Яблочный зефир

Они переглядывались каждые несколько минут. Эта привычка приелась сильно и глубоко, поэтому однажды, когда голубые глаза искали отдачи и наткнулись на небольшую преграду, он не понял. Джордж мог с точность назвать дату, место и описать тот самый момент, когда впервые почувствовал, что идентичные снаружи, они не всегда смогут оставаться такими и внутри. Третий курс, вечер и взгляд — теплый, прошивающий взгляд — Фреда, направленный на девчонку с копной каштановых волос, которая, поджав ноги под себя, сидела в кресле у камина. Первокурсница. Вздорная, скучная и правильная. Серая. Наблюдения за Гермионой не принесли особых плодов. Разве что он понял, какая у неё красивая улыбка. Что она всегда кусает губы, когда волнуется. Что её руки очень теплые, а вздёрнутый нос по-своему привлекательный. Но это всё, конечно, глупости. Джордж направлялся на тренировку, вышел немногим раньше и, словив странную мысль, решил немного прогуляться. Каковым же было его удивление, когда в одном из пыльных коридоров он увидел сидящую на холодном полу, давящуюся слезами, бормочащую что-то про ромашку и старающуюся перестать реветь Грейнджер. Красивая. С покрасневшими щеками, покусанными губами и блестящими глазами. — Гермиона. Она резко поднимает на него взгляд — колючий, холодный — от чего сердце на мгновение сжимается, а ноги тяжелеют. — Гермиона. — Джордж, — Грейнджер заметно расслабляется, что ясно дает понять — это Фред. Её взгляд теплеет, щеки заливаются румянцем — ей, конечно же, стыдно, а на губах, словно дивная музыка, начинает играть лёгкая улыбка. Где-то глубоко, на корке затылка, алым цветком расцветает мысль — Фред что-то натворил. Испортил ей настроение, возможно, унизил — такая редкая злость на брата проступает сжатыми до бела кулаками — а на сердце теплеет от понимания — он на шаг впереди. Руки сами, непроизвольно, поднимают Гермиону с пола, придерживают, и мозг взрывается яркими вспышками, потому что её теплые, влажные, покусанные губы въедаются ему в рот, оставляя привкус горечи и чего-то сладкого — кровь и зефир. Тонкие пальцы спускаются вниз, начинают возиться с ширинкой, на что Джордж стонет ей в губы, кусает, наслаждается, выпивает её. Гермиона спешит, стягивает свитер, — острая необходимость попробовать её грудь — запускает руки ему в волосы, целует шею, прикусывает кожу на кадыке, избавляет его от футболки — её пальцы везде. А он так хочет её. Сейчас. Здесь. На холодному полу. В неё. Мозг отказывается принимать это. Грейнджер — его, блин, Грейнджер — выгибается от его прикосновений. Чёртов Джордж. Чёртова ромашка. Чёртова Грейнджер. Грудь в аккуратном бюстгальтере, которую хочется сжать и попробовать. Пальцы брата сжимают тонкую талию девушки так сильно, что завтра наверняка останутся синяки, и Фред кипит, горит и превращается в пепел. Когда костяшки при ударе царапаются о ряд белоснежных зубов, когда Грейнджер смотрит на него большими — он тонет — глазами, а брат, пошатнувшись, прожигает его взглядом насквозь, он понимает, что именно сейчас он готов умереть по-настоящему.