Sanctus Dominus

      Дрова поленницей давно уж сложены, и пеньем ангельским звенит хорал. Мы здесь одни с тобой, но, по-хорошему, мне бы отдать тебя под трибунал. Мне бы отдать тебя суду подпольному, держать в клети полыни-лебеды, чтоб ни одна служанка сердобольная тебе не смела поднести воды, чтоб кардинал седой в червонной мантии да счесть не мог молитвенных ночей, чтоб твои косы, венчанные платиной, засияли на его мече. Чтоб в тисках рассудок затуманенный бичевали плетью, как могли, чтобы после первого признания на базарной площади сожгли, на кострище жарком чистых помыслов, с Божьим именем — да на устах...       ...Нет! Ты моя отныне. Sanctus Dominus! O miserere mei! Я справлюсь сам!..       Столько праведного — и распутного! — я не видел в облике одном: еретичка, ведьма, девка блудная на коленях перед алтарём... И глаза слезятся в мраке дымчатом, и свеча на ладане горит, я тебе надел ошейник вильчатый, чтоб впивался в кожу до крови. И поверь, не одного неверного я водил по острию ножа, не один признался в муках смертных мне в том, чего вовек не совершал. Что, молчишь?.. Бесстрастная. Спокойная... Не расскажешь, значит? Хорошо! Я девичью щиколотку стройную затяну в испанский сапожок, затяну над ранами открытыми, еретичка вздрогнет на заре, засмеётся вслух над Инквизитором в окроплённом кровью стихаре. Еретичка. Ведьма... кто же, кроме нас, сбережёт в сраженьях веры нить?..       ...Miserere mei, o sanctus Dominus! Отучи меня её любить!..       Как порою в свете дня покорны мы, — вновь бушует римская весна, мы сидим вдвоём по обе стороны от переговорного стола. Мы вдвоём — друг друга отражение, мы вдвоём — и оправданий нет, ах, синьора, время соглашения, вежливых улыбок вам в ответ.       Как стемнеет — снова выть от боли мне, и приснится бредом на заре золочёный крест над Капитолием, Инквизитор в алом стихаре,       И шепчу в ладонь я — sanctus Dominus! — тайну, что твои костры хранят.       Ведь в оковах перед Божьим промыслом       Ты грешна.       А на коленях – я.