.соль

      Я помню, как впервые понял, что люблю тебя. Что это не симпатия, а действительно любовь. Тогда на тебя напали и я вступил в драку с обидчиками, действительно переживая за тебя и то, что тебя может не стать. Это не казалось мне настоящим проявлением любви: мне было просто страшно за тебя. Ты спала со мной в одной комнате, а я был на полу. Однако эта ночь казалась мне лучшей в жизни.       Друзья говорят мне, что мы можем уехать к морю. В нашем Чикаго мы так никогда не делали. Я вообще не помню, как я проводил время летом: все было одинаковым. Недавно Зик пришел и сказал, что уже оплатил наши билеты и я не могу отказаться, что все уже сделано и что отсутствие ответа — знак согласия, но я просто не знал, что могу сказать.       Все, что я знаю о море, заканчивается на том, что оно соленое. Эта соль хранилась в маленьком флакончике для промывания носа, это было и лекарством от насморка, и ежедневной очисткой. Не помню, щипалась ли соль, может, я так часто чувствовал ее тогда, что перестал понимать, жжется ли она, хотя от того, что что-то повторяется часто, боль не становится меньше, а просто кажется, что она терпима. Иногда. Уж я-то это знаю.       Дорога никогда не занимала меня, она всегда была одинакова. Ведь нельзя постоянно видеть что-то новое в одном городе, но все же он казался миром. Я и сейчас скучаю по нему, по чувству, что мы — единственные, кто остался, что мы — владельцы мира, что есть дивергенты и их надо уничтожить, пусть я и был целью тоже, но мне этого не хватает.       Живу в домике на берегу моря. Зик арендовал его для себя, Шоны и меня. Он не спрашивал, хочу ли я быть отдельно от них, и решил все за нас, но это было правильным решением. Шона не могла быть против меня, а я не мог быть против Шоны. Выбирать между другом и девушкой хуже, чем не иметь их вовсе: так не окажешься предателем.       Первым же утром выхожу на берег. Было еще прохладно: я встал в промежутке между периодом, когда еще не спят и уже не спят. Ступаю босыми ногами на холодный песок и медленно приближаюсь к слегка волнистой водной глади, приходящей к прибрежью. Мокрые песчинки еще приятнее, чем сухие. Осторожно переношу ногу в воду, чувствую, как она обволакивает ступню. Делаю еще один более уверенный шаг вперед, чувствую щипание: недавно сильно поцарапал низ голени. Захожу глубже и теперь уже не смущаюсь того, что нахожусь в такой воде: бассейны не сравнятся. Жжение на спине: тоже было дело не так давно.       Живя у моря, люди становятся мудрыми. Они не заперты в горах и не привязаны к однообразной равнине. У моря есть простор для глаз. Наверное, это помогает свободно мыслить.       Находясь здесь и смотря на восходящее солнце, я понимаю, что нельзя жить заемной жизнью, заемными ценностями. Что можно и нужно изменять себя, но никогда не изменять себе. Что невозможно жить ради других или требовать, чтобы другие жили ради тебя. Что человек создан для счастья, но нельзя быть счастливым, ни руководствуясь чужими представлениями о счастье, ни за счет несчастья других, ни за счет незаслуженных благ. Нужно отвечать за свои действия и их последствия. Нельзя противопоставлять мораль и жизнь, духовное и материальное. Хваленый альтруизм в конечном счете неизменно оборачивается орудием порабощения человека человеком и только множит насилие и страдания. Но недостаточно принять эти принципы, надо жить в соответствии с ними, а это нелегко. И я знаю, что мало кого будет интересовать мое мнение, оно вряд ли будет решающим, но в моей жизни были и есть люди, которых оно будет волновать. И даже несмотря на то, что ты ушла, поддержки не стало меньше. Каким бы кто не показывал себя, — сильным, независимым — в душе всем все равно хочется любви и заботы.       Думаю над тем, как здесь будут Зик и Шона, думаю над их силой, чтобы не забывать о своей. Наверняка у меня найдется, что сказать, однако будет неправильным вторгаться в их молчание: оно принадлежит только им двоим. Думаю о том, как через какое-то время у меня будет ребенок, но не могу предположить, кто будет его матерю, ведь жены нет.       Окунаюсь в море с головой. Вода забивается мне в нос, уши, добирается до мозга и начинает разбивать его пополам, однако даже сейчас я уверен, что «сыпать соль на рану» ― нечто другое, нежели то, что я чувствую. Это когда царапины на сердце щиплются настолько, что хочется вырвать его из груди, лишь бы не чувствовать этой боли. Однако такой ее нет, сердца тоже.       Но я все же чувствую боль, чувствую, как ты пробираешься во все клетки моего тела. Я знаю, что это ты. Я не могу плакать, я не могу кричать, ведь это ровно так же, как заходить в море: всегда узнаешь, где есть царапины. Они болят, ты вспоминаешь о них, только те, что в душе, другие. Стоит о них вспомнить — они становятся больше, даже если зажили. И все в наших руках: только перестаешь о них думать — они сразу зарастают, однако ты была, есть и будешь в моей жизни.       И вот теперь, приходя к морю, я знаю, что там есть соль, что там есть боль, а там, где боль, там ты.