Кровавый ангел

Уолкер совершенно не вписывался в интерьер. Весь в синяках и ссадинах, в заляпанной кровью белой мантии, он выглядел неуместно и даже комично на уютном диванчике в комнате, где все насквозь пропахло дымом дорогих сигарет и парфюма. Эта комната – просто олицетворение ее владельца. Фарс, небрежный изыск, как ни посмотри – логово Дьявола. Глаза цвета расплавленного золота смотрели на мальчишку внимательно, изучая, сканируя, словно пытаясь просверлить дыру в белых одеяниях, чтобы, наконец, лицезреть то, что скрыто за ними. Уолкер был нем и неподвижен. Вино в бокалах томилось от ожидания. Вино, как и хозяин комнаты, чувствовало опасность, исходящую от седого мальчишки. Нет в этих глазах ничего мальчишеского! Нет в них и страха. Это раздражало Тикки больше всего. Одним взмахом руки опрокинув бокалы, одним молниеносным движением оказавшись нос к носу с гостем, Лорд Микк впился пальцами в седые пряди, но на лице бывшего экзорциста не мелькнуло ни одной эмоции. И не хотелось верить, что Четырнадцатый выпил его до дна, не оставив и капли от того мальчика, чье сердце так сладко-мучительно трепетало, билось плененной птицей в его руках. Разлитое вино медленно стекало со стола, падая на ковер тяжелыми каплями. Приглушенное: «Кап. Кап. Кап.» эхом отдавалось в голове Лорда. Слишком громко, слишком раздражающе, до предела натягивая струны напряжения в заполненном вакуумом мозге. В нем уже не осталось мыслей. Время тянулось вязкой карамелью. Тикки и не подозревал ранее, как опасны могут быть чужие глаза. Эти серые омуты затягивали, сперва, на поверхности, такие светлые, покрытые тонкой пленкой апатии и надежды, и темные и ужасающие там… за ней. Говорят, если долго вглядываться в бездну, она начнет вглядываться в тебя. И там, где Микк ожидал увидеть страх, он видел лишь отражение своего собственного и вязкую, дурманящую пустоту. Губы Уолкера исказила ухмылка. Впервые за вечер. Такая гадкая, выражающая то ли презрение, то ли жалость, а может быть, и все сразу. Такой ухмылкой одаривают поверженных врагов. И тем более дико было видеть ее на губах переломанного, еле живого мальчишки. Тикки Микк на коленях, у ног своего гостя и пленника, казался маленьким, беспомощным щенком под этим леденящим взглядом. Лихорадочно сжимая переломанные пальцы, он раз за разом просил, умолял вернуть Аллена. Что-то совершенно безумное было в этих действиях. Хриплый, чуть истеричный смех Уолкера, словно бы вывел его из транса. Клетка терпения, лязгнув искореженным металлом, разлетелась на куски, выпуская тьму, что таилась за ней. У Тикки Микка свои способы убеждения. Тикки Микк всегда добивается результата. Левая рука сжала волосы на седой макушке, заставляя слегка запрокинуть голову и унять этот жуткий смех. Правая, аккуратно, почти нежно, коснулась груди бывшего экзорциста. Лорд чувствовал напряжение на кончиках пальцев. Казалось, воздух вокруг стал осязаем. Перчатка неимоверно раздражала. Микк стянул ее зубами и отбросил в сторону. Напряжение только усилилось. Преодолев клеть ребер, пальцы коснулись сердца, так медленно и верно отбивавшего ритм. Что-то яркое, теплое и давно забытое искрой блеснуло на дне серых глаз, когда Тикки, притянув мальчишку за волосы, накрыл его губы своими. Отголоски давнего бунта, осколок былого возмущения. Сердце под пальцами Лорда впервые ускорило свои удары. Совсем немного, но достаточно, чтобы мысленно улыбнуться первым успехам. Закат разливался вином по небу там, на воле, за пределами этой душной комнаты. Солнце, клонившееся к горизонту, освещало ее теплым, мягким светом. Оно играло в волосах Микка, создавая вокруг его головы янтарно-алый ареол, словно нимб кровавого ангела. И этот ангел пытался вытащить Уолкера из бездны. Как мог. Как умел. Для кого-то это показалось бы диким, но не для Аллена. Поцелуи Тикки, грубоватые, собственнические, как ушат холодной воды, просто созданы для приведения в чувство. И вот он уже прикрывает глаза, слабыми пальцами вцепляясь в белую рубашку Микка, сминая ее, пачкая кровью. И тело почти не болит. Оно, будто ватное, совсем не слушается. Безвольно отдается, подчиняется напору. Мягко, податливо, губы отвечают на поцелуи, и, кажется, что вся кровь, что еще осталась в теле, хлынула к щекам. Он не замечает, как его одежда оказывается на полу, не нужная, чужая, клоунская. Лорд покрывает поцелуями каждый сантиметр его кожи, словно пытаясь залечить ужасные шрамы на теле и на сердце своим неистовым теплом. Этот огонь совсем не жжет. Он умеет быть ласковым. Он умеет доводить до исступления, до помутнения рассудка. Он – та искра, что способна разжечь еле тлеющий огонек на пепелище сожженной души Уолкера. И этот огонь не оставит ни пепла, ни сажи. Не будет ни пошлых стонов, ни расцарапанной в кровь и выгнутой в оргазме спины. Только яркое чувство, разделенное на двоих. Пальцы больше не сжимают сердца Аллена. Оно неистово колотиться, бьется в такт с сердцем мужчины, что так трепетно обнимает хрупкое тело, вслушиваясь в каждый удар, пытаясь прочувствовать, почувствовать, запомнить каждый миг. Время застывает на кончиках переплетенных пальцев, только для них двоих, замирает в перемешивающемся дыхании, дает шанс высказать и вспомнить все когда-то данные обещания. Сбивчивый шепот, с нотой отчаяния, яростный призыв вернуть то, что было потеряно. Слишком тихо, чтобы услышал кто-то чужой. Достаточно громко, чтобы услышал тот, кто обязан слышать. Мальчик слишком устал, чтобы что-то ответить. Аллен Уолкер улыбается во сне. Ной укрывает мальчишку одеялом, подходит к окну и распахивает его настежь, впуская в комнату вечерние сумерки. Закуривает. Прохладный воздух приятно освежает и приводит в порядок взбудораженное сознание. Пальцы, с зажатой в них сигаретой, привычно небрежно откидывают с лица прилипшую челку. Еще пара глубоких, жадных затяжек. Пепел падает на дорогой ковер. Микку кажется, что вместе с этим пеплом уходит все беспокойство и страх. Уолкер вздыхает во сне и переворачивается на другой бок. Серебристые волосы падают на глаза, и к Тикки вновь возвращаются его сомнения. Малыш улыбается во сне, глядя на него из-под челки закрытыми глазами. И становится вновь неуютно, и в душу прокрадывается мерзкий и липкий страх. Ной вновь поправляет челку и затягивается пытаясь отогнать наваждение: кем же проснется этот малыш? Аллен вновь переворачивается и сладко сопит во сне. Белый ангел или белый демон. Он словно родной в этой темной, прохладной комнате и на этом мягком диване. А Тикки... Растерянный и задумчивый, ну совершенно не вписывается в интерьер.