Выродок

Первым утренним впечатлением стал звук… вот право слово, не знаю, как его описать. Что-то среднее между плачем, воем и поскуливанием мелкой зверушки, тихое и очень надоедливое. Учитывая, что спал я все также на полу, между прочим, в обществе Арсы – она так и не ушла, устроившись по другую сторону подушечного борта, в помещении появилось что-то новое. Ромалка тоже проснулась, и над моей головой в сторону источника просвистела подушка. Источник на пару секунд замолк и завыл еще жалостней. Я открыл глаза и прикинул, чем бы еще запустить, только потяжелее. Спиной к двери комнаты Магистра сидело юное существо непонятного пола с копной золотых волос и обливалось слезами. Покрасневший курносый нос периодически хлюпал, капли соскальзывали со щек и впитывались в зеленые бархатные штаны. Рядом с существом валялась подушка. - Хель, - с непередаваемым выражением процедила Арса, - ты не мог бы выть в другом месте? Я с новым интересом уставился на плачущего пажа – так его называли, кажется? Вместо ответа Хель душераздирающе вздохнул. Подавился, закашлялся и опять заскулил. - Пошел вон, - с шипением в голосе приказала девушка. - Не могу, - всхлипнуло создание. - Тебе помочь? - Мне нет прощения… Нет оправдания предательству… Нет пощады трусу и беглецу… - то ли Арсе, то ли мне, то ли подушкам сообщило создание. - Ох я сейчас встану… - мрачно пообещала Арса, пытаясь надеть подушку на голову. Я осторожно сел. Усталость чувствовалась, мышцы побаливали, но в общем состояние вполне сносное. Правда, «рейдер» комом валяется в изголовье, так что я быстро прикрылся еще одним предметом постельного интерьера. Интересные традиции у ромалов, сильно отличаются от наших… - Меня стоило бы повесить, как предателя, - прошептал паж и снова громко всхлипнул. Я бросил в него маленьким меховым шаром. Паж вздохнул и вытер шаром мордочку. Наконец поднял красные глаза и сообщил: - Я не достоин твоей жалости, Юрса. Ничьей жалости. Я наклонил голову, давая Хелю присмотреться. - Это не Юрса, балбес, - испортила интригу Арса, - это Баском, оруженосец мессира. Который, между прочим, выполнял твои обязанности больше месяца. А ты ему спать мешаешь, гад… Лучше бы она этого не говорила. Из и без того мокрых глаз брызнули новые слезы, и паж взвыл в полный голос, как кот, которому оттоптали хвост и все четыре лапы разом. За дверью я уловил тяжелый вздох и приближающиеся шаги. Арса, кажется, тоже их услышала, и задержала дыхание с хищной улыбочкой, но дверь Фленн открыл осторожно, всего лишь оттолкнув ей создание, а не ударив. - Доброе утро. По какому поводу траур, Хель? - Мессир… - Хель захлебнулся слезами, закашлялся и брякнулся к ногам Дракона. Арса села, потянулась, не слишком смущаясь, и поднялась на ноги, как-то сразу из встрепанной и заспанной стала собранной и деловой. Я мысленно выругался, и поспешно натянул комбинезон. - Паж, встань, приведи себя в подобающий вид и ответь на вопрос. Тон почти не изменился, но создание резво вскочило, быстро вытерло мордочку рукавом и вытянулось в струнку. - Я… очень беспокоился за Вас, мессир… В одиночестве, в страшный час огня и презрения… А я оставил вас, словно трусливая крыса… Фленн удивленно поднял брови. - Я сам отослал тебя с поручением. - И я пошел… Но найти способа возвратиться не смог… - Куда возвратиться? В Лондру? Я ее давно покинул. И более того, приказал тебе следовать за капитаном Хиваем. Где он? - В Лаксдеже. Ожидает вашего прибытия. Управляет герцогством. - А почему ты – здесь? – с ехидцей осведомился Фленн. - Ваша светлость… Потому что Джанкой отправлялся искать Вас и я подумал… А капитан не возражал… сильно… - Мастер Хивай не возражал, - подтвердил Джанкой от двери. – Он, к моему прискорбию, был просто счастлив, когда печальный паж изъявил желание отправиться на поиски своего господина. Потому что от вдохновенных рулад и трелей птицы, устыдившись своих голосов, в спешке покидали герцогство. Хель покраснел до корней волос. - Ты отправился за мной вместе с Черными Драконами, и по дороге изгрызал душу мнимым предательством? Паж кивнул. Наверное, ему хотелось провалиться сквозь землю. - А теперь ты, наконец, перестанешь лить напрасные слезы? Хель всхлипнул. - Ведь я вам больше не нужен, мессир. Ваш новый оруженосец – великий воин, а я… - Я тебя еще не освобождал от службы, - уже резче ответил Фленн. Видимо, жалеть пажа – дело бесполезное, и даже вредное. – Оруженосец вряд ли будет выполнять твои обязанности… которых теперь станет вдвое больше. - Я буду служить вам… обоим, мессир? Я должен буду выполнять… для оруженосца… то же, что и для Вас? Курносый нос немного сморщился. - Ты против? – ласково осведомился Дракон. – Если да – можешь предложить свою службу Верналю Фарно… - Я не против, - прошептал снова краснеющий Хель. – Никогда больше… Никогда… Я только подумал… - Баском не простой оруженосец, Хель. Он мой друг, человек, которому я многократно обязан жизнью. Помни об этом. - Да, мессир. Я никогда этого не забуду. Паж повернулся ко мне и изобразил не то поклон, не то реверанс. - Кстати, а где Хель пропадал вчера почти весь вечер, а? Я ожидал, что вопрос Джанкоя опять повергнет юношу в краску, но Хель серьезно посмотрел на Дракона и ответил: - Я следил за нашими врагами и их пленницей. - Какими врагами? - Отрядом Стервятников, перешедших под знамена Цапли, и юной графиней Сканди Нанкенсен. - Дочь Йорика, погибшего при мятеже магистра ордена Мухи… В плену у Стервятников, - протянул Фленн. - Интересно… При том, что воевала она в ордене Пса, и сама кого угодно возьмет в плен. - А почему ты молчал, милый? – не очень ласково осведомился Джанкой. Хель опустил голову. - Потому что добывал эту опасную тайну лично для меня, - пояснил Фленн. – Расскажи поподробнее. - Насколько я слышал, ее захватили во время одинокого пути и взяли себе. После переворота Стервятники быстро нашли себе новых нанимателей… - Стервятники изначально поддержали барона Мелиадуса и его Волков, - исправила мальчишку Арса. - А теперь они приняли власть Фланы и Хокмуна. Стоят в «Бочке крепкого». Здесь проездом, поскольку капитан возжелал побывать в пожалованном ему Сфаксе. Госпожу Нанкенсен везет с собой, как дивно красивую игрушку, не интересуясь ни ее чувствами, ни волей… - Сканди знает, что мы здесь? Ты попадался ей на глаза? - Нет, мессир. Я следил тайно, со всеми предосторожностями. Фленн сощурился. - Мухи приняли удар Волков первыми, не запятнав себя ни предательством, ни бегством. Йорик Нанкенсен пал вместе с Фалмолив, любимой женой, с мечами в руках, на крыльце собственной цитадели. И пусть Сканди сражалась в другом ордене, ради памяти ее родных… ей стоит помочь. - Псы восставали вместе с Волками, - говорит Джанкой, избегая чужих взглядов. - Я знаю, чем занимались псы. И тем не менее… Приведи ее, Черный Дракон. Сделай так, чтобы Стервятники отдали свою игрушку добровольно. - Да, мессир. – Хотя приказом Джанкой явно недоволен… Я смотрю на Фленна, касаюсь груди ладонью, двумя пальцами изображаю идущего. - Ты тоже собрался на прогулку? Надеюсь, не слишком далеко и надолго? Я привычно качаю в воздухе ладонью. - Можешь сказать, куда? На секунду я задумываюсь, стоит ли отвечать, а потом касаюсь пустого гнезда на бедре. Раньше там был патрульный излучатель. Фленн щурится недобро и понимающе. - Передай ему привет и благодарность. За гостеприимство. Арса и Джанкой щерятся. Паж вертит головой и мало что понимает. Я возвращаюсь в спальню за броней, и когда выхожу, в комнате уже никого нет. Внизу – мы, оказывается, в особняке, высоком здании со множеством башенок и флюгеров на крыше, - небольшой дворик. У ворот в тени дежурит рыжий, тот который предлагал дать мне местных зелий. Там же – Джанкой, уже в потрепанной одежде уличного актера. В два шага он подходит ко мне. - Месть – дело полезное, но не с пустыми руками. Возьми, это Арсы, самое лучшее из наших. «Это» оказывается огненным копьем, на диво компактным, с тонким длинным стволом и наверняка очень тонким и мощным лучом. Хорошая вещь, поэтому я киваю и беру. Верну свой – отдам хозяйке это. А может, еще чего от себя досыплю… Я выхожу в ворота, а ромал, насколько я понимаю, через стену, в соседний сад. Пестрая толчея улиц не мешает ни добраться до места прошлой стоянки каравана, ни обнаружить его на прежнем месте, вот только Агавосноса нет. Пробраться в его фургон не составляет особенных сложностей, учитывая, что количество биомехов уменьшилось до шести, и торчат они по периметру лагеря, не достаточно внимательно глядя вверх. Излучателя я не нахожу, зато беспардонно граблю запасы других технических приспособлений старика. Сам хозяин появляется примерно через час и опрометчиво входит в фургон. Закричать он не успевает, а связать руки и ноги – минутное дело. Дальше я сдираю с дедушки шлем и обнаруживаю перед собой не то выродка, не то прокаженного. Вместо лица – обтянутая кожей безносая черепушка. Впрочем, какая разница? Черепушке тоже можно заткнуть рот и привести в чувство. Кстати, мое оружие оказалось у него на поясе – видите ли, приглянулось. Судя по выражению лица, Агавоснос не ожидал меня увидеть, и совершенно встрече не рад. Я тоже не особенно рад, но собираюсь припомнить каждый из десяти ударов, оставивших на спине Дракона шрамы. И еще один, тот, который едва не оставил меня без глаза. Пользоваться бичом нельзя, слишком громко получится, ну да других способов хватает. На прощанье я отрезаю эту уродливую голову и на всякий случай надеваю на рог вешалки для плащей. Крови странно мало, но пусть теперь попробует прирасти на место. Успешно выбравшись за пределы охраняемой зоны, растворяюсь в толпе. Можно возвращаться, но на одной из мелких часто натыканных площадей висит название «Бочка крепкого». Обидно было бы пропустить спектакль, устраиваемый главным Черным Драконом, а в его способности учинять интересные спектакли я не сомневаюсь, потому вхожу. Половина большого зала занята людьми вполне характерной внешности: рослые, с длинными светлыми волосами и загорелыми лицами. Такие приходят из далекого королевства Московия, и с ними постоянно сравнивают меня самого. Именно они, по рассказам гранбританцев, были и остаются костяком ордена Стервятника, наемниками, кондотьерами. Для посторонних я теперь один из них, главное, чтобы сами стервецы за своего не приняли… Впрочем, они очень заняты. Посреди зала пляшут несколько человек, и среди них костром вспыхивает оранжевая рубашка Джанкоя. От топота сапог столы и лавки ощутимо подпрыгивают. За кругом танцующих, у дальней стены, за отдельным столом расположились московит в одежде побогаче и девушка. У нее огненно-рыжие волосы, легкие, вьющиеся, летучие, и синие глаза. По любым стандартам красоты она почти великолепна, вот только выражение лица сводит на нет всю прелесть. Рыжая злится. Очень сильно злится. На обращенную к ней речь явно хамит, и, наконец, отвешивает здоровяку пощечину. Впрочем, тот успевает перехватить драчливую руку и смеется. На самом деле, вполне нормальный элемент общения там, откуда я пришел… Танец кончается. Круг рассыпается, и Черный дракон, подойдя к музыкантам, что-то им тихо втолковывает. Отбирает у одного нечто с порядочным количеством струн, медленно перебирает их, заставляя сталь горько плакать. Трактир замолкает. - Вечер… рассыпает звезды по небу, Город зажигают фонари… Мне с тобой умчаться далью-полюшком, На рассвете сгинуть дымкой солнечной, Раз уж сердце заживо горит. В поле ветер, кони длинногривые, Доспевает золотой закат, Облака легли морскими рифами, Заплелись слова сплошными рифмами, Увезу и не верну назад. Похоже – по крошечным заминкам и паузам, что Джанкой складывает песню по ходу. - Я к ногам сложу дороги дальние, В косы самоцветы заплету, Чтоб легенда, чудное предание, Счастья синеглазого создание, Воплотило в жизнь мою мечту… Люди кричат и хлопают, стучат ногами об пол. Отзвук голоса все еще кружит по залу птицей. - Для нее пел? – весело спрашивает командир Стервятников, и треплет рыжую по плечу, подчеркнуто не замечая, как от него отодвигаются. - Не удержался, - скалит зубы Черный Дракон. – Прости, если чем обидел, добрый человек. - Не обидел. Кобыла хороша, спору нет, только норов у нее длинней хвоста. Объездить сумеешь? - Была бы кобыла, а за объездить дело не станет… - А ну, покажи мастерство! Клянусь Сквизом и всеми его фальшивыми игральными костями, если эта стерва с тобой от души спляшет – бери ее и вези, куда хочешь! - Ты сказал – я услышал! Слово московита крепче его лба! - Слово мое крепкое! Девушка чисто по-собачьи морщит нос, словно собирается кусаться. Ромал медленно и преувеличенно вежливо опускается на колено рядом с ее краем стола, протягивает руку ладонью вверх. Девушка бьет, с таким расчетом, чтобы эту ладонь покалечить об край стола. Разумеется, Джанкой отдергивает руку, а гулкий удар разносится по всему помещению. Тут же появляется вторая рука, новый удар и промах, новый хлопок, и Джанкой продолжая ритм вгоняет перед ней в стол недлинный широкий нож. Девушка выхватывает его, взвивается из-за стола, и ее шаги сами собой вплетаются в начало мелодии, которую тут же, пока тихонько, подхватывает оркестр. Рыжая с ножом преследует ромала между столов, а тот пляшет, уклоняется, делает вид, что старается схватить руку с ножом, и при всем этом ухитряется ступать в такт сложнейшей плясовой. Зрители в совершенном восторге подвывают по волчьи, пока, наконец, Джанкой не делает резкого рывка вперед. Доли секунды, и задыхающаяся от злости пленница стоит к нему спиной, сжатая в крепком объятии и связанная собственными, заведенными за спину руками. Музыка умолкает. - Ну что? сплясала?! - Сплясала!! – дружно ревут Стервятники. - От души?! - От души! – сквозь хохот выдыхает командир. – Ох, ромала-ромала, как не на кривой козе объедет, так на одноногом хряке! Никогда не видел, чтоб с таким огоньком плясала рыжая, разве что когда ее в бою брал… Забирай, пройдоха, твоя кобыла! - Спасибо, господин хороший. За такую кобылу – последние сапоги отдать не жалко! - Да не нужны мне твои сапоги! Веди, объезжай! Девушка пытается, запрокинув голову, ударить своего мучителя в лицо, но не достает. Джанкой, толкая ее впереди себя, выводит злобный выигрыш из трактира. Я выжидаю пару минут, но московиты только увлеченно обсуждают хитрого ромала и в погоню не собираются, так что можно спокойно уходить. Догнать странную пару не составляет труда – в ближайшем пустынном проулке хорошо слышны шаги и голос рыжей. - Будь ты проклят, чумное отродье! - Ага. Отродье. Чумное... А теперь слушай меня, псина, - в голосе Джанкоя прорывается рычание. – Я знаю, кто ты. Знаю, что поделывала раньше, вместе со своей проклятой стаей, и не посмотрев ни на задницу, ни на глазки, пущу в дело нож. А теперь иди смирно, куда ведут. Интересно… За что Джанкой ее так не любит? Видимо, девушка понимает, в чьи руки угодила, потому что до самых ворот особняка больше не трепыхается. Ворота открывает Лавир, среднего роста, тощий, темноволосый и смуглый человек. На пленницу он не обращает ровно никакого внимания, Джанкою кивает, меня впускает без колебаний. Мне Джанкой тоже кивает, оглядываясь через плечо. - Вышло? Я хлопаю по кобуре с излучателем. Поднимаюсь следом за ромалом и его добычей в комнату с пятью дверями. Там вдоль окна прохаживается Фленн, а Хель за столом под его диктовку что-то царапает на пергаменте. На самом входе Джанкой подставляет рыжей подножку и швыряет на ковер, к сапогам магистра, так, что девушка все-таки достает до пола лицом. Сам он остается у двери, так что пройти глубже мне удастся, только обойдя или подвинув живую преграду. Рыжая приподнимается на локтях и застывает, как странная статуя. - Спасибо, Джанкой. Хочешь присутствовать при беседе? - Если вы не против мессир, я лучше удалюсь. Если нужна моя помощь, разумеется, останусь… - Не думаю, что помощь понадобится, - тяжело и без радости звучит голос Фленна. – Можешь идти. Баском… если ты не слишком занят, останься. Я пропускаю ромала, вхожу и закрываю за собой дверь. - Итак… Сканди Нанкенсен, дочь отважных и истинно-благородных людей, первого рыцаря Империи и… - Неправда, - огрызается девушка, глядя в ковер на полу. – Это все низость и сплетни. Отец никогда не изменял маме, ни единого раза. И она об этом знала. - Говоря слово «рыцарь», я имею в виду именно то, что говорю, - холодно отвечает Дракон. – И меньше всего склонен играть словами, облекая в них память о погибшем собрате. Сканди Нанкенсен вздрагивает, и словно сжимается. - Знаменосец ордена Пса в личном отряде Адаза Промпа, магистра ордена. Знаменосец одного из предателей и мятежников, вместе с Волками выступивших против законного правителя. Знаменосец человека, оборвавшего жизнь ее же собственных родителей.