Я ради тебя... /Трансгены

Боль временами отпускала, словно поднимая меня из какого-то колодца, в котором стоял полумрак, показывая образы и части картин той жизни, которую я не мог собрать воедино. Я точно знал, что большая затемненная комната, с огромной кроватью – это спальня моего хозяина, и что мне позволено спать на ковре у его кровати, или сворачиваться у ног. Большего я себе не позволял. Помню светлую комнату, где стены были покрыты искрящимся камнем, и большую емкость, которую наполняли водой. Сначала я не приближался к ней, когда мой хозяин принимал ванну, но потом понял, что ему нравится, когда я нахожусь рядом. Огромный зал с резными колоннами – место, где он встречался с теми, кто ненавидел его. Я старался защитить, как мог, но подавить ненависть не мог. Было больно. Голова раскалывалась от сплетения негативных эмоций. Поэтому я был ему очень благодарен за то, что с каждым разом все меньше и меньше было тех, кто испытывал ненависть к нему. Уютная комната, пропахшая сладковатой пылью старых книг, всегда навевала на меня дрему и покой. Можно было просто сидеть у ног того, к кому я тянулся разумом и сердцем, ощущая, как временами его пальцы касаются моих волос. И это доставляло невыразимое блаженство... А потом случилось странное. Появился тот, кто на время разорвал темную пелену моего сознания, взрезав ее, вытащив меня на поверхность. Это произошло всего лишь на какой-то миг, но чужая уверенность в том, что мне там, на свету будет лучше, заставила бороться с липким сумраком, который окутывал постоянно. К тому же изменилось и поведение моего хозяина. Если раньше он прикасался ко мне изредка, словно поощряя, то теперь практически не разрывал тактильного контакта. Место моего сна сменилось, и теперь я почти не спал, боясь пошевелиться под его рукой, прижатый к теплой груди, ощущая размеренный стук сердца. Каждое утро он начинал с того, что расчесывал мои волосы. Мне нравились прикосновения, но было очень неловко, что он проявляет заботу, а не я. А когда я попробовал ответить, ощутил его благодарность и довольство. Если он куда-то шел, то теперь я был не просто рядом. Он вел меня за руку. Мне нравились прикосновения. Но гораздо большее я получал от его эмоций: разум моего хозяина был чист от гнева, ярости или ненависти. Это можно было даже назвать гармонией. И пребывать в ней казалось блаженством. Но порой, я ощущал, как из-под пелены бесконечного покоя пробивается глухая боль и раздражение. Каким-то образом он всегда успевал дать мне понять, что не я виноват в этом состоянии, но хотелось уничтожить каждого, кто посмел стать причиной его раздражения. Каждый день, сразу после того, как я ел, приходил тот, кто сумел выдернуть меня из боли и темноты. Странный. Необычный. Но почему-то близкий. Он, то набрасывался на меня, вынуждая вступать с ним в схватку, то увозил куда-то, где пахло чистотой и бездонным небом, а вокруг возвышались огромные деревья. И постоянно теребил мой разум, стараясь снять блоки, достать меня из моего же собственного заточения. Порой, его желание перерастало в маниакальную навязчивость, сменяясь нетерпением и раздражением, и тогда было больно. Но я научился в эти моменты растворяться в самом себе, чтобы не ощущать давления. Растворяться в самом себе оказалось даже приятнее, чем находиться в постоянной темени. Внутри, туда, куда я уходил, было совершенно пусто и чисто. Ничего не тревожило, не нарушало покой, не вызывало напряжения. Я мог сравнить это только с пустотой бесконечного неба, в которое смотрел в те дни, когда мы выходили из помещений. Но это не нравилось тому, кто пытался меня вытянуть из сумрака. Порой, я даже ощущал его страх. И не только его. Мой хозяин в те дни вел себя как-то особенно нежно, стараясь проникнуть в мой разум словами. Я не понимал языка, но мелодия речи была приятна. Хотелось замереть, забыться и слушать этот голос... Жаль только, что это еще больше тревожило его. Я не хотел причинять боли моему хозяину, не хотел, чтобы он расстраивался, но постоянно находиться над поверхностью серой полутьмы, было очень сложно. Сильно болела голова. Сознание уплывало. И я пару раз даже пропустил приближение тех, кто был враждебен ему, едва не поплатившись его жизнью. От этого стало еще хуже. Но сделать я ничего не мог. Тело с каждым днем все хуже повиновалось, разум не всегда успевал подать нужную команду. Я поймал себя на том, что с напряжением двигаюсь, заставляя себя переставлять ноги... Потом понял, что и дышать себя тоже надо заставлять. В какой-то момент я понял, что дальше бороться бесполезно. Я слишком уставал от того, что приходится продумывать каждое движение, каждый вздох... Последней неприятностью стало то, что я на какое-то время забылся, очнувшись только тогда, когда теплая влага потекла по ногам. Вот, наверное, в тот момент я и начал осознавать, что выбраться не суждено, и разум умирает. К тому же мне было очень неприятно ощущать атмосферу вокруг. Гармония моего хозяина распалась прахом, оставив вместо себя только боль и сожаление. Тот, кто приходил ко мне каждый день, все больше раздражался и нервничал, срываясь на крик. Мне перестало нравиться оставаться на поверхности, общаясь с ними, и все чаще хотелось уйти в себя, раствориться в пустоте, которая была так приятна и чиста... Просто не проснуться однажды, чтобы не причинять боль тем, кто старался помочь. Только сложно оборвать нить собственной жизни. Словно тело само за себя начинает бороться, когда я прекращаю отдавать ему приказы. Надо было заснуть. Крепко заснуть, погрузившись в себя настолько глубоко, чтобы никто больше не мог растормошить, заставить выплыть из своего кокона, поднять на поверхность. Даже сожалений не осталось. Я понимал, что так будет лучше для всех. Слишком много заботы – плохо. Слишком много чувств и эмоций – плохо. Надо закрыться и перестать обращать внимание. Ведь тогда оставят, правда?.. Не будут тормошить, трогать, пытаться вернуть... Я ведь и так устал... Жаль, что меня не хотят оставить в покое. Жаль, что придется обрывать все самостоятельно... - Эртаис впал в кому, - голос Аллериана был ровным и спокойным. Эмоции, подавленные до предела, остались где-то за гранью. Переживать можно будет потом. Сейчас надо решать проблему. - Я ничего не могу сделать один! – Тайшелл впервые за все время, как Аллериан его знал, показал свое истинное лицо. И было даже странно увидеть боль и страдание в том, кто всегда только и делал, что подавлял себя. - Я приказал поместить его в капсулу, чтобы поддержать жизнедеятельность. - А не боитесь, что Эрт потеряет связь с миром, и очнутся инстинкты, вложенные в нас, как в трансгенов? – зло оскалился Тай. – Ах, да!.. Вы же не в курсе!.. Вы же даже не подозреваете, что такое – блоки трансгена!.. а слышали когда-нибудь об аштурах? – императора явно передернуло. – Ну, так вот... - То есть, ты считаешь, что кома – это всего лишь последний слой блоков, после которых идет очистка сознания... - И остаются только инстинкты, привитые изначально, - устало ответил Тайшелл. – Как я уже говорил, Эрт – лучший. Мне не справиться с ним в одиночку. Даже если нас будет четверо против него, все равно мы не справимся. Пока еще есть время, его придется уничтожить. - И сколько времени осталось? - Не имею понятия. Может быть, час, может быть день... а возможно, его разум настолько силен, что даже в этом состоянии сумеет удержать контроль. Я ни в чем не уверен. Однако видел, что происходит при срыве сознания. Могу назвать вам пару миров, ранее населенных, к которым сейчас опасаются приближаться суда, потому что на поверхности находится лишенный сознания трансген. Аштур. Лично я бы посоветовал, пока есть возможность, переправить тело Эрта на какую-нибудь безлюдную планету. Это даст шанс всем нам. - А если он потеряет себя во время переправки? - Нас учили водить любой транспорт, император, - Тайшелл устало прикрыл глаза. – А я, поверьте мне, совсем не представляю, какие именно инстинкты возьмут в нем вверх. И какая первичная цель заложена подо всеми блоками. А что, если его инстинкты заточены под то, чтобы уничтожить империю... Можете представить тогда, что произойдет. Придется взрывать планету, на которой он в тот момент будет находиться. И да, не забывайте, что Эрт – лучший менталист, который предвидит будущее. - Но разум... - Аллериан, послушайте... Потому что вы меня не слышите. Разум – это внешнее. Все, что на генном уровне – это инстинкты. Разум глушит многие из них. Когда же внешней защиты не будет, вы получите чудовище, страшнее которого не видел мир. Создание, которое предугадает ваши действия на несколько дней, месяцев, лет... Которое невозможно будет поймать и обезвредить, потому что оно точно будет знать, куда нанесут удар. Которое не спит, не ест, не пьет... Эрт, один из тех, кто может питаться всей поверхностью кожи. При отсутствии пищи – перерабатывает солнечный свет. Воду получает из воздуха... я не уверен, что если он окажется в космосе, то при разморозке его тело не начнет действовать так, как и ранее. Я вообще ни в чем не уверен, потому, что не знаю, какие изменения проводились с ним... я даже не знаю, что за внутренний набор у меня. Аллериан помолчал, раздумывая. - Мне не хочется отдавать этот последний приказ. Во-первых, потому что ваша команда потеряет цельность, - Тайшелл кивнул. – Во-вторых, потому что шанс спасти его, пока еще есть... - Но времени – неизвестно сколько. Можно бороться за одного трансгена, а можно – за часть мира. А может быть, и за весь мир. Я не поверю вам, если скажете, что безумно влюблены в Эртаиса. Миори малоэмоциональны. Что же тогда держит вас от последнего шага? - Не знаю, - император задумался. – Возможно, во мне тоже просыпается дар предвидения. Но я ощущаю, что еще ничего не закончено. И возможность все исправить – есть. Просто не знаю, как это сделать. И не знаю того, кто бы мне это подсказал. - А на Санните? - Я погорячился, - коротко бросил император. – Саннита теперь является колонией империи. Все комплексы снесены под ноль. А документацию эти... ученые... успели уничтожить. Все стерто. Никаких данных. Правда, я уловил в памяти одного из них то, что все было сделано по чьему-то приказу... но не понял ни самого приказа ни того, кто стоит за созданием трансгенов. Было бы очень интересно пообщаться с заказчиком. - И не только вам, - зло закончил Тайшелл. – Советую окончить жизнь Эрта как можно скорее, чтобы он не окончил вашу. - Наверное, я все-таки еще подожду, - Аллериан устало улыбнулся, глядя вслед мальчишке. Император так и не сказал, что до сих пор ощущает связь с Эртаисом. Пусть и слабую, едва заметную ниточку, но ощущает. И знает, что мальчик там, где находится его разум, наконец-то находится в полной гармонии с миром и с самим собой. Эртаис... тот, кто дал парню это имя, был шутником. И явно не раз бывал на Эхмине. Ведь только здесь растет этот странный и прекрасный цветок, воспеваемый в людских песнях за красоту, и ненавидимый за его смертоносность. Прикоснуться к нему – было равносильно самоубийству, как и вдохнуть его запах... Покинув кабинет, в котором разговаривал с Тайшеллом, император прошел в медицинский блок, остановившись у капсулы, в которой лежал Эртаис: прекрасный, бледный, в шелке своих черных волос... Аллериан не раз ловил себя на мысли, что испытывает к парню совсем иные чувства, чем к простому ребенку, оказавшемуся под его покровительством. Не было в этих чувствах ни похоти, ни страсти, только бесконечная нежность, и ощущение, что они словно созданы друг для друга. Даже Девран это заметил. И не прав был Тайшелл, уверенный в том, что невозможно будет остановить трансгена, лишенного разума. Можно. У миори императорской крови была особая связь с камнем, усиливающим способности, вживленным в роговую корону. А одна из способностей императорской семьи, которая применялась крайне редко, людьми была названа «взгляд василиска». В момент наивысшей опасности, шел ментальный заряд такой силы, что планета на какое-то время лишалась всех технических средств. А в эпицентре воздействия, все замирало, словно время внезапно останавливало свой бег. Двигаться мог только сам император. Руководить выбросом силы возможности не было. Поэтому и предсказать его не мог никто. Проведя ладонью по прозрачному пластику купола, император шепнул на старо-эхминском несколько слов. И на какой-то миг ему даже показалось, что легкая улыбка коснулась красивых губ Эртаиса, лишив его лицо мраморной неподвижности. Но, так как не было никакого эмоционального всплеска, Аллериан решил, что ему просто показалось. - Спи... чтобы проснуться, когда придет время, - произнес он уже громче. И покинул блок, вынужденный возвратиться к делам империи.