***
Из-за синего льда в округе, свет в пещере был голубоватого цвета. В стенах и на потолке располагались прилично широкие сквозные дыры с воронкообразными коридорами в другие помещения, которые, на этот раз были пусты. Меня что-то тянуло идти к центру, где до самого потолка возвышалась каменная ступенчатая цилиндрическая колона, вокруг которой по спирали от земли до потолка летали драконы. Перевоплощенные и нет, они парили вокруг нее, словно косяк рыб в океане. Для них всех будто существовало только это место около колоны, они толкались, давили друг на друга, но за пределы стаи старались не выходить, хоть в давке некоторых выталкивали. Шагая по траве, что росла по всей площади пещеры, я отчетливо слышал хруст: травинки настолько замерзли, что попросту ломались под ногами. Было холодно, пар густым белым клубом срывался с губ. Не считая стаи драконов, в остальном огромном помещении было пусто. Прижав руки к груди, потирая ладони, вжав голову в плечи, в надежде согреется, я шел к середине большого зала. Там располагалась воронка с озером, но шума водопадов, что были в прошлый раз — не было. Озеро и спадающие в него ручьи теперь представляли собой прозрачный, местами мутновато-синий лед. Казалось, словно все замерзло по щелчку, так как от водопадов в стороны распространялись застывшие брызги воды и пены. Не было ни единой догадки, что здесь произошло. Могла ли та женщина все здесь заморозить и уйти? Может у них с Дагуром накануне произошел скандал? Чем ближе я подходил к колоне, тем холоднее становилось. Пальцы ног и рук немели, тело трусило и покрывалось мурашками, а колени словно забыли, как сгибаться. Приходилось буквально вспоминать, как переставлять ноги, так как мозг отказывался делать это на автомате, сочтя, что эта часть тела ему не принадлежит. Обойдя колону, увидел сидящую на земле фигуру. Я сразу же узнал ее, а тело сотрясло дрожью облегчения. Эйнар сидел спиной ко мне так, словно находился на солнечном лугу: одну руку откинул назад, опираясь на нее, а вторую облокотил на согнутое колено, смотря куда-то вдаль. Он слегка изменился: отрасли волосы, ровные и уложенные локоны спадали ниже плеч, подкаченные рукава курточки открывали руки по локоть. Чешуя стала слегка сероватой, а не черной, как раньше, но его расслабленная поза говорила о том, что его не интересуют подобные мелочи, он продолжал смотреть куда-то в стену пещеры, где не было ничего, только лед, который, если присмотреться, едва заметно мерцал, словно там вдалеке находилась толпа папарацци, щелкавшая вспышками фотокамер. Я тихо позвал его, но меня не услышали, тогда, подойдя ближе, ощутил, как мне спокойно. Чем ближе я подходил, тем легче было двигаться. Ноги не сковывало льдом, а температура вокруг поднялась, из-за чего пропал пар изо рта. Было легко, спокойно и тепло, хотя под ногами по-прежнему хрустела замерзшая трава. Я был так рад его видеть, так хотелось сейчас его обнять, что, не выдержав, бросился к нему, упав на колени и крепко обнимая со спины, опустив голову на плечо, прижимаясь ближе. Хотелось буквально закутаться в объятья, услышать его голос. Я обнимал настолько крепко, насколько мог, а после уткнулся носом в воротник его курточки, прижимаясь щекой к волосам: они всегда были такими шелковистыми и гладкими. Но, не почувствовав взаимности — отстранился. Он все так же продолжал сидеть, не замечая ничего вокруг. Я потряс его за плечи, но он не отреагировал. Обойдя его спереди, увидел закрытые веки. Похоже он спал, но кто спит сидя, да еще в такой не удобной для сна позе? — Скучаешь по нему? — спросил неоткуда взявшийся Дагур. Прихрамывая на протез, опираясь о свой посох, он встал позади Эйнара, опустив ладонь тому на плечо, облокотившись, словно о неодушевленный предмет. — Видишь ли, — задумчиво протянул он, — нельзя выдернуть кого-то из стаи, так как тот находится под контролем вожака, — улыбка расползалась по лицу Берсерка. — Но тот, кто повелевает альфой — повелевает ими всеми. Эйнар медленно открыл глаза с сужеными до нитей зрачками. Он смотрел стеклянным взглядом, но не насквозь, а четко на меня. Тонкие нити подрагивали из стороны в сторону, рассматривая мое лицо, но не узнавали. Я оглянулся: со всех сторон, плотным кольцом к нам подходили фурии. Они шли пригнувшись, выгнув спины, словно подкрадываясь к добыче, тихо рокоча или щелкая, что было схоже с ехидным смехом, будто в предвкушении сделать какую-то гадость. Я вновь взглянул на отца, когда внезапно в голове начали нарастать голоса. Они быстро переходили с шепота на крик, заглушая собой остальные звуки. Схватившись за голову, не в силах выгнать назойливый звук, я кричал, умолял перестать, но голос становился все громче. Царапая когтями себе лицо и голову, в надежде заглушить его болью, но слова постепенно сливались воедино: "Подчинение". — Давай же, Иккинг, подчинись, — насмехался Дагур, склонившись сверху. — Подчинись, ну же подчинись, подчинись, проснись, проснись. Проснись! Я резко поднялся на локтях и тут же быстро заморгал, ожидая, когда зрение перестанет расплываться. Я не в ледяной пещере, это был лишь сон, но тогда где я? Лежа в углу на толстом слое соломы, был укрыт большим теплым пледом, рядом стояло две миски: одна наполнена водой. Каменный пол местами покрывал мох, неровные стены в подтеках и пятнах. Одна стена состояла из деревянных двойных ворот, доски которых по наклону и строению напоминали тетрадь для первоклашек в косую линию. За воротами разносился шум и вопли целой толпы. Поднявшись, пошатываясь, направился туда. Стопы тут же почувствовали холодный пол, а по телу пробежались мурашки. На мне не было сапог, как и кофты с жилетом, были только штаны. Когда до ворот оставалось около полуметра — руку резко увело в сторону. Лишь сейчас на запястье почувствовался металлический браслет, а на лице... Я ощупал пальцами странное устройство, закрывающее рот, что-то вроде собачьего намордника, закрепленного ремнями под подбородком, на затылке и макушке. Рот получалось лишь слегка приоткрыть, этого не хватит, чтобы пропалить тонкие прутья намордника. Снять его тоже не удавалось: поверх ремешков шли тонкие цепочки с маленьким замочком. Даже если процарапать ремни, то останутся цепочки. Снаружи вновь зашумела толпа и я, натянув цепь запястья, осматривал улицу сквозь щели ворот. На широком просторном каменном поле, сцепившись друг с другом, дрались два дракона. Узкие щели не давали увидеть всю картину целиком, но было слышно, как они рычали, раня друг друга. Один явно уступал в силе и проигрывал. Второй же, развернувшись и нанося удар... Я зажмурился, мне не хотелось видеть, как он проткнул побежденного шипами. Толпа взревела еще громче, осыпая победителя похвалой. На площадку вышло несколько стражников, дракон дернулся от попавшего в него дротика и, пошатнувшись, упал, после чего его утащили к открывающимся воротам. Почему же он не перевоплощается? Но ответ пришел сам собой, когда я заметил на нем металлический ошейник и лишь сейчас почувствовал на шее такой же, а ощупав его — понял, почему. На внутренней стороне были шипы, стоило начать перевоплощаться, как они впивались в кожу, причиняя боль, не давая завершить превращение. Толпа тем временем затихла, а на трибуны вышел человек в нарядном костюме, что подчеркивал его статус. Он раскинул руки и громко проговорил: — Дамы и господа, приготовьтесь! — после он чуть пригнулся, поджав руки к груди, стараясь заинтриговать публику. — Завтра в полдень, наш сегодняшний победитель сойдется на ринге в жестоком бою с новым драконом, но лишь один из них покинет арену живым. Кто это будет — Бритвохвост? — он нарочно выдержал паузу. — Или Тень пантеры?! По трибунам разошелся вздох восхищения: одни перешептывались, другие разводили руками, ссылаясь, что никогда не видели таких драконов, а третьи уже призывали делать ставки на завтрашний бой. Тот, что произносил речь, довольно посмотрел в мою сторону, явно зная, что я сейчас наблюдаю. Мне стало не по себе. Здесь драконов заставляли драться друг с другом, подобно петушиным боям. Но то, что я только что видел — это же просто бой на смерть.***
Не смотря на позднюю ночь, спать совсем не хотелось. Сжимаясь и дрожа, не то от холода, не то от переживаний, думал об Астрид. Что она сейчас делает? Я корил себя за то, что был не осторожен, что вот так просто попался охотникам. Да они меня скрутили, как младенца. Конечно, имелось много факторов, что некуда было отступать, охотники преобладали численностью, но мне они казались лишь пустыми отмазками. Своей одежды в комнате я так и не нашел, скорее всего ее забрали. Из мыслей меня вывел тихий, едва заметный рокот. Он шел откуда-то сверху, но издавался не глоткой, а словно был на подсознательном уровне. Приподнявшись на руках, навострив уши, прислушался к звуку: тихий рокот шел волнами, словно в мозг поступала какая-то вибрация. Я узнал его, точно такой же был тогда на побережье, идущий из-за облаков. Подскочив, подбежав к двери, натянув цепи, постарался как можно громче прорычать, зовя на помощь, но получилось лишь подобие негромкого воя. Намордник не давал полностью открыть рот, а из приоткрытых губ срывался не то скулеж, не то вой, но я попробовал еще раз, затем еще, но все тщетно. На таком расстоянии меня он точно не услышит, а зарычать громче не получалось. Опуская уши, с грустью слушал, как ропот и вибрация удаляются, а после и вовсе исчезают. Вернувшись на скомканный в углу стог сена, вновь укутавшись в плед, попытался уснуть, не представляя, что будет завтра. К утру я таки задремал, когда послышался поворот ключа и я тут же подскочил, едва не свалившись с сена. Солнце светило в щели ворот, уже явно стоял полдень, а толпа на трибунах шумела, видя уже не первый за сегодня бой. Лишь сейчас заметил небольшую металлическую открывающуюся дверь. В помещение вошло два стражника, один из которых держал сложенное в несколько раз покрывало. С внешней стороны ворот подняли засов и те открылись, донесся шум толпы. Еще двое втащили низкую длинную клетку на деревянном четырехколесном поддоне. Воспользовавшись моим замешательством, один из стражников, схватившись за основание цепи на ошейнике — стянул с сена. Шипы тут же больно вдавились в кожу, они были туповаты, чтобы проткнуть до крови, но больно жали на горло. Вырывающегося, царапающегося и рычащего, меня поволокли за ошейник к решетке, словно бешеную собаку. Упираясь, не давая затолкнуть себя в клетку, я махал когтями, но попадал лишь по кожаной броне и перчаткам, оставляя порезы, когда наконец дотянулся и полоснул стражника по открытому участку кожи на лице и тот, отпустив, закричав и схватившись за правый глаз — выбежал из помещения. Воспользовавшись моментом, я хлестнул хвостом второго, а когда хотел ударить его когтями — цепь на ошейнике натянулась и шипы вновь вдавились в шею. Стражник, взявшись за основание цепи, держал, пока двое вооружились длинными копьями, одно из которых было с загнутым на конце крюком. Меня вновь подтянули к открытой двери решетки, а тот, что был с крюком — зашел с противоположной стороны, просунув сквозь прутья палку так, чтобы крюк доставал до меня. Я понял, что они хотят сделать и как можно сильнее упирался, царапался, бил крыльями, но в спину около гребня ткнулось копье, заставляя дернутся вперед. Тот, что держал за цепь, подхватил крюк и подцепил на него ошейник. Стражник с противоположной стороны потянул на себя, а в спину упиралось острие копья. Я хлестнул хвостом по стражнику и шлем того перекосился на бок. Копье тут же отстранилось. Шипы ошейника больно впивались, а стражник притягивал за крюк к себе, заставляя идти в клетку. Притянув к самой решетке, меня буквально впечатали лицом в прутья. Стражнику это явно нравилось, после всех хлопот, что я им доставил. Третий тем временем отстегивал и убирал цепи, а после дверь клетки быстро захлопнулась, запираясь на ключ. Лишь после этого с меня стянули намордник, а с ошейника сняли крюк. Стражники резко отошли в стороны, вздохнув с облегчением, а один снял шлем и вытер пот. — Чтоб мы еще раз его грузили, — прошептал один из них, обращаясь скорее к себе, нежели к товарищам. — Первые дни они все так, - удовлетворенно ответил второй, услышав недовольство. — Ничего, смирится. Как и все они. Решетку быстро накрыли покрывалом, словно клетку с попугаем. Здесь было тесно, крылья терлись о прутья, приходилось стоять на четвереньках, упираясь спиной в потолок. Набрав огонь, я выстрелил в решетку, но она не поддалась, а искры попали на ткань, которая начала тлеть. Покрывало затрепыхалось, кто-то тушил его, а сбоку из-под ткани резко просунули палку, ткнув в бок, отчего я зарычал, попытавшись выхватить ее. — Вот это нрав, — послышался опасливый голос сбоку. — Давай толкай, мы и так задержались. Некоторое время ничего не происходило. Казалось, даже трибуны затихли, но стоило поддону толкнуться и поехать, как они вновь оживились. Я продолжал биться в прутья, надеясь вырваться. Клетка не была прикреплена к поддону, но она была настолько громоздкой и тяжелой, что сдвинуть или перевернуть ее не представлялось возможным, как бы я не старался. Когда конструкция остановилась, кто-то залез на крышу, прицепив к верхним прутьям толстый крюк, после чего ушел. Сквозь пропаленную дыру в ткани я разглядел каменный пол, покрытый годовалыми засохшими красными разводами, и такую же накрытую тканью клетку на поддоне. Сверху к ней стражник так же прицепил крюк, толстый канат которого уходил куда-то вверх. Толпа затихла, после чего по арене разнесся уже знакомый со вчерашнего дня голос. — И последние участники на сегодня! Дамы и господа, сейчас, впервые на нашей арене, вы увидите — Тень пантеры! — толпа взорвалась криками и аплодисментами, мужчина продолжил. — Тень сразится со вчерашним победителем — Бритвохвостом! Сверху послышался звон металла, крюк резко вздернулся, потянув решетку вверх, зависнув под потолком из цепей, напоминающих паутину. Я остался сидеть на поддоне, как и девушка передо мной. Вся в царапинах, синяках и ссадинах, она щурилась, скептически осматривая меня, а после, словно кошка, спрыгнула на каменный пол. Я последовал ее примеру. Толпа затихла, а девушка пошла по часовой стрелке. Я так же. Но мне вовсе не хотелось драться, а вот по ее взгляду было понятно, что драка состоится. Ее расправленные крылья слегка покачивались, сама она сутулилась и едва заметно дергалась, готовая броситься в любой момент. Пройдя глазами по ее хвосту, остановился на остром кончике с шипами, вспомнив вчерашнего бедолагу, которому вспороли живот. Соперница проследила за моим взглядом, скалясь. Ей явно надоело ждать и она, развернувшись, ударила хвостом словно плетью, но я увернулся, а из-под серебряных шипов вылетели искры. — Я не хочу драться, — прорычал я, но девушка словно восприняла эти слова, как слабость и нанесла еще один удар, от которого я так же уклонился. После ее залпа я понял, что она явно желает боя, но не отвечал. Девушка зарычала и, взмахнув крыльями, набросилась сверху, пытаясь повалить, но я быстро ее скинул в сторону. — Я не хочу драться с тобой! — громче зарычал я. Кувыркнувшись через голову, уклонившись от летящих шипов, едва успел уйти из-под огня, заслонившись крыльями. Девушка, подлетев вверх настолько высоко, насколько позволяло плетение из цепей, закружилась волчком, спикировав и хлыстнув хвостом. Боль пронзила предплечье, словно по нему резко провели лезвием. Упав на колено, держась за рану, увидел два длинных тонких продольных пореза, из краев которых на землю заструились капли крови. Я что есть сил зарычал на соперницу, но она явно этого и ждала, словно получая удовольствие от битвы. Увернувшись от очередной порции огня, я ответил сильным залпом. Зрачки сузились, поднялся адреналин и я, подлетев, с разворота отбросил ее ребром крыла к стене. Едва оклемавшись, взлетев, она начала метать шипы и палить огнем, от чего публика даже поднялась с трибун, крича от восторга. Мне оставалось только лететь по периметру арены, то поднимаясь, то опускаясь, ожидая, когда ее шипы закончатся, а огонь иссякнет. Несколько раз шипы летели в зрителей, но сталкивались с защитным барьером из кольчуги, застревая в ней, не достигая трибун. А жаль, сейчас мне хотелось, чтобы хоть одного из них проткнуло. Крича и делая ставки, они подкидывали в руках монеты или крепче сжимали мешочки с деньгами, надеясь заработать на чужой жизни. Шипы перестали атаковать и я, подлетев под потолок, повиснув пауком на цепях, взглянул на девушку, которая быстро приближалась, но я слетел обратно на пол и ее удар пришелся по цепям. Тяжело дыша, смотрел на соперницу снизу, стараясь предугадать, что она предпримет на этот раз. — Дерись! Чего стал?! Дерись! Я на тебя поставил! — кричал кто-то с трибун и я на секунду глянул в ту сторону, а когда перевел взгляд на соперницу, то тут же закричал от боли. Засмотревшись на зрителей, пропустил шип, который теперь торчал из моей ноги. Поджав колено, заскулив, я вытянул острие, отбросив в сторону. Соперница вновь закружилась волчком, пикируя намереваясь разрубить хвостом. Все происходило словно в замедленной съемке: острый хвост, шипы, толстоватый парень, что угрожающе кричит о том, чтобы я волочил свою задницу и поскорее выиграл, потому что он поставил на меня. Но сейчас мне почему-то захотелось... умереть? Да, именно — умереть. Тот парень не один, поставивший на меня, я уверен, что таких как он много и сейчас мне хотелось проиграть, чтобы они остались ни с чем. Пусть они бы проклинали меня, но мне-то уже будет все равно, верно? Однако я хотел бы умереть не сразу, мне хотелось посмотреть на их лица. Увидеть их гримасу разочарования, а после плюнуть. Плюнуть в лицо каждого. Плюнуть в лицо Астрид. Астрид? Что будет с ней? Что будет с ней, когда она узнает, что меня больше нет? Кто ее защитит? Кто ей поможет, если она останется здесь на острове одна? В последнюю секунду я увернулся и вновь ударил соперницу огнем, оставив ожог. Нога болела, а ткань пропитывалась кровью. Хромота не давала бегать, да и вообще ходить. Девушка, подлетев, вновь хотела ударить хвостом, но я хлестнул ее своим, решив действовать по ее тактике и, опустившись на корточки, опираясь руками о землю, раскрыв элероны, заслонил себя ими словно щитом. Соперница напряглась, видимо решив, что мой хвост такой же острый, как и ее. Прикрываясь, тяжело дыша, я отступал. Не спуская взгляда с девушки, поглядывая краем глаза на поддон, осторожно, чтобы не потерять равновесия — взобрался на него. Соперница напряглась, явно не зная с какой стороны подступить, но стоило мне убрать хвост, как она, взмахнув крыльями, тут же спикировала на меня, кружась волчком. Отскочив в сторону, я пропалил толстый канат и стальная клетка с грохотом упала на поддон, придавив ее. До меня не доносился шум ликующей толпы, криков восторга и звон монет. Я не отводил взгляда от бывшей соперницы. Той, которая еще секунду назад была жива, а сейчас лежала придавленная клеткой. Я подлетел к ней, намереваясь сдвинуть металлическую конструкцию, когда увидел ее открытые пустые глаза. В бок вонзилась игла, но сил вытащить дротик не было, я не отводил взгляда от девушки, пока в глазах окончательно не потемнело.***
Я не знал, корить себя за случившееся или нет, ведь я убил ее. Однако, судя по ее настрою, она убила бы меня. Лежа на том же сене, укрытый пледом, смотря куда-то в пустоту, я еще долго размышлял о случившемся. Порой в окошко двери заглядывал стражник, но лишь заслышав его шаги на ступеньках, я делал вид, что сплю. Мне не хотелось, чтобы кто-либо заходил или тем более рассматривал меня, словно экспонат. Порезы и раны щипало, они чесались, а лекарство под бинтом воняло какой-то травой. Видимо стражники не хотели терять драконов сразу, поэтому оказывали медицинскую помощь, чтобы дракон мог выстоять еще несколько боев, принося доход. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Не раздражали даже цепи и намордник. Когда в очередной раз на ступеньках послышались шаги, я закрыл глаза, притворяясь, что сплю, однако на этот раз в замке повернулся ключ и в помещение вошел стражник, от которого тянуло запахом рыбы. Он некоторое время молча стоял, явно оценивая обстановку, а после тихо приблизился. Я приоткрыл один глаз: стражник, подойдя к миске, высыпал из принесенного ведра мелких анчоусов, а после так же тихо вышел, закрыв на ключ. Рыба была настолько мелкая, что спокойно могла протиснуться сквозь прутья намордника. Похоже они так кормили всех, чтобы не пришлось снимать его, но вот как пить с намордником я так и не разобрался. Есть я не стал, продолжая лежать в той же позе. Спустя время вновь заглянул стражник, затем еще раз. Он наведывался примерно каждые полчаса, но сейчас уже был практически вечер. В очередной раз заглянув в окошко, он торопливо побежал по лестнице, а через пол минуты послышались приближающиеся шаги двоих людей. Они обеспокоено переговаривались: — Отказывается есть и пить, часами не двигается. — Может Тени не едят анчоусы? Кто знает, чем они питаются. Ключ вновь повернулся и двое вошли, держа по ведру с рыбой. Один из них неспешно приблизился и мне в плечо легонько ткнулась палка, ритмично надавив. Они видимо проверяли, опасаясь, что я внезапно подскочу и наброшусь. Но я лежал, не шевелясь, вновь едва приоткрыв один глаз. Второй покопался в ведре и достал рыбешку покрупнее, передав товарищу. — Лучше на острие наколи и дай. Ребята рассказывают, он им сегодня взбучку устроил. — Даже если набросится, до двери цепь не дотянет, отбежать успеем — так же тихо ответил второй, нанизав рыбу на конец копья, словно шампур. Около лица на пике зависла рыба, а после осторожно, ритмично несколько раз коснулась щеки и носа. Стражник тяжело дышал, опасаясь, что я в любой момент вскочу, но я продолжал лежать. — Дай треску, — проговорил он и второй принялся копаться в ведре. Скинув прошлую и насадив новую на пику, стражник так же осторожно поднес ее к лицу, несколько раз коснувшись носа. — Дай лосося, — уже с меньшей долей надежды проговорил он, насаживая поданную ему рыбу, протягивая мне. — Он вообще дышит? — Кто дышит — лосось? — Дракон, — шикнул он. — Держи за ошейник, я сниму намордник. Покормим насильно. Если он сдохнет, нас самих отправят на арену. В маленьком замочке на макушке повернулся ключик и, после недолгой паузы, стражник снял скобу, стягивая ремни. В жерле с возрастающим свистом набирался огонь, стражник, явно заподозрив неладное, не успел предупредить товарища, когда ему в грудь ударил сильный залп, откинув назад, оставив на броне черное дымящееся пятно сажи. Второго ждала та же участь, огонь местами пропалил его броню, впечатав в деревянные ворота. Пока они не оклемались, наспех обыскав каждого, нашел ключ и как можно быстрее снял цепи, оставив ошейник и браслет. Сейчас некогда с ними водится. Сильно хромая, шипя от боли, я как можно быстрее добрался до двери, поднимаясь по узкой лестнице, по которой спускался еще один стражник. Видимо он услышал подозрительную возню и решил проверить, в чем дело, но его постигла та же участь, что и тех двоих. Перепрыгнув через скатывающееся по ступенькам тело, спотыкаясь, уже был почти у выхода, когда кто-то потянул за ошейник. Шипы больно вдавились в шею и я полоснул когтями о голову стражника, но оставил лишь царапины на шлеме. Пытаясь вырваться, рыча, слышал, как он зовет подмогу, которая среагировала довольно быстро, затаскивая обратно в каменную тюрьму. Я рычал все громче и громче, в надежде, что сейчас кто-то из драконов пролетает над облаками и меня услышат, но никто не отзывался. Вырываясь из последних сил, вновь почувствовал несколько игл. Похоже, что снотворные дротики — это их любимая тактика боя.***
Проснулся я в том же помещении, откуда сбежал, но теперь и на втором запястье был браслет с цепью, как и на лодыжках. Взвыв от разочарования, скинув с себя плед, зашагал по комнате взад-вперед. Хотелось выплеснуть гнев после поражения. Подойдя к стогу сена — ударил его ногой и горсть соломы разлетелась. Горсть за горстью, куча за кучей я с каждым новым ударом сметал солому, разбрасывая по камере. Когда стог полностью рассыпался, я принялся за плед, царапая и разрывая его. На лестнице послышались шаги и стражник заглянул в окошко. Вскочив, рыча, я бросился к нему, готовый разорвать, когда цепи резко натянулись, заставив упасть на пол. Стражник рассмеялся, а я поднялся на корточки, опершись руками о землю. — Нравится? — за место правого глаза у него была пиратская повязка, из-под которой струился аромат вонючих трав. Это был утренний знакомый, которому я, судя по всему, либо выцарапал глаз, либо сильно покалечил. Скорее всего второе, так как без глаза он сейчас бы так не радовался. Стражник жевал большой бутерброд с мясом, причмокивая. — Эй, черныш, есть хочешь? В животе правда пустовало, я не ел со вчерашнего дня и лишь сейчас почувствовал сильный голод: как ни странно, принесенная рыба из миски пропала. В ответ на мой короткий рык, стражник, на удивление, открыл дверь и спокойно вошел, держа руку с бутербродом передо мной, а вторую за спиной. Он подошел настолько близко, чтобы с натянутыми цепями между нами оставалось чуть больше метра. — На, возьми, — наклонившись, протянул он бутерброд. — Говорят, ты сегодня не ел, — пророкотав, я постарался заглянуть ему за спину, но он тут же сменил тему, постоянно поворачиваясь ко мне передом. — Там ничего нет. Ну же, бери. Но стоило мне протянуть руку, как по ней ударили палкой, заставив отдернуться и заскулить. Стражник хрюкающее рассмеялся, убирая ее обратно за спину. — Ну, все-все. Это было случайно. На, бери. Я вновь потянулся к предложенной еде, когда по рукам вновь ударили палкой и стражник вновь рассмеялся. — Вот умора, ну ты и тупица, — заливался он. — Ну ладно — на, бери, — вновь протянул он угощение, когда я, развернувшись, с силой хлестнул его хвостом. Бутерброд упал на пол, а стражник, разогнувшись, достав палку, с расстояния начал бить ею. Я пытался дотянуться до него когтями, хвостом, но он лишь отходил на несколько шагов, после чего вновь начинал бить, словно бешеного пса. Палка попадала по плечам, голове, рукам, спине, пока я не схватился за нее и не отбросил. Рыча, вновь хлестнув обидчика, наблюдал, как он трусливо сваливает, запирая дверь. Этим вечером ко мне больше никто не заглядывал. Гнев прошел, а на теле теперь виднелось множество царапин и синяков. Руки и ноги тяжелили стальные браслеты, ссадины побаливали, а нога, в которую попал шип, при резких движениях отдавалась пульсирующей болью. Неужели они так же избивали и ту девушку? Дразня, не давая есть, они довели ее до отчаянья, заставив драться за еду. Мне тоже хотелось есть и, подняв с пола хлеб и мясо, хромая подойдя к деревянным воротам (насколько это позволяла цепь), начал отламывать маленькими кусочками и протискивать сквозь щели прутьев намордника в рот, порой чувствуя на зубах песок и пыль. Сейчас мысли были лишь о том, что будет завтра и смогу ли я еще раз попытаться отсюда сбежать? Во всяком случае, нужно придумать план получше. С арены донеслась пара скучающих голосов. Двое легко одетых стражника, остановив маленькую тележку, достав по метле, неспешно сметали с пола мелкие занесенные ветром веточки, хвойные иголочки, лепестки каких-то растений. Их было немного, но люди, словно нарочно медленно подметали, будто не хотели работать или просто мало получали. Один из них нагнулся, словно рассматривая монетку, а после поднял, продемонстрировав товарищу. — Чешуйку нашел. — И я, — поднял он зажатую меж большим и указательным пальцами находку. — Это к деньгам, — подмигнул он. — Еще бы, гадалки и ювелиры за них платят. Два серебряных пятака за каждую, — повертел он чешуйку так, словно смотрел сквозь увеличительное стекло на бриллиант. После этого они активней начали уборку, выдавая "есть" или "нашел" каждый раз, обнаруживая новую чешуйку, а после складывали их в мешочек за поясом. Судя по тому, сколько здесь могло драться драконов, не удивительно, что они находили столько чешуи. Каждому досталось примерно по десять-двенадцать. Закончив прибираться, они ушли, обсуждая, кто что купит на вырученные деньги. Дожевав бутерброд, я лег на разорванный ранее плед. Снаружи поднимался ветер, но бури не наблюдалось. Небо было по-прежнему чистым, а солнце уже явно ушло за горизонт. Несмотря на ясный вечер, в камере уже было темно и я попытался уснуть, думая о том, кого завтра поставят в противники. Кто бы это ни был, мне придется его победить. Победить, чтобы вернутся к Астрид. На следующий день соревнования начались утром, но стражники пришли только к полудню. На этот раз, как бы я не вырывался, меня втащили в клетку по вчерашней тактике "с крюком" и вновь накрыли покрывалом. Поддон двинулся, толпа вновь зашумела. И как они не охрипли столько кричать? Выступающий произнес речь, в которую я особо не вслушивался, затем лязгнул крюк, поднимая клетку и я нехотя открыл глаза, смотря на соперника, когда к горлу подкатил ком. На поддоне стоял Дар.