"Как стать бандиткой" — мастер-класс от историка

— Маргарита, а откуда у нас банка мёда? На мгновение я перестала перемешивать сахар в чашке чая и оглушительный звон чайной ложки затих. — Я в понедельник купила. Я почувствовала на себе недоверчивый взгляд отца, но всё-таки не подняла голову, продолжая сосредоточенно перемешивать сахар. Отец ничего не сказал и сел напротив, развернув газету и начиная что-то мне рассказывать. Это был первый раз, когда я его совершенно не слушала, погрузившись в свои мысли. Скорее всего, он не заметил моего потерянного вида — или же сделал вид, что не заметил. Наши отношения с отцом зашли в тупик, если говорить начистоту. На протяжении дня мы могли перекинуться парой стандартных фраз, задать несколько нейтральных вопросов и получить такие же нейтральные ответы. Впрочем, такое было и до того момента, когда отец увидел меня с байкерами, но раньше напряжение хотя бы не так сильно ощущалось, а теперь оно стало вовсе не выносимым. Почему-то именно сегодня я поняла очень важную деталь. Мы перестали быть друг другу настоящими родственниками. Да, у нас общая кровь. Да, свидетельство о рождении подтверждает, что я дочь Миронченко Сергея Ивановича. Однако это всё не то. Нет домашнего уюта, заботы и тепла. Нет искренних улыбок, вопросов и переживаний. Всё наигранное, ненастоящее и вынужденное. Горе может сломить человека, но никогда не нужно забывать о близких людях: им тоже трудно. Я перестала мешать сахар и уставилась в одну точку на столе. Когда в последний раз он подвозил меня до школы просто так, без какой-либо причины? Когда в последний раз он интересовался, как у меня дела, потому что ему было по-настоящему интересно? Когда в последний раз мы вместе ездили на выходных куда-нибудь? Я знаю ответ: тогда, когда мама была ещё жива. После её смерти всё перестало существовать. Осталась только боль — и ничего больше. Я судорожно вздохнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Нельзя плакать. Не в обществе этого человека. Нужно держать всё в себе. Проблема в том, что когда держишь всё в себе, то эмоции убивают изнутри. Нужно обязательно с кем-то делиться своими переживаниями. С отцом? Нельзя. Ни за что в мире. Остаётся Ян. Но поймёт ли он? Станет ли слушать? — Маргарита? — послышался сквозь пелену голос отца. — Всё в порядке? Я напрягла слух, чтобы услышать в его голосе хоть какие-нибудь эмоции. Только лёгкая растерянность. Ни капли заботы или переживания. — Да, — сухо ответила я и сжала ладони в кулаки под столом. — Нам не пора ехать? Боковым зрением я увидела, как отец кивнул, посмотрев на меня изучающим взглядом, и встал из-за стола, направившись в коридор. Я начала быстро моргать, и слёзы исчезли, однако я знала, что это ненадолго. Скоро они вернутся, но сейчас об этом не стоит думать. У меня есть другая цель. Нужно приехать в школу спокойной, как всегда, чтобы Ян ничего не заподозрил. В последнее время он порывается прийти ко мне домой и высказать отцу всё в лицо. Я слышала его пламенную речь, в которой практически не было приличных выражений. На улице было прохладно. Небо затянуло плотной завесой серых туч, даже маленький лучик солнца не прорывался. Под ногами всё ещё можно было заметить снег, хотя сегодня уже девятнадцатое февраля. Отец услужливо открыл для меня дверцу старенькой машины, которую никак нельзя было сравнить с современным мотоциклом Яна, и я забралась внутрь. Я словила себя на мысли, что каждого человека сравниваю с Яном, и не нахожу похожего. Я улыбнулась, зарываясь носом в тёплый шарф и прикрывая глаза. Надеюсь, сегодня обойдётся без приключений. Я настолько погрузилась в свои мысли, что даже не успела заметить, как мы уже приехали. В школе было намного теплее, чем на улице, и уютнее, чем дома. Везде сновали ученики, сонные и недовольные, некоторые даже злые, но я никак не могла найти ни одного своего одноклассника, как будто они в воду канули. Странно, но даже Яна нигде не было. Меня это настораживало. Когда мы подходили к кабинету истории, отца окликнула директриса. Он отошёл. Воспользовавшись моментом, я быстро заглянула в кабинет истории и удивлённо посмотрела сначала на Яна, а потом на класс. — Челюсть подними, — весело посоветовал Ян, подходя ко мне и обнимая за плечи. — Как ты это сделал? — спросила я. Я недоверчиво смотрела на одноклассников, которые сидели с идеально ровными осанками и сосредоточенно смотрели то в тетрадь, то на доску, на которой была написана тема урока аккуратным почерком. Учитель улыбался, и я заметила, что на нём был строгий костюм и даже «удавка». — Не ссы, Маргаритка. — Он легонько хлопнул меня по плечу. — Всё будет отлично. Я вздохнула и понурила голову, проходя к своему законному месту напротив учителя и бормоча себе под нос: — Особенно если ты будешь называть всех по прозвищам, а не именам... Нужно кое-что прояснить. Мне всё-таки удалось уговорить Яна провести нормальный урок истории. Правда, он сказал, что просто так не будет «мучить своих любимых дегенератов никому не нужной информацией», но мне не хотелось, чтобы отец потребовал у директрисы уволить историка, поэтому я согласилась, даже не догадываясь о том, что будет ждать меня впереди... Сейчас я была в счастливом неведении. Скажу сразу: лучше бы так оставалось всегда. Вскоре начался урок. Ян очень хорошо рассказывал новую тему (новую и единственную тему, которую нам удалось выслушать в этой четверти). Иногда он запинался, но быстро выкручивался, добавляя что-то своё, что, к моему удивлению, являлось правильным фактом. Может быть, Ян отлично знает историю? Может, он просто притворялся, когда я учила его, что нужно рассказывать?.. Рядом со мной сидел отец, который внимательно вслушивался в рассказ и изредка записывал какие-то фразы в блокнот. Одноклассники вели себя как минимум тихо и даже иногда спрашивали что-то по теме, исключая свои фразы, оскорбления и смех. Даже Димка не спал, что было слишком неожиданно, а я ломала голову над тем, как Яну удалось заставить 11 «А» молчать. Загадка! Как говорится, всё начиналось слишком хорошо, потому что, когда прошла половина урока, взгляд Яна упал на цветок. Он вдруг закричал: — Кто из вас, дегенераты тупоголовые, извращенцем стал и в самоубийцы записался? Все удивлённо моргали, смотря на учителя ошарашенными взглядами. Видимо, никто не рассчитывал, что он сам всё испортит. Ян был вне себя. Его взгляд выражал такую злость и ненависть, что мне было искренне жаль того, кто смог его разозлить. — Я спрашиваю, кто из вас Гошу раздевал? — гаркнул Ян, тяжело дыша и скрещивая руки на груди. Отец слегка наклонился ко мне и спросил шёпотом: — Маргарита, а кто этот пострадавший Георгий? Я тяжело вздохнула и прикусила нижнюю губу. — Не беспокойся, отец. Это... — я снова вздохнула, но отступать было некуда, — растение. Ян, казалось, нас не слышал, смотря на своё любимое растение. Его глаза метали молнии. Кстати сказать, у Гоши теперь не было ни одного листочка. Странно, что учитель раньше этого не заметил. — Кто из вас, дебилов, это сделал? — продолжал кричать Ян. Его взгляд вдруг упал на Буржуинова. В мгновение ока он оказался рядом с Жориком, схватив ошарашенного ученика за шиворот, и поволок его к учительскому столу. Ян начал тыкать его носом в цветок и злобно приговаривать: — Кто это сделал? Кто это сделал?! Я закрыла лицо руками, чтобы не видеть этого ужаса. Мне хотелось рыдать и истерически смеяться. А бедный Жорик-мажорик отошёл от шока и крикнул: — Да не я это! Ян быстро его отпустил, и Буржуинов поспешил скрыться, выпучив глаза на озверевшего учителя. — А кто? — сквозь зубы спросил Ян, оглядывая весь класс взглядом маньяка. И тут поднялся Витя (в тот момент он совершил героический поступок) и сказал спокойным тоном с гадкой улыбкой: — Ну, допустим, я. Ян долго на него смотрел, а потом вдруг схватил горшок с растением и кинул в Ларионова. — Хана тебе, Лариошка! К всеобщему удивлению, Витя успел увернуться. Горшок с оглушительным треском разбился о стену. Голова Ларионова была вся в земле. А Вика, сидевшая рядом с ним, громко взвизгнула и пересела подальше от своего проблемного друга. — За что? — наивно спросил он. — За Гошу! — взревел Ян и побежал в сторону Вити. Они начали бегать по классу. Сначала я безучастным взглядом наблюдала за ними, а потом отвернулась и легла на парту, спрятав лицо. Скажу снова: мне не хотелось видеть этого ужаса. Казалось, это только кошмарный сон, который скоро обязательно закончится. Я услышала удивлённый голос Сени, и, как впоследствии узнала, Семечкин возмущался потому, что Ян украл его портфель и начал бить им Ларионова. — Чти Ви дилиете? — Мщу-у-у-у-у! — взвыл Ян. Витя вскричал и направился к двери, быстро распахивая её и убегая прочь. Ян быстро подбежал и кинул в Ларионова портфелем бедного Сени. По глухому стуку падающего тела я поняла, что учитель попал прямо в точку. — В понедельник можешь не приходить! — гаркнул напоследок Ян и захлопнул дверь так, что стёкла в окнах зазвенели; затем, убитый горем, он набросился и на нас: — Я вас всех распущу на шнурки! Не уберегли Гошу! Все удивлённо хлопали глазами, смотря на учителя. Я же перестала лежать и начала буравить Яна недовольным взглядом, но он избегал заглядывать в мою сторону. Отец выглядел шокированным, потому что даже не шевелился. «Это конец», — пронеслась в голове мысль. — А ты чё на меня смотришь, морда тяпкой? — гаркнул историк на Сеню. Семечкин растерялся, не смог ничего ответить, просто взял портфель Гены и засунул туда голову. Ян продолжал на всех кричать. Под его горячую руку попал Костя. — А ты опять напился на моём уроке?! Паучков отрицательно покачал головой и ответил заплетающимся языком (на самом деле он был трезвым): — Я стёкл как трёзвышко. Возмущённый Жорик-мажорик перестал яростно стучать пальцами по клавиатуре телефона и обратился к учителю: — А чё ты на нас орёшь? Это же не мы твоего Гошу расчленили! Ян развёл руки в стороны и удивлённо спросил: — Я, ребятки, не пойму: что это за чмо в углу? Буржуинов фыркнул и снова принялся писать что-то в телефоне (скорее всего, он жаловался отцу, но, как оказалось, Ян его хороший друг, поэтому учителю ничего не сделали). А историк в сердцах закричал: — Вам с такими рожами в «Ходячих мертвецах» надо сниматься! Он злобно взмахнул руками. Заметив удивлённый вид моего отца, Ян откашлялся и с ангельской улыбкой уверил: — К Вам это, Сергей Иванович, не относится. Чисто на автомате я спросила: — А ко мне? Ян бросил на меня быстрый взгляд и ответил весёлым тоном: — Относится... Да шучу я, шучу! Не относится. Чтобы окончательно свести моего отца с ума и не дать отойти ему от шока, Исполински снял наушники и сочинил новое стихотворение: — Ян сегодня очень злой, потому что не бухой. Он учитель высший класс, хоть и ненавидит нас! Ян скрестил руки на груди и хитро сощурил глаза, быстро взглянув на Рому. Он сочинил ответное стихотворение: — Ромка, Ромка, ты дурак, хватит жрать тебе собак! Выглядишь ты как дебил. Видно, мозг свой простудил! — Затем учитель откашлялся и улыбнулся улыбкой маньяка. — Ну чё? Продолжим урок! И расскажет нам историю Египта Роман Исполински! * * * Я сидела напротив отца, который глотал валерьянку бутылями, пытаясь успокоиться и держать себя в руках. Понурив голову и кусая губы до крови, я ожидала смертного приговора. То, что натворил Ян на уроке, разумеется, не останется безнаказанным. Отец ещё не ходил к директору, а просто привёл меня домой, освободив от всего учебного дня. Мне страшно было представить, что он придумает. — Маргарита, — выпив последний (если быть точной, второй) пузырёк с валерьянкой, начал отец, — Рита... доченька... Это что, чёрт возьми, было? Я пробормотала, всё ещё не поднимая головы: — Это был обычный урок истории. Отец нервно постучал пальцами по столешнице. — Ваш учитель случайно не сбежал из лечебницы? «Может быть», — пронеслось у меня в голове. Ответила я другим образом: — Отец, я... — Значит, так, Маргарита, — прервал меня отец серьёзным тоном. — Мы не будем переводить тебя в другую школу. Также я не буду просить Елену Андреевну (так звали нашу директрису) увольнять Яна Андреевича. — Я неуверенно посмотрела на отца, и он продолжил: — Но ты должна будешь учить историю на уроках истории, независимо от того, что будет в это время делать учитель. Я буду проверять твои знания дома. Ты всё поняла, Маргарита? Я кивнула, подумав, что с таким учителем истории выполнить условие отца будет не так уж просто.