Я-Хюррем!

Корабль готовился к отплытию, капитан и матросы сновали по берегу, будто толстые мыши, готовящие запасы на зиму. Темноволосый мужчина с маленьким мальчиком на руках невольно усмехнулся, заметив такое сходство. Мыши, они и есть мыши — хоть и в человеческом облике. Трусливые, глупые и маленькие. Они не стремятся к власти и довольствуются самым малым — небольшим кошельком с золотом, выгодно сосватанной женой и дарованными Аллахом детьми. «А я власти хочу, — сердито подумал про себя темноволосый мужчина. –И ее. Русскую нахалку. Вот угораздило же влюбиться на свою голову!» Как вы уже, наверное, догадались — темноволосым мужчиной был бывший Великий визирь Сулейман-хана, сын греческого рыбака из Парги, Ибрагим-паша Хазретлери. В данный момент он ждал отплытия судна, на котором его доверенный человек должен будет увезти маленького шехзаде Мустфау, которого все во дворце на данный момент должны считать мертвым. Если только русская ведьма не заметила подмену… При этой мысли бывший Великий визирь содрогнулся. Впрочем, даже если и заметила — ее это уже никак не спасет. Рустем-ага, правая рука Ибрагима и вернейший помощник в делах, показался на верфи спустя десять минут. В развевающемся плаще, с торопливой и немного нервной походкой, этот конюх из Боснии был похож на вора, который старается скрыться от правосудия, но нечистая совесть выдает его жестами и словами. Хотя Рустем никогда не был вором, а привычка так двигаться пришла из его бедняцкого детства, когда тощего и жалкого мальчишку часто колотили старшие товарищи. -Я все сделал, как вы приказали, паша, — наклонившись к Ибрагиму, тихо сообщил Рустем. — Ее привезут сегодня ночью. -Отлично! — лицо Ибрагима просияло. Это значит, что завтра утром они смогут отплыть на другом корабле. И прощай, мерзкий Стамбул, интриганы-визири и стелящиеся перед Сулейманом янычары! Прощай, заносчивая и спесивая валидэ, отравленная медленно действующим ядом, невыносимо жарко глядящая на него каждый раз баш-кадина и опостылевшая, ненасытная жена! — Забирай мальчика, отплытие через полчаса. Деньги у тебя есть? -Я взял с собой несколько тысяч акче, из тех, что вы мне давали, паша. -Отдашь его моему отцу. Запомни — он рыбак, простой рыбак. Его зовут Георгис… -Вы говорили, паша. -Передай, что я приеду к ним при первой возможности. Пусть берегут мальчика и по возможности не выпускают гулять. -Я все понял, господин. Ибрагим молча стянул с руки дорогое кольцо, подаренное ему султаном на свадьбу. Положил в ладонь Рустема и передал ему сонно сопящего Мустафу, поплотнее укутав мальчика в плащ. Пусть пока шехзаде поживет вдали от этого грязного дворца, где сами стены пропитаны кровью, а царственная династия морально разлагается. Через год или два он заберет его в дом, где будут расти его дети от любимой женщины, и воспитает как своего собственного сына. Чтобы в один прекрасный момент, когда мальчик будет готов, а его отец отправится в райские сады Аллаха, занять трон династии Османов, приняв меч Аюба. А Ибрагим станет при нем не только Великим визирем, но и фактическим правителем. -Ее доставят туда, куда мы договаривались? — перед тем, как уйти, поинтересовался Ибрагим. Рустем молча кивнул и приложил ладонь к губам, к сердцу и ко лбу, прощаясь на восточный манер со своим покровителем. — Удачного плавания тебе, ага! -И вам, господин! Мужчины разошлись. Рустем направился в оплаченную каюту, где его уже ждала служанка, нанятая Ибрагимом для ухода за Мустафой, а бывший Великий визирь направился в очередной дом увеселений, чтобы дождаться посыльного с поистине драгоценной ношей, который должен будет появиться в полночь. *** Последнее, что я помнила перед тем, как потерять сознание — это удар по голове тяжелым и тупым предметом. Дальше только блаженная темнота, которая принесла с собой покой и облегчение. Перед этим мы обсудили вопрос похищения Мустафы с Сулейманом, и супруг мой помчался выяснять все, что только можно, к горюющей баш-кадине. А я начала бесцельно бродить по покоям, размышляя, где же пропал Гюль-ага с давно обещанной мне шаурмой. Потом был стук в дверь, вошел потерянный евнух с лакомым блюдом, я потребовала отчета и, вгрызаясь во вкусно пахнущую трубочку с начинкой, повернулась к нему спиной… А дальше я уже говорила. Удар по затылку и темнота. Очнулась я уже поздно ночью, обнаружив себя полностью раздетой в незнакомой комнате. Это что еще за…? -Есть здесь кто-нибудь? — от долгого пребывания в обмороке горло пересохло, и теперь я хрипела, как испорченный патефон. -Проснулась? — раздался знакомый и очень ехидный голос, а затем на свет, идущий от небольшой свечи, вышел… Ибрагим в халате. С довольной-предовольной рожей. -Э? — моя челюсть плавно отвисла. Мстить будет за неудавшееся отравление? — Это как понимать? -Мы уезжаем, — нахально укладываясь со мной рядом и жадно огладив мою грудь, пробормотал опальный паша. Я рефлекторно дернулась и слегка заехала локтем ему в лицо. — Утром сядем на корабль, и поплывем в Венецию. -Зачем?! Ты сдурел… — я рывком села на постели, подтянув одеяло к груди. А то его жадно горящие глазки меня пугают. — Я Хасеки Султан! Сулейман казнит тебя, если узнает. -Мне плевать. И глаза такие безумные-безумные… Я внимательно посмотрела на упрямое лицо грека, и до меня стало доходить. Он меня не травить или убивать придумал, он меня украсть решил! Не из-за ребенка ли? Ох и чуда-ак… Но где-то в глубине души было даже приятно. Нет, честно. -Зачем? — это все, на что меня хватило. Ибрагим посмотрел мне в глаза и промолчал. Видимо, и сам толком не знает, зачем. А может, признавать не хочет. — Я ношу ребенка от султана. -Мне плевать. Ах, уже даже и на ребенка плевать?! Ну дела… -Ты его не любишь, — помолчав и отвернувшись от меня, сказал грек спустя пару минут. Я сверлила его спину взглядом и молчала. — Тебе нужна любовь, Хюррем. Настоящая, страстная. Не только власть. Эта власть стала делать тебя такой же бездушной куклой, как и всех в этом дворце, но ты не такая. Загнул так загнул. -Я просто увезу тебя с собой, и мы будем жить в мире и покое. Ты была христианкой, как и я. Мы придем в церковь и обвенчаемся там, заново приняв христианство. Моя челюсть тихо уехала вниз. Один раз меня уже увезли в ковре в Анапу, в бытность мою младой взбалмошной девицей, а теперь не в ковре, но в Венецию! Расту потихонечку… -Ты сошел с ума.. –тихо и обреченно заметила я. А потом просто не заметила, как оказалась в объятиях этого безумца, растворяясь в жаркой патоке страсти. И было мне в этот момент ну никак не до Сулеймана и его украденного сына. И кто я после этого?