимали, что времена, когда они уже не смогут общаться так непринужденно, не за горами. На людях, даже при других слугах, Вайя всегда обращался к другу "милорд" и кланялся. И уже сейчас постоянное присутствие простолюдина вблизи молодого лорда выглядело странным и нежелательным. - Вот я всегда знал, что два года в семинарии для тебя просто так не пройдут, - авторитетно заявил Вайя и принялся раскачиваться из стороны в сторону, так что кровать заходила ходуном. Эндис вздохнул и отложил книгу на тумбочку. - Семинария-то тут причем? Там я получил знания, стал грамотнее. Мне это необходимо, как будущему лорду, понимаешь? И прекрати, пожалуйста, шатать кровать!.. Если бы я был альфой, довел бы обучение до конца, - дождавшись, пока друг остановится, с горечью закончил он. - Вот! - победно воскликнул Вайя и ткнул друга пальцем в грудь. - Два года среди монахов, два года обучения у монахов, два года, проведенные фактически в монастыре - и ты хочешь еще! Вспомни, как ты упирался! Ты не хотел ехать и клялся, что сбросишься с колокольни, если тебя все равно отправят туда! А вернулся целый и невредимый! - обвинительным тоном закончил он. - Я был мал и глуп... да и колокольня оказалась совсем невысокой, только ноги переломать, - неожиданно для себя прибавил Эндис. Вайя засмеялся, и Эндис робко улыбнулся ему. На душе молодого лорда было тоскливо, а его друг, возбужденный предстоящим приключением, все никак не мог собрать мысли в кучу и радовался любой глупости уже третий день подряд. - Твоя кровать - это что-то, друг мой!Ты как будто бы плывешь в корабле! - Да, когда ты изображаешь волны. Так что там у тебя за поручение? Неужели лорд Датаар и правда прибудет в Аимендское гнездовье? Зачем тебя-то туда отправляют? - Ага! - воскликнул Вайя и в сотый же раз за день ткнул друга пальцем в грудь. - Тебе все-таки интересно! Да, Первые Крылья короны изволят посетить лорда Низкого леса, и я совершенно точно не упущу возможность увидеть их сиятельство хоть одним глазком! Эндис усмехнулся: друг все-таки понимает, что реальность далека от романтических грез. Желание "увидеть одним глазком" было предельно далеко от фантазий о рухнувшей крыше сарая. И, тем не менее, гонец увидит редкого представителя легендарной расы неуязвимых, возможно, даже то, как он летает. А Эндис сможет дочитать две последних главы книжки, которая лежит сейчас на тумбочке без закладки, в тишине и полном одиночестве. - А отправляют меня с письмом для лорда Аименда, разумеется. Вот повезло-то, а! Могли отправить Нетеда, совершенно точно отправили бы именно его, он же с именем, держаться умеет на публике, но он пошел на вепря с твоим братом в какие-то там таежные леса на востоке, и разве только этот самый вепрь знает, когда их принесет обратно! А действовать надо быстро, времена в королевстве тяжелые, твой отец говорил. - Разумеется, говорил не тебе. - Да, я подслушивал! А ты прямо-таки пай-мальчик! Сам бы что стал делать, если бы не знал, куда и зачем тебя отправляют? Я никогда еще не ездил так далеко, знаешь ли! И это правильно, что подслушал. Теперь я не упущу свой шанс увидеть крылатого, даже задержусь в деревне, если он прибудет позже меня. А потом расскажу тебе! Говорят, его крылья размером с гору... И про Датаара Вайя подслушал, понял Эндис. Подслушал, и сразу же со всех ног бросился сюда, хвастаться. А ведь было чему радоваться: гонца приоденут и назовут именем Нетеда - Вахтерис, именем пусть и обедневшего, но Рода. Приоденут, как подобает, дадут хорошего коня и пару телохранителей в путь. Может быть, даже меч... И он увидит крылатого Датаара. Эндис встал, якобы затем чтобы положить небрежно брошенную другом кочергу в резную подставку у распианной растительным узором печи, а на самом деле силясь скрыть эмоции. Он внезапно понял, что не хочет слушать рассказ Вайи о крыльях лорда и о самом лорде. Несомненно, он выставит его за дверь, если только тот вернется и вздумает открыть рот... нет, вообще не пустит больше его сюда, а видеться они будут только на людях! Вайя, заскучав, схватил с тумбочки книжку и повертел ее так и сяк с озадаченным видом, поколупал пальцем переплет. Читать он не умел, но постоянно ныл, заставляя Эндиса обучить его грамоте. Тот быстро соглашался, но дело не шло дальше четырех букв. Гонец знал сотни дорог и тысячи адресов, но грамота никак не укладывалась в его голове, а писал он как курица лапой, и все четыре буквы у него были то похожи друг на друга, то вообще ни на что не похожи. "А что, если ему, изображая отпрыска знатного рода, придется подтвердить свою грамотность?" - внезапно подумал Эндис и посмотрел на по-прежему сидящего на его кровати друга, вид которого почему-то вызвал вспышку раздражения. - Ступай, Вайя, - внезапно сказал он. - Мне надо побыть одному. Встретимся на ужине. - Что-то ты поскучнел. Что не так-то? - пробурчал гонец, не подняв на него взгляда. - Черти, сколько же тут этих букв! Нет, мне никогда не выучить их все! - Ступай, это приказ, - тихо и твердо произнес Эндис, чувствуя странное удовлетворение от того, как вытянулось лицо друга при этих словах. - Я хочу закончить дела и побыть один. - О, черти преисподней, а я и забыл, что ты у нас великий лорденыш! - прошипел Вайя, вскакивая. - Ну что же, ваше лордство, желаю вам приятно провести время в уединении! "Я распустил его", - с гневом на себя подумал Эндис, когда друг хлопнул дверью и затопал вниз по лестнице. Что бы сказал на это лорд-отец? Да, разумеется, лишенное формальностей общение с ровесником-омегой было приятным, Вайя был ушами замка и рынка, всегда приносил интересные новости. С ним даже было о чем поговорить, а иногда появлялась возможность ненадолго улизнуть из-под бдительного родительского контроля и отправиться в лес, который Вайя, сын лесника, знал как свои пять пальцев. Но нельзя позволять ему забываться! Эта мысль, не раз озвученная старшими и никогда не находившая отклика в сердце Эндиса, вдруг поразила омегу своей правотой. Вскоре ему предстоит выйти замуж, хочет он того или нет, и не опозориться попытками править сотнями таких, как Вайя. Эндис, забыв о книге и о трех исписанных пергаментах на столе, обессиленно упал на кровать и уставился на стоящую в подставке кочергу. Надо было заставить засранца подобрать ее самостоятельно! И что это за привычка вечно швыряться вещами? И не прогонять надо было, а отправить за бутыльком зеленых чернил, например, потому что черные и синие кончаться пока не собираются, а зеленые в замке не найти, только на рынке... Раскаленная злобой память подкидывала эпизоды из прошлого, которым раньше он не придавал значения. "Ты просто очень скучно живешь, вот боги и послали меня, чтобы показать тебе жизнь!" - любил повторять друг, и был прав. Но только вот от этого предложения постепенно отвалилась вторая часть, а потом оно и вовсе сократилось до простого "ты скучный!". Вайя все время рассказывал, как посмотрел на него какой-нибудь красивый альфа на рынке, или вещал о пойманной рыбе, сильно преувеличивая количество улова, а потом, опять же - как продал ее какому-то красивому альфе, и тот, конечно же, восхитился талантами рыболова. Черт возьми, да он постоянно пытался вызвать зависть у запертого в четырех стенах Эндиса! Хуже того - сегодня у него получилось! "Эх, если бы только я был альфой", - в который раз за свою жизнь вздохнул он. Он бы охотился, как брат, учился бы управлять войском, биться мечом, стрелять из лука и был бы лучшим наездником в своей долине! Его бы не оберегали, как редкую ценность, на которую нельзя даже взглянуть, а еще не было бы этих ужасных дней, когда все тело горит и в голову лезут вещи настолько непотребные, что, придя в себя, о них стыдно вспомнить! Он знал, как с этими днями справлялся Вайя, и это знание вызывало в нем странное чувство зависти и легкого омерзения. Он может позволить себе любовников, чаще нескольких, чем одного, и, хотя Эндис настрого запретил рассказывать об его играх, гонец довольно часто, будто невзначай или в шутку упоминал какие-то подробности, со временем против воли складывавшиеся в уме его друга в полную картину. И в дни жаркого голода это все вспоминалось, и только сам демон разврата знал, насколько унизительно ласкать себя, вспоминая рассказы друга! А теперь Вайя увидит Аимендское гнездовье, которое Эндис никогда не видел. Эндис вообще ничего не видел кроме замка-дома, леса вокруг него и "монастыря", как вполне справедливо величал Вайя семинарию со строгим уставом и еще более строгими учителями-надзирателями. Но домой оттуда он не хотел возвращаться, потому что дома было еще меньше свободы, и он, наверное, сошел бы с ума, не найди его друг-гонец для него способ сбегать по ночам. А еще в семинарии никто не собирался выдавать его замуж. Напротив, учителя восхваляли аскезу, отшельничество и целибат. И Эндис, которому было это удобно, превратился в самого настоящего монашка, будто сошедшего с картинок, иллюстрирующих священную книгу: худой, в темных одеждах, с бледной кожей и тонкими нервными пальцами. Лицо его не было красиво, но можно было с натяжкой назвать его иконописным - за впалые щеки, высокий, без челки, лоб, яркие круглые глаза и четко обозначенные скулы. Взгляд его всегда был то злым, то неуверенным, отчего у внимательного человека часто закрадывалось подозрение, что первое чувство порождалось вторым. Черные волосы, всегда уложенные в хвост, падали красивой волной, когда были распущены и доставали почти до плеч, но Эндис не любил распускать их. Ему все казалось, что между прядей худое лицо выглядит и вовсе тощим, а в контрасте с темными волосами белая кожа - болезненно-бледной. Сабфит, его брат, вовсе не был таким. Он, как и их младший брат Такка, был альфой, и, хотя волосы их так же были черны, кудри завихрялись, глядя концами в небо, и кружились неугомонной копной над головой, когда альфы ходили, бегали или скакали на лошади. Кожа их была темнее и сияла здоровьем, избалованная солнцем. Даже Вайя со своей точно такой же курчавой шевелюрой, хотя та и была светлее, больше походил на их брата, чем Эндис. Он вообще был намного красивее Эндиса, особенно, когда весь замок готовился к приему гостей, либо к сезонному празднику, и все до единого омеги наряжались в платья. Вайя в своем более простом наряде сиял, а Эндис только и делал, что прятался от друга, чтобы гости не обратили внимание на различие между ними. Эндис предавался мрачным думам, и был уверен, что ночью вовсе не уснет от расстройства, но когда с кухни позвонили в колокольчик, а слуга постучал в дверь, оповещая о поданном ужине, понял, что проспал не менее четырех лучин. Растрепанный и не одетый, как подобает омеге-наследнику, он столкнулся с привычной для себя проблемой: как не опозорить своим видом семью, и при этом одеться достаточно быстро, чтобы успеть к ужину вовремя? Обеденный зал был построен в классическом стиле, именно такой же был и в королевском дворце, Эндис где-то об этом читал. Стол семьи имел овальную форму, по его концам обедали главы Рода - альфа и (слева) омега. Все остальные располагались по центру, и стоял стол на небольшом возвышении, к которому спускалась лестница со второго этажа - господских покоев. Лавки и столы для прислуги, оруженосцев и людей, представляющих знаменосцев, занимали весь зал, и Эндис не помнил ни дня, когда бы хоть один из полусотни длинных столов пустовал. Главный центральный стол окружали резные ширмы, завешенные тканями - знак присутствия среди наследников рода девственного омеги, на которого по законам этикета нельзя было смотреть альфам и бетам из простонародья. Когда Эндис спустился к столу, все места прислуги были уже заняты (он мог видеть это сквозь полупрозрачные ткани на ширмах и сквозь редкий деревянный узор, но не мог видеть лиц и одежды - только силуэты), и вся семья была в сборе. Лорд Тибвар, его Альфа-отец, бросил колкий взгляд, безмолвно отмечая опоздание. Все самые важные новости дня по обыкновению озвучивались на ужине, и все три брата больше любили обеды - на этом они единогласно сходились, хотя часто ссорились по другим мелочам. Амида, четвертый муж их отца, молодой и еще не подаривший Роду наследников, всегда молчал и мягко улыбался, но на дне его глаз будто бы дрожал испуг, а не блики от света свечей. - Сабфит уже вторую луну пропадает на охоте, и я буду глупцом, если решу, что задерживают его какие-то иные обстоятельства, кроме нежелания возвращаться домой, - сказал отец тихим, но отчего-то довольным голосом. - Юноше не мешает иногда развлечься, - беспечно отмахнулся дядя, младший брат лорда-отца и, пожалуй, единственный человек в семье, не испытывавший перед ним никакого трепета. - Сабфиту пошел двадцать первый год, и, полагаю, он достаточно разумен, чтобы отвечать за свои слова и поступки вдали от поддержки семьи. Конечно, никто не обманывался насчет вылазок старшего наследника. Очевидно, что, подстрелив оленя или вепря, он отправился в ближайший городок - праздновать охотничью победу и прожигать отцовские деньги. Люди, непосвященные в дела семьи, были уверены, что лорд Тибвар спускает с сына за это три шкуры, сгорая от стыда, и потому вылазки его происходят не слишком часто и не с таким размахом, чтобы о них узнало все королевство. На самом же деле реакцию лорда не удавалось разгадать и некоторым его родственникам, не раз наблюдавшим, как выглядит его истинный гнев. - Я велел конюху приготовить лошадей - мы отправимся за ним завтрашним утром, - произнес лорд, ловко нарезая что-то в своей тарелке. Семейство ответило на эти слова тишиной, которую можно было бы назвать неловкой, не разбавляй ее гомон прислуги, шутки, смех и звяканье посуды. Лорд Тибвар, в молодости великолепный воин, с годами утративший мощи и не располневший, казался гранитной скалой, которую ничто на свете не сможет смутить. Его жесткое гладко выбритое лицо тоже было словно бы выточено из камня, и два неглубоких шрама на нем напоминали выбоины от воды. Черные волосы от висков тронула седина, но кроме этого лишь жесткие складки вокруг рта выдавали его возраст. Брат его был тоньше и изящней, он при крепости тела порой казался едва ли не омегой рядом с Тибваром. Он был старше его, но считался младшим (и назывался таковым по правилам этикета), так как родился бетой. Впрочем, это досадное недоразумение никак не отпечаталось на его добром нраве, а те редкие дни, когда ему приходилось командовать вместо брата, дядя ходил мрачнее тучи. Эндису казалось это странным, но он чувствовал к нему странную и робкую теплоту. - Оставишь двор на меня? - спросил он. - Снова будешь изображать недовольство, Ливой? Да, ты будешь править в мое отсутствие, иначе пойдешь к чертям спрашивать, зачем я тогда держу тебя рядом с собой. Братья засмеялись: не было человека, который бы не знал о том, как Ливой ненавидит свой замок и как любит какое-то другое место, для которого лорд не находил иных слов, кроме как "смердящая берлога" и "жуткое захолустье". Черти, если верить лорду, там тоже водились в избытке, и, как он утверждал, Ливой любил этих самых чертей куда больше, чем свое семейство. - Может, подождать, пока Сабфит вернется сам? Мальчишке надо распробовать волю, прежде чем ловкая омега его окольцует! - Несомненно. Но он не единственный мой сын. В душе Эндиса шевельнулась надежда. Он поднял взгляд от тарелки, но тут же стыдливо потупился, увидев, что отец смотрит на сияющего от гордости Такку. - Мой младший сын поедет со мной, и мы вместе проверим, как хорошо я научил старшего прятаться от меня. И я готов присягнуть, Ливой, что ни один из твоих чертей не сможет сказать наверняка, кто из моих сыновей победит. - Я буду охотником, отец? - спросил дрожащим от плохо скрываемой радости голосом Такка, выезжавший со двора ненамного чаще Эндиса, и часто любивший напоминать об этом упущении отцу... а заодно и самому Эндису, злорадно поблескивая глазами. Альфа-отец воспринимал отлучки сына как повод для игры в охоту на беглеца, и потому его они радовали. Исход охоты был бы очевиден, полагайся Тибвар только на собственные силы, но на этот раз он передаст инициативу Такке и посмотрит, чего он стОит. И даже если Сабфит натворит дел и опозорит семью распутным поведением, ему все сойдет с рук, потому что он заслужит уважение, не дав младшему брату себя поймать. Да и вообще... Эндис давно понял - альфам с рук сходит абсолютно все. А если ты омега - то ты омега, и этим все сказано. За овальным столом его окружали четверо альф - двое перспективных молодых братьев, одаренных и сильных, и двое влиятельных и умных мужчин, живущих интересной и сложной жизнью, как всякий прирожденный борец с испытаниями. И был один омега. Омегу-отца Эндис не помнил, а те, что отца заменяли, сменились на его памяти дважды, и оба не смели даже голоса подать за столом. Они жили в замке как живое украшение. Сам Эндис был существом еще более ничтожным, поскольку его нельзя было считать и украшением. Жалкая пародия на прекрасное, как однажды выразился отец. Единственным знаком миру о том, что он вообще существует, были ширмы, раздражавшие Такку. Когда ужин подошел к концу, Эндис чувствовал себя еще более несчастным, чем ранее. Он бы давно ушел в монастырь, если бы к этому решению его не подталкивали с настойчивостью человека, желающего избавится от надоевшей вещи. Странно, но еще вчера, узнав о том, что отец и младший брат уедут, захватив с собой большое количество людей, он был бы самым счастливым человеком на свете. Но сегодня его скверное настроение умудрилось и эту новость окрасить в темные тона. Он злился на себя, ведь на секунду ему показалось, что Тибвар хотел взять его с собой. Охота на брата - вещь, наверное, не слишком интересная, но в ту секунду за общим столом он осознал, насколько счастлив он был бы, возьми его отец просто куда-нибудь. "Жалкая пародия на прекрасное", - сказал отец, не в лицо, конечно, но Эндис умел подслушивать, что бы там ни лепетал Вайя. Вспомнив о друге, омега почувствовал себя еще хуже. Он подумал о том, что, если бы отец любил и учил его, если бы доверял ему, он мог бы, надев на лицо платок, как подобает знатному омеге на прогулках, отправиться... да хоть куда! По важному поручению под защитой людей отца, например. Да или даже на эту чертову охоту. Мысли и ноги принесли его к покоям отца, не вернувшегося еще из обеденного зала, и Эндис топтался у входа, обмирая от собственной дерзости. Он не принимал решение поговорить, просто как-то само по себе получилось, что он свернул не туда и... Встретившись взглядом с лордом-отцом, который поднял брови в неподдельном удивлении, возвышаясь над своим маленьким сыном, как гора над мышонком, он растерял все мысли, зная только, что лучше бы просто сказать про "свернул не туда" и поскорей убежать. Но, набрав в грудь воздуха, он неожиданно для себя резко выпалил: - Возьми меня на охоту! Я тоже твой сын! Снова промелькнувшее на лице отца удивление сменилось странным мрачным удовлетворением, которое все росло, по мере того как Эндис выдерживал его тяжелый молчаливый взгляд. - Да-а?.. - протянул он, и Эндис испуганно вздрогнул. В его голове слова отца отпечатывались курсивом, как особенно важные фразы из книг. Такие фразы чтецы произносили очень похожим на отцовский голосом, по крайней мере, Эндису так казалось. - Я помню, что ты мой сын. Ничто не дает забыть мне. Но помнишь ли ты, кто ты такой? "Я твой сын", - хотел упрямо повторить он, но не решился. Вместо этого он произнес то, что от него ожидалось: - Омега. Его голос дрогнул, а в глазах отца что-то погасло. - Я, кажется, много раз говорил тебе, мой сын-омега, об обязанностях тебе подобных. И, хотя ты не в силах исполнить некоторые из них, я также подсказал тебе верное решение. Ты знаешь, что тебе делать в будущем, не так ли? Или у тебя хватит смелости найти для себя другой путь? На секунду Эндису показалось, что в словах отца есть какое-то второе дно, подвох, загадка и подсказка к ней, что все не так просто и жестоко, но обида волной накрыла его, ослепляя и подчиняя собственной воли. Ему сказали, что он урод, его не хотят видеть здесь и пророчат ему монастырь, а другие, правильные и хорошие братья будут жить полной жизнью и веселиться. Не сказав больше ни слова, он развернулся и пошел прочь, стараясь выглядеть так, чтобы было не похоже, что он плачет.