Рики

      Конец мая давил духотой. Горячими липкими пальцами он осторожно ощупывал тело, забираясь всё дальше, под лёгкую футболку — от этого становилось невероятно мерзко: каждые полчаса дико хотелось бросить к чертям все неотложные дела и отправиться в душ. Встать под струи воды, запрокинуть голову и представлять, что стоишь под небольшим водопадом, срывающимся с невысокого нагромождения влажных замшелых камней, от которых веет то ли мертвецким холодом, то ли живительной прохладой. Вязкий застоявшийся воздух всё никак не выветривался через балконную дверь, распахнутую, словно огромный беззубый рот, разверзнутый в немом вопле умирающего. Умирающего от жары. Истекающего потом так обильно, что, кажется, лучше бы истекал кровью. И нервно дёргающегося всем телом, не в силах даже приподняться на локтях. Именно так чувствовала себя девушка, распластавшаяся на небольшом тёмно-зелёном диванчике в кухне, прямо напротив злополучной двери, ведущей на балкон. Ей нестерпимо хотелось снова пойти в душ — даже при мысли о том, что её тело окажется под напором прохладных струек воды, она едва не испускала стон наслаждения. Но, когда она уже готова была медленно отдирать каждую тонкую конечность от уже ставшего влажным от пота дивана и с радостными восклицаниями ковылять в ванную, в памяти девушки всплывали эти мерзкие цифры из счетов за воду и электричество, едва ли не заставляя её и без того опухшие голубые глаза наполняться слезами. «Нет, нет-нет-нет! Никакой новой влаги! Ни за что!» — Она медленно помотала головой из стороны в сторону; её рыжие волосы непременно разметались бы во все стороны по зелёной подушке, если бы были достаточно длинными для этого. Мысли лихорадочно бились о черепушку изнутри то тут, то там, не давая сфокусировать внимание на чём-то конкретном. — «Кажется, я закрыла дверь... Сколько же сейчас времени? Наверное, около пяти... Не поздно?» Преодолевая пульсацию в голове и слабость в ногах, Рики наконец встала и, шатаясь, направилась к раковине, в которой, естественно, возвышалась Вавилонская, Эйфелева, Пизанская или ещё какая-нибудь, но абсолютно точно выдающаяся башня, сложенная двумя усердными парнями из немытой посуды. Вчера в гости завалился брат девушки: высокий, почти под два метра, но при этом худощавый музыкант с длинными волосами каштанового цвета, заплетёнными в дреды, и его лучший друг: тихий айтишник в тонких очках и с вечно растрёпанными, даже будучи убранными в хвост, светлыми космами.       Дэнни снова с только ему свойственным нахальством пихал ей деньги, которые, как он очень рьяно её уверял, передали для Рики их родители, а Ким, как обычно, отстранённо смотрел в окно поверх тонкой оправы очков — на уходящее за горизонт солнце, бродящих внизу людей, суетящихся птиц или чёрт знает на что ещё. Рики так яростно отстаивала свою самостоятельность и материальную обеспеченность, что даже убедила их остаться у неё на ужин, а уже потом продолжить решение этой — естественно, очень важной, но, кажется, не для Рики — проблемы. Старший братец ухмыльнулся, лукаво сверкнув зелёными глазами и запустив руку с длинными цепкими пальцами в свой потёртый рюкзак с множеством ремешков, молний и нашивок, и через пару секунд выудил оттуда пару банок всё ещё холодного пива: — Прости, у меня только две, — Одну он со стуком поставил на стол, а вторую, не теряя времени, открыл сам. Ким, вырванный из собственных мыслей характерным щелчком, который могла издавать только открываемая банка пива, тут же посмотрел на высоченного друга с напускным осуждением, но спустя несколько секунд на его лице тоже проступила лёгкая ухмылка. Он прислонился спиной к стене и махнул рукой в сторону одиноко стоящей на краю стола жестяной банки: мол, бери, обойдусь. Рики же с многозначительным видом проследовала к обвешанному бумажками на мелких магнитиках холодильнику и извлекла из него бутыль красного полусладкого. Откупорив уже открытый ранее тёмно-зелёный сосуд, девушка отхлебнула прямо из горла и растянулась в улыбке: — Хэй, кто-нибудь ещё думает, что у меня туго с деньгами? — Рики сделала второй глоток; Ким, пожав плечами, потянулся рукой к банке с холодным пивом. Вскоре все трое сидели за столом в маленькой кухне, стены которой были сплошь увешаны разного рода записками — от списков того, что нужно купить в магазине, до забористых цитат из любимых книг — и незамысловатыми набросками — преимущественно еды, которая, впрочем, выглядела не очень аппетитно: в тарелке риса можно было разглядеть мелких червей, в чашке кофе — глазное яблоко, а в пироге — кажется, яблочном — нечто, напоминающее личинку майского жука. Но эти рисунки висели, в основном, в самых незаметных углах — непонятно, зачем, но висели. Ким списывал это на мрачную и тёмную фантазию девушки, а Дэну даже нравилось — к слову, именно поэтому он и попросил сестру разработать обложку для первого и пока что единственного альбома группы из трёх человек, в которой он был и автором песен, и их исполнителем по части гитары и вокала. Кстати говоря, дома у Рики тоже имелась гитара — будучи окрашена в чёрно-зелёные цвета и облеплена разного рода стикерами и наклейками, она прекрасно вписывалась в мрачную атмосферу однокомнатной квартирки, горизонтальные поверхности которой были уставлены разного рода растениями, а вертикальные облеплены записками, рисунками и фотографиями. Рики немного умела играть на ней и даже иногда наигрывала простенькие спокойные мелодии, нашёптываемые шуршаньем листьев, криками птиц или шумом машин за окном. Теперь же, когда Дэниэл, сочинитель и исполнитель собственных музыкальных шедевров, выпил достаточно, чтобы стать чуть более разговорчивым — хотя, казалось бы, куда уж ещё разговорчивее — наступил тот самый момент, который заставлял Рики трепетать в предвкушении, а Кима, на которого алкоголь подействовал, видимо, сильнее, чем на остальных, с плохо скрываемой улыбкой тянуться к карману за телефоном, дабы записать музыку хотя бы на встроенный диктофон. — Чувак, ну я же просил, — Говорит парень, уже усевшись обратно за стол с акустической гитарой в руках, — Не записывай меня, когда я пьян. — Да ты на каждую репу с бутылкой приходишь, а я потом вас, ужратых, записываю и свожу, — С лёгким укором напомнил Ким, но телефон всё же убрал. — А, да и хер с тобой, вообще-то, — Дэн шумно втянул носом воздух, медленно выдохнул, выдержал драматичную паузу и, пафосно взмахнув рукой и прикрыв глаза, коснулся струн. Резкий, противный звук вдруг вырвал Рики из полузабытья, в которое она вернулась, вымыв часть посуды. Хотя, будь это даже сирена воздушной тревоги, она бы не подорвалась бежать куда бы то ни было, а лениво закрыла глаза, вздохнула и продолжила лежать пластом в ожидании смерти или чего там ей нужно было ждать. Но, увы, бомб на городок никто не сбрасывал, — даже самолёты пролетали здесь редко - а звук был, несомненно, результатом непрерывного нажатия на старый дверной звонок. Скривив лицо, худосочное тело стало медленно подниматься с дивана. И что за дурацкая у него привычка — не отпускать кнопку звонка пока ему не откроют? Звон этот всегда раздавался будто внутри черепной коробки, мозг от этого начинал зудеть и вибрировать — в такую жару это было просто невыносимо. Но ничего не поделаешь — друга нужно впустить. Рики прислонилась головой к двери и сделала два оборота ключом в замке. С лестничной клетки вдруг повеяло прохладой. — Долго же ты, — донеслось оттуда. — Ага, и тебе привет. Солнце наконец скрылось за горизонтом.