***
За окном падает снег. Большие, белые хлопья в медленном, завораживающем танце оседают на промерзлой, серой земле, на голых ветвях деревьев, на украшенном еловыми ветвями крыльце. Это первая в жизни Стайлза снежная зима здесь, в Бейкон Хиллс, в штате Калифорния, где аномальная погода побила все мыслимые и немыслимые рекорды в этом году. Горящие разноцветные гирлянды окрашивают сугробы на подоконнике во все цвета радуги, подсвечивая невесомый снежный пух. Стайлз протягивает руку, желая прикоснуться к этому чуду, но кончики пальцев упираются в затянутое изморозью стекло. Оно обжигает холодом, и Стайлз тут же одергивает руку, быстро пряча ее в карман свитера, связанного из черной волчьей шерсти. Она все-таки пригодилась. Правда, чтобы спрясть все, что Стайлз успел начесать, пришлось ехать в другой город, где одна сердобольная бабуля с веретеном согласилась сделать пряжу за несущественную помощь в приведении своего жилища в порядок — сверхъестественными силами, разумеется. На прохудившуюся крышу лазил Скотт, его не жалко. Эрика обработала ягодные кусты, Бойд вспахал грядки, Айзек собрал урожай с фруктовых деревьев. Кален в это время обследовал бабулиных бесчисленных кошек, выписал им витамины и порекомендовал правильное питание. Стайлз тогда, как и сейчас, все время простоял у окна, бездумно глядя на раскинувшиеся до самого горизонта поля и леса. Как хотелось ему обратиться, встать на четыре лапы, убежать в эти влекущие неизведанностью дали, раствориться в них и познать вкус настоящей свободы. — Стайлз, ты идешь? — раздается из-за спины голос отца, заставивший его очнуться. Лето за окном давно сменила осень, и вот уже пришла зима. Сегодня канун Рождества, которое они празднуют в отреставрированном лесном коттедже. У стаи ушел год, чтобы привести этот заброшенный в течение семи лет дом в божеский вид, и хотя былого великолепия пока еще не наблюдалось, они продолжали усердно работать над восстановлением этого места, которое станет их новым домом. — Иду, — Стайлз медленно поворачивается и оглядывает гостиную. Отец сидит на диване, обнимая за плечи прильнувшую к его боку Мелиссу МакКолл, которая очень скоро перестанет быть мисс, снова став миссис, а они со Скоттом официально породнятся. Вряд ли какие-то бумажки что-то изменят в их жизнях, но Стайлз со Скоттом серьезно планируют уговорить своих родителей съехаться, и не просто в один дом, а конкретно — в этот. Может, им это и удастся, как знать? Все-таки чудеса под Рождество случаются, особенно если помочь их свершению бутылочкой отменного красного вина. Скотт и Эллисон сидят на диване напротив мистера Стилински и пока-еще-мисс МакКолл, обнявшись, как и они, тесно прильнув друг к другу. Они пьют сладкий глинтвейн, уткнувшись с носами в кружки, и поглядывают друг на друга с озорством малолетних проказников. Они только вернулись с улицы, где играли в снежки, мокрые и продрогшие насквозь, их тут же раздели, переодели и укутали в несколько шкур и пледов, под которыми совсем не было видно, как рука Скотта давно блуждает где-то по бедрам Эллисон, и только ему одному слышно, как она вздыхает от этих ласк, и лишь он видит маленьких озабоченных чертят в ее прекрасных глазах, за которые он давно продал свою пропащую в бессмертной любви волчью душу. Эрика хвостом таскается за Каленом и уговаривает его попробовать очередной кулинарный изыск, над которым она страдала с самого утра, готовясь к праздничной ночи, и бедный кастодиан уже не знает, как отказать ей так, чтобы не обидеть. У Эрики было множество неоспоримых достоинств и талантов, но готовка точно не входила в их число. Кален почти жалостливо улыбается, не размыкая губ, но Эрика настойчивая, как танк, и, в конце концов, мужчина сдается. Наклоняется, берет тарталетку в рот, едва успевая прикоснуться губами к кончикам пальцев стремительно краснеющей девушки, жует, проглатывает и безбожно врет, что это было божественно вкусно. Эрика сияет, заглядывая ему в глаза, и Стайлз поражается, насколько некоторые люди становятся слепы, когда влюбляются по уши, а Рейес была самым тяжелым случаем на его практике... Ну после самого Стайлза. Джексон и Дэнни уединились в самом темном углу, за свежесрубленной, ярко украшенной елкой, аромат которой пропитал весь дом. Сладкая парочка воркует о чем-то своем, кушая поджаренный в камине зефир с рук, не забывая тщательно облизывать чужие пальцы. В эти мгновения они смотрят в глаза друг друга и понимают все без всяких слов. Стайлз им завидует, немного, самую малость. Но хорошей завистью. Он рад за них и даже этому не удивляется. Иногда. К Дэнни у него нет никаких претензий, но вот Джексон... Удивительно, но он стал куда терпимее, хотя до сих пор Стайлзу порой нестерпимо хочется съездить по его самодовольной, смазливой морде, и обычно он себе не отказывает в этом удовольствии. А еще невероятно наслаждается теми неловкими встречами Джексона и Питера, когда им приходится о чем-то разговаривать или хотя бы пытаться: не так-то просто свыкнуться с мыслью, что этих двоих связывает куда больше, чем генетическое засранство. Айзек и Бойд заразительно хохочут, пересказывая друг другу впечатления от их вчерашней стайной прогулки, когда они нашли на чердаке старые, большие сани с еще целой собачьей упряжкой, куда впрягли молодых волков и устроили им заезд на скорость по самым глубоким сугробам. Айзека особенно веселит воспоминание о том, как у него разъезжались лапы на льду, когда они выскочили на замерзшее озеро. Бойд вспоминает, как в конце-концов омега смачно поцеловался с землей и пропахал снег носом не хуже снегоуборочной машины. Они хотят завтра повторить, и Стайлз совершенно не против снова занять роль волчьего погонщика. Если, конечно, после того, как он опрокинул сани, его на эту почетную должность возьмут. Питер и Лидия где-то на кухне, заканчивают последние приготовления для рождественского ужина. Стайлзу не нужен волчий слух, чтобы слышать приглушенное хихиканье Лидии, когда Питер нюхает ее за ушком, прижимаясь сзади и крепко держа за аппетитные бедра. Он, дурачась, говорит "Аррр", неубедительно изображая волчье рычание человеческим голосом, и прикусывает ее за кончик ушка, и Лидия рассыпается в звонком смехе, уворачивается, отпихивает его, жмется при этом ближе, говорит, что он противный, отстань, прекрати, "Питер, мы же не одни", а потом тихонько стонет, подставляя свою шею для поцелуев, и, не раздумывая, соглашается пойти наверх сразу, как предложение успевает прозвучать. Рождественского ужина остальные могут и не дождаться. Наконец, Стайлз подходит к дивану, садится в свободное кресло. За окном воет вьюга, мерзло и темно, а здесь, в гостиной, в кругу семьи, тепло и уютно. Но внутри все равно холодно. Он зябко натягивает рукава свитера на пальцы, прижимает сжатые кулаки к губам, вдыхая запах шерсти, которая все еще пахнет лесом — сырой землей, свежей травой, родниковой водой, теплым ветром… Стайлз вдыхает глубже, невольно закрывая глаза. — А где Дерек? — вдруг спрашивает Скотт, с трудом оторвавшись от Эллисон, но с каждым разом ему удается это все лучше и лучше. — Они с Крисом пошли еще за вином, — отвечает все-еще-трезвый Джон. — Не много ли алкоголя? — с некоторым беспокойством спрашивает Мелисса, единственная здравомыслящая женщина в их ненормальной компании. — Мам, мы ж оборотни, мы не пьянеем, — напоминает ей Скотт. Он хочет еще глинтвейна. И хочет не только глинтвейн. — Зато кое-кто еще как, — и Мелисса многозначительно стреляет глазами в смутившегося Джона. Стайлз хмыкает и одними губами говорит повернувшемуся на звук отцу "подкаблучник", за что получает от него смачный подзатыльник. Но лишь смеется, приглаживая неприлично отросшие волосы. Он тут же замолкает и быстро делает морду-кирпичом, стоит нарисоваться затерявшимся без вести мужчинам. — Что так долго? — недовольно спрашивает Стайлз у Дерека, волком глядя на него исподлобья. — Неужели соскучился? — ехидно парирует наезд волк, нагло выпихивая Стайлза из кресла, но лишь для того, чтобы усадить его к себе на колени и обнять покрепче. — Замерз? — шепчет он ему на ухо, опаляя кожу своим горячим дыханием и заставляя парня трепетать и таять. — Немного, — тихонько отвечает он, пока Крис показывает Джону бутылки и рассказывает об их волшебном содержимом, а все с интересом ему внимают, не обращая никакого внимания на прячущегося в руках Дерека Стайлза, который закрывает глаза, опуская голову на широкое и удобное плечо волка. Он глубоко вдыхает, максимально наполняя воздухом легкие, пока не заболят. Задерживает дыхание ненадолго, наслаждаясь послевкусием запаха горячей кожи Дерека, и медленно выдыхает, трясь носом о его шею, ластясь к нему и ерзая на коленях, чтобы прижаться как можно ближе, раствориться в нем, целиком, безвозвратно, навсегда. — Мне нравится твой запах, — бормочет он, целуя волка за ухом, пока рука мужчины неспешно поглаживает его по спине. — Я тоже люблю тебя, — отвечает Дерек, Стайлз слышит улыбку в его голосе и сам не замечает, что улыбается от уха до уха. Он счастлив. Безумно. Ведь чудеса случаются не в магические дни и не из-за таинственных примет. Они происходят, когда ты по-настоящему в них веришь, больше всего на свете желаешь, чтобы они претворились в жизнь твоими надеждами и молитвами. И чудеса случаются. Одно чудо произошло, когда Стайлз впервые пришел в этот опустевший, одинокий дом полтора года назад, будто кто-то специально привел его, прямиком в крепкие объятия своей судьбы и — Дерека. Но самое главное чудо случилось почти уже год назад, в ту самую особенную ночь. Ночь, когда цветет папоротник.Конец.