Все, что мне нужно - это любовь

Она стоит в легком сером платье, глядя на проносящийся за окном поезда вид. Природа прекрасна – буйная и сочная, так и просящаяся на холст, но Пит едва замечает её красоту, как, скорее всего, и сама Китнисс. Подходя ближе, он чувствует вспышку боли, разливающуюся от колена вверх, и с трудом сдерживается, чтобы не зашипеть. Капитолийские врачи сказали, что вскоре эти приступы станут слабее, но не исчезнут никогда. Кривая усмешка невольно появляется на губах – идя на Голодные Игры, он был уверен, что погибнет. Сделает всё, что сможет, лишь бы помочь той, что пленила его сердце, хоть чем-то. Возможно, просто будет рядом. Потому что на большее и рассчитывать было глупо, а Пит не был глупцом. Но он выжил – они оба выжили, хоть и вряд ли сумеют забыть то, что прошли на Арене. Эти воспоминания останутся незримыми призраками рядом. А нога, по сути, не такая уж большая плата. Китнисс оборачивается: закатные солнечные лучи мягкими бликами скачут в её волосах, и ему хочется протянуть руку, чтобы ощутить шелковистость густых темных прядей и наслаждаться этим мгновением вечность. Но он остается неподвижным, и лишь слегка отводит глаза. Мир, в котором она заботилась о нём, смотрела с искренним беспокойством, боясь, что он погибнет, мир, в котором он был ей нужен хоть кем-то остался позади. Кроваво-красные небеса обваливаются за спиной медлительной, неповоротливой лавиной, и ему хочется кричать – кричать от того, что все это осталось в прошлом, и она снова смотрит на него без единой эмоции на прекрасном лице. Она молчит, размышляя о чем-то своем, темно-серые глаза похожи свинцовые небеса, с пролетающими по ним хмурыми предгрозовыми тучами. Пит тоже не произосит ни слова, подходя ближе и прислоняясь плечом к стене, совсем рядом с огромным окном, и смотрит за окно, ровным счётом ничего не видя. Он остался жив – вот только есть ли в этом какой-то смысл? Пройти это с ней, узнать, какой восхитительной и настоящей она может быть, открыть ей свою душу, подставив сердце под десятки бесчувственных игл-фраз, чтобы теперь стоять вот так рядом, не зная, что сказать. Чувствовать, как гнетущее напряжение с каждой минутой становится все плотнее и обволакивает их обоих. Победители, или же выжившие. Те, кто станут в следующем году менторами, отправляющими своих же земляков – таких же, как и они сами были, напуганных и пытающихся выжить детей - на верную смерть. Сумевшие позаботиться о безбедном существовании своих семей на многие годы вперёд ценой собственных нервных систем, которые уже никогда не прийдут в порядок. Пит слышал, как она кричит во сне, тревожимая кошмарами, да он и сам их видел, густые и мрачные, наполненные кровавыми сценами. И он, каждый раз забывая о том, что она больше не нуждается в нём, бросался к Китнисс, стараясь избавить от окутывающих плотным коконом ужасов. - Что будет теперь дома? – слова срываются с губ прежде, чем он успевает их остановить. Голос чуть хриплый и низкий, а когда она смотрит на него, Пит понимает, что стоило промолчать. В тишине и молчании была хоть какая-то надежда, сейчас же её нет вовсе. Он был готов умереть за неё, разделил с ней все ужасы и испытания, поддерживал во всём и сделал бы это снова и снова. И всё, что ему нужно – это любовь. Глупое желание, он навязал ей свое признание, вынудил играть и притворяться, в какой-то момент и вовсе стал обузой, чего же он ожидал? Её улыбки, её дыхание и поцелуи, те самые, ненастоящие, и которые можно пересчитать пальцами одной руки. Вздох облегчения, когда она поняла, что возвращается домой, к своей сестре. Всё, что ему нужно – это быть рядом, быть другом или напарником, как прежде, быть любимым и мужем, просто быть рядом, как тогда, на Арене. Воспоминания о тех часах в пещере горячей волной прокатываются по телу, заставляя его едва заметно задержать дыхание и не замечать вновь повисщей тягостной, слишком долгой паузы. Губы чуть заметно покалывает под теми эфемерными поцелуями, каждый из которых врезался в память так сильно, что Пит понимает, что чувствуя её мягкие губы на своих, сумел бы дышать под водой, сумел бы справиться со всем, чем угодно.. Но кроваво-красная лавина осыпается, яркие искры повисают в воздухе, почти касаясь его плеч, а тихий голос Китнисс звучит словно приговор, убивающий крупицы затаенной глубоко в душе надежды: - Не знаю. Надо забыть все это. Лучше бы она оставила его там, истекать в той пещере кровью, или же просто вонзила ему в сердце стрелу. Так было бы менее болезненно, менее оглушительно и горько. Так было бы быстрее. - Я не хочу забывать, - отвечает он, произнося это скорее себе, чем ей и чувствуя, что пылающие небеса готовы вот-вот поглотить его языками пламени. И, несмотря на холод блескнувший в тёмных глазах сейчас и память о жестоких словах, он по-прежнему стоит перед ней, своим телом закрывая от наступающей на них лавины, готовый сделать всё, чтобы она осталась невредимой, чтобы кошмары оставили её, а улыбка – искренняя и немного неловкая, когда-нибудь снова появилась на прекрасном лице.