Живи

– А я никому не нужен, – говорит он без нотки жалости к самому себе. Это верно, семья без него проживет. Поскорбит для приличия, так же, как и кучка приятелей, но вполне продержится. Даже Хеймитч смирится с потерей – при помощи дополнительных доз алкоголя. Лишь один человек на свете действительно будет страдать от этой невосполнимой утраты. И это я. – Мне, – возражаю я. – Мне нужен. Он с расстроенным видом набирает в грудь воздух. Готовится к долгому спору, а это нехорошо, это плохо, потому что разговоры о Прим и матери еще больше собьют меня с толку. И я закрываю напарнику рот поцелуем. Ну вот, опять это странное чувство. Так уже было однажды. В прошлом сезоне, в пещере, я целовала Пита, выпрашивая подарки у Хеймитча. Потом это происходило тысячи раз – и во время Игр, и потом. Но только единственный поцелуй затронул что-то в моей душе. Пробудил жажду большего. Правда, из раны на голове тут же заструилась кровь, и Пит уложил меня обратно. На этот раз нам ничто не мешает. - Хорош, голубки, - голос Джоанны вырвал меня из этого транса. - Да, сейчас, - крикнула я ей. Пит уже собирался встать, но я удержала его за рукав. - Стой! - я притягиваю его ближе и, забравшись к нему на колени, целую. Не по приказу, сама, по собственному желанию. Этот поцелуй разжигает во мне огонь. - Китнисс... - выдыхает Пит мне в губу - это не самое подходящее время... Его голос дрожит, выдавая волнение и плохо скрывая... желание. Он же сам этого хочет! - Нет, Пит. Я устала, слышишь? Я устала так жить! Я устала бояться за себя, за Прим, за тебя. Я устала оглядываться каждый раз, когда что-то делаю. Я устала каждый раз просыпаться среди ночи от собственных воплей. Я устала. И пусть эта Арена станет моей могилой... - Нет, Китнисс, не говори так, - Пит, до этого молча слушавший меня, вдруг возразил мне, - Ты не умрешь, слышишь, не умрешь. Я не допущу этого, - он смотрит мне в глаза, в его голосе столько уверенности. От него веет силой. А в глазах столько боли. - Мелларк, какой же ты идиот. Хоть раз в жизни дослушай меня до конца. Пусть даже я выживу здесь, но после всего это я не смогу жить спокойно. Потому что без тебя я жить не могу! Я не могу есть, пить, ходить по улице спокойно, зная, что тебя нет рядом. Ты, Пит, мой личный наркотик, я ведь даже спать без тебя не могу. И ты не можешь этого отрицать. Я устала просыпаться каждую ночь, видя твою смерть во снах от лап переродков или профи. Я хочу жить, Пит, жить с тобой. Живи со мной, Пит, живи сейчас. Последние слова я буквально выдыхаю ему в губы. Я не могу противиться своим желаниям, я накрываю его мягкие, пухлые губы своими, сухими от морской воды, губами, повалив его на песок. Пит сопротивляется, мычит что-то нечленораздельное, но меня это не остановит, я крепко держу его руки. Не сегодня, не сейчас. Когда он перестает сопротивляться, я отпускаю его. - Живи со мной, живи сейчас. Мои слова действую на него, как красная тряпка на быка. Он сжимает меня сильнее, так что я могу чувствовать каждую клеточку его тела своим. Он перехватывает инициативу на себя: вторгается своим языком в мой рот, исследует его, а вскоре и вовсе я оказываюсь снизу. Целует шею, ключицу. Руками пробиваюсь под его футболку, тяну вверх, но ткань прорезинена и плохо скользит. - Помоги мне, - шепчу я. Пит садится и сам снимает с себя футболку, оголяя свой накаченный торс. Боже, какое у него тело! Он откидывает голову назад, и его пшеничные волосы кажутся золотыми в солнечном свете. Он подцепляет края моей майки и тянет ее вверх, оставляя меня в одном нижнем белье. Губами целует шею, спускается к груди. Он спускает мой лиф, сжимает рукой груди, а ртом захватывает сосок. Я выгибаюсь под его ласками, а с моих уст срываются стоны. Пит запускает руку мне под голову и распускает мою косу. Я исследую его тело, глажу руками спину, чувствую напряжение его мышц. Целую его в шею. Он заводит мою руку за голову, и его сосок оказывается напротив моего лица. Я, недолго думая, обхватываю его губами, начинаю посасывать, кусаю, а потом ласкаю язычком. Пит стонет от моих ласк, его лицо исказила гримаса удовольствия. Тяну его ближе к себе, целую губы. Запускаю руки ему в штаны, ласкаю его. И ему явно это нравится! Он исследует мое тело губами. Боже, как это приятно! Он подбирается к моим брюкам и тянет их вниз, но и их ткань тоже прорезинена. Блин, они что, специально это сделали, чтоб нас помучить?! В этот момент я проклинала создателей этих костюмов! С горем пополам, но Питу всё же удается избавить меня от них, и я остаюсь в одном нижнем белье. Он снова возвращается к моим губам, правда ненадолго. Я переворачиваю его вниз, и начинается второй акт марлезонского балета по раздеванию. Я довольно быстро расправилась с пряжкой, но брюки никак мне не поддавались. В общем, после “барахтанья”, “валяния” и прочей порнографии, мне всё же удается избавиться от его одежды окончательно. Теперь мы равны. Пит целовал нежно и в то же время так страстно. Его ладонь скользнула под мое белье, пальцами собирая влагу, дразняще проникая внутрь, но лишь чуть-чуть... Я стонала, извивалась, как уж на сковородке, но Пит не собирался останавливаться. Не в силах терпеть этой сладостной муки, я подцепила его белье и потянула его вниз, закинув ему ноги за поясницу. Пит чуть приподнялся, открывая мне вид на его шикарные пропорции, и спустил мои трусики. Толчок. Боль пронзила меня огненной стрелой. Парадокс. Огненную девушку пронзила Огненная стрела. Я закусила губу, чтобы не закричать. Пит переплетает наши пальцы, а я сжимаю его руку. Не двигается, дает время привыкнуть к его размерам. Немаленьким таким размерам. Он наклоняется, целует мое лицо, лоб, щеки, нос, собирает слезинки, которые брызнули у меня из глаз. А я и не заметила. Пит медленно двигается во мне, потихоньку покачивается взад-вперед. Первые движения отдаются болью во мне, но со временем она уходит, и Пит увеличивает амплитуду движения. Он нависает надо мной, смотрит прямо в глаза. Не знаю, что он видит, но я не могу оторваться от его прекрасных омутов, они завораживают своей глубиной. С каждым движением, с каждым ускорением темпа я понимала, что попала в рай. Мы двигаемся синхронно, как единое целое. Я не хочу, чтобы это заканчивалось... Никогда... Стон срывается с моих уст, а Пит ловит его своими губами. Мы делим с ним одно дыхание на двоих, сливаясь в страстном поцелуе. Медленно, но верно мы приближаемся к пику блаженства. Я не могу сдержать стон, рвущийся наружу, и кричу от наслаждения. Боги, как это прекрасно! Я ничего не вижу и не слышу вокруг себя, сейчас для меня существует лишь Пит и его равномерные толчки во мне. - Им что, совсем заняться нечем, мы тут выжить пытаемся, а они трахаются, - сказала Джоанна, наблюдая за Китнисс и Питом из-под пальмы. - Отстань от них, Джо, - одернул ее Финник, - В конце концов, их лишили первой брачной ночи, так что имеют право. Я перестаю понимать, где я. Сейчас существуют лишь толчки Пита во мне, его губы, ласкающие мои, его глаза, неотрывно смотрящие в мои, с нежностью, трепетом, желанием... и, что важнее всего, любовью! Боже, какое блаженство! Мы вместе приближаемся к крайней точке. Я чувствую, что Пит уже на грани, да и я тоже. Но он держится, не позволяя себе первым разразиться удовольствием. Сквозь собственные стоны ему на ушко, я готова поклясться, что ему это нравиться, я слышала скрежет его зубов и силу его воздержания. И лишь когда волна оргазма накрыла меня, он позволил себе финальный бросок в меня и с грохотом упал на меня, прижимая мое обессиленное тельце к влажному от нашего пота песку своим мускулистым телом.