***
Во второй раз Хантер видит его недалеко от Далтона. Он идет с Тедом и Джеффом, последний не перестает болтать о каком-то Нике, встретившемся ему вчера в баре, а сам уже запутался в собственных эпитетах, которыми успел за пять минут описать волосы очередного мальчика, на которого запал и который бросит его через пару дней-недель-месяцев-лет. Хантер даже не задумывается о том, что через четыре года будет корчить рожи на их свадебном фото, пребывая то ли в пьяном угаре, то ли просто опьяненный всеобщим весельем. Он потом еще долго будет вспоминать, как пытался забраться на люстру, спасаясь от Джеффа за то, что швырнул его дорогой цилиндр прямо в такой же дорогой свадебный торт. Кларингтон в пол-уха слушает восхищенные возгласы Стерлинга с одной стороны и такое же неразборчивое, но явно недовольное бормотание Харвуда — с другой, когда замечает знакомую фигуру на обочине дороги. На улице довольно прохладно, но бродяга одет в рваную футболку и явно стучит зубами от холода, а чем сильнее стучит ими, тем сильнее дрожит рука, в которой он держит жестянку для монеток. Прохожие равнодушно проходят мимо, смотря на парня, некоторые останавливаются, чтобы оценить степень нищеты и найти какие-то недостатки в парнишке, будто болезненной худобы , почти анорексии, им мало; тогда уличный экспонат снимает черные очки и строит жалобную рожицу, пробираясь белесыми глазами прямо в карман и выуживая оттуда пару центов, некоторые, чтобы показаться незнакомым людям, которые кидают вдруг заинтересованные взгляды на очередного слепого, щедрым и добрым, опускает в жестянку доллар, который явно не хочется отпускаться для какого-то бродяги, который неизвестно на что его пустит. Джефф тянет Хантера за рукав, недовольный тем, что слушателей его истории о том, какие у этого пока бесфамильного Ника красивые глаза и как классно они смотрелись в огнях ночного гей-клуба, но тот лишь раздраженно вырывает руку и резкими шагами пересекает дорогу. Бродяга поднимает голову и заинтересованно — хотя откуда ему знать, по слепым глазам хрен что поймешь, да и под очками они опять, — смотрит на того, кто так резко напугал все машины, что те начали скрипеть шинами об асфальт. Кларингтон не оборачивается на явно озадаченных сокурсников и останавливается перед слепым, заслоняя тому холодное солнце. Тот хмурится, почувствовав, что единственный источник никакого тепла исчез, а юноша в это время, не стесняясь, рассматривает его, замечая, что он действительно почти не изменился за эти месяцы. Позабытый образ избитого в переулке нищего неожиданного всплывает в голове. Хантер замечает свежую ссадину над губой и разглядывает шрам над бровью, которого точно не было в прошлый раз. Свободная от жестянки рука перебинтована у запястья, паучьи пальцы так же скрыты под грязными бинтами, и богатый мальчишка кривит губы: как можно бинтовать раны таким тряпьем? И где он достал бинты? Наверняка украл. Все они воры. — Ты так и не помылся? Парнишка фыркает, поднимая вверх жестянку и тряся ей где-то у груди Кларингтона, и тому приходится опустить туда пару центов. — Добавил твою подачку к тем, что у меня уже были, и купил себе хлеба, чтобы нажраться и позлить тебя своим существованием. Хантер усмехается острому язычку незнакомца, и ему хочется поинтересоваться, будет ли он таким остряком, попробуй у него отобрать те гроши, что уже заработал. — Все еще голодный? — вместо этого спрашивает он, замечая, как вытягивается лицо и очки съезжают вниз по носу, открывая обзору веки и редкие ресницы. — А ты хочешь меня накормить, папочка? Тогда Хантер понимает, что бродяга не знает, сколько ему лет. — Я тебе в братья гожусь, но никак не в отцы. — Если тебя это не смущает, то не смущает и меня. Нищий вновь скалится, но на этот раз его зубы чистые, насколько могут быть чистыми у человека, который черт знает сколько не видел душа и тем более зубной щетки с пастой. — Ты… Кларингтон успевает проглотить все колкие слова, которые хотел бросить в лицо незнакомцу, который только что посреди улицы сделал ему какой-то гейский намек. Джефф хлопает его по плечу и улыбается, а затем наклоняется и трясет руку бездомного, чем вводит в ступор слепого и многих вокруг, включая своих друзей. Стерлинг явно не брезгует, отчего Хантера передергивает: одна мысль о том, чтобы дотронуться до этой грязной немытой руки, ему противна. Тед оттаскивает Джеффа, когда тот вдруг вновь начинает рассказывать о том, что вчера ночью было совсем не солнечно, но это не мешало ему и Нику-как-его-там-есть-ли-у-него-вообще-фамилия, потому что его светлые волосы светились подобно солнцу. Слепой усмехается одновременно с Хантером, пока второй изображает рвотный позыв, вызванный тошнотворно-сладкими эпитетами в очередной раз влюбленного друга. Он почти уверен, что через пару месяцев Джефф прибежит к нему рыдаться в жилетку, потому что его бросила «любовь всей его жизни», и даже не думает, что через шесть лет притащит в больницу шикарный букет цветов для суррогатной матери Стерлинга и пока что бесфамильного Ника, которая ночью родит этим двоим мальчика. Тед улыбается слепому, и Хантеру снова хочется застрелиться самому и застрелить их, потому что ему непонятна эта любезность к бродяге. Парни оставляют ему немного мелочи и заходят в ближайший магазин одежды, ведь Стерлингу пообещали вторую встречу, а ему нужно подобрать что-то, чтобы не опозориться перед будущим мужем, удивительно, что у Джеффа сомнений насчет «будущего» и «мужа» нет, впрочем, у него и в прошлый раз их не было, а закончилось тем, что парень клялся на библии, что никогда больше не влюбится в мужчину, ведь те только и умеют, что разбивать сердца и топтать души. — Тебя снова избили? — зачем-то спрашивает Кларингтон, посылая незамеченный кивок в сторону лица. — Почему ты думаешь, что не я кого-то избил? — Парень театрально трясет перебинтованной рукой у себя перед носом, гремя при этом мелочью в жестянке в другой руке. — Потому что даже при большом желании ты бы и червяку сделать больно не смог. — Ты смешной, — произносит он с сарказмом. — А ты жалкий, — абсолютно серьезно говорит Хантер. Он остался один на один с бродягой и понятия не имеет, о чем с ним говорить и нужно ли вообще говорить с отбросом общества. Кларингтон думает, что не знает его имени, но потом понимает, что оно ему неинтересно, ведь они больше никогда не увидятся. Никогда растягивается до четырех недель.***
Когда Кларингтон встречает бездомного в следующий раз, на улице уже начинает падать снег. Хантер кутается в дорогое пальто и шарф, натягивает шапку на уши и покрепче шнурует теплые ботинки, а незнакомец с улицы трется у забора академии, переступает с ноги на ногу в своих старых потертых кедах, штанах, у которых одна штанина у колена порвана, натягивает тонкую растянутую кофту на руки, а потом подносит их к лицу, дышит и растирает красные от холода уши. — Будешь преследовать меня — позвоню в полицию. Слепой поправляет очки на носу и протягивает ладонь, скрытую серой тканью с дыркой у края. Хантер не задумывается, когда вкладывает монету в ладонь, потому что уже понял, что за разговор нужно заплатить, а ему интересно, что пустого на этот раз скажет бродяга. — Будешь звонить в полицию — и я скажу всем, что я твоя гейская шлюха, поэтому ты мне и платишь, чтобы мог трахать меня и чтобы я молчал. Хантер давится воздухом от такой смелости, а нищий тихо посмеивается и смешно припрыгивает, пытаясь согреться. Мимо них важно проходит Трент, а за ними семенит Джефф, буквально повисший на руке у блондина. Блондин звонко смеется, а Стерлинг уже готов описаться от собственной влюбленности в Дюваля. Теперь уже Ник-с-фамилией оказался бывшим студентом академии Далтон, но два года назад бросил учебу, не успев встретиться с перешедшим год назад Джеффом, и с дури уехал с печально знаменитым солистом Соловьев Блейном Андерсоном в Нью-Йорк, но вернулся назад несколько месяцев назад, когда друг встретился с некой Рейчел Берри, якобы звездой Бродвея, а через маленькую выскочку — а она была такой, судя по рассказам Ника, — познакомился с редактором Vogue Куртом Хаммелом — ходячей иллюстрацией стереотипов о геях. Больше о них мало что было слышно, Дюваль только сказал, что Курт оказался той еще сукой, а Блейн только подтвердил то, что позволяет себе лечь под каждого, кто ему подмигнет, а затем грустно улыбнулся и больше эту тему не поднимал. — Почему ты уверен в том, что я трахал бы такого, как ты? Даже будь я таким же нищим, как ты, все равно бы нашел, что получше, среди других оголодавших полудохликов. — Так какие мужчины тебе нравятся? — С сиськами, — на автомате выдает Хантер, уже привыкший к таким вопросам. В академии политика полной терпимости, но иногда поднимаются любопытные вопросы об ориентации новеньких, каким сам Кларингтон был еще в прошлом году, чтобы просто знать человека получше, ну и травить какие-нибудь похабные шуточки. Неловко же будет, если пошутишь что-нибудь про девушек, а собеседник не поймет, просто потому что ему ближе шуточки про парней. Кларингтон сразу же заявил о своей гетеросексуальности, потому что боялся издевок, хотя и знал, что в Далтоне его не тронут. Но он слишком насмотрелся на избитое отражение и начинался историй о том, как геев избивают, а в некоторых странах просто казнят за это при всем народе. Может, он и собрал свои шмотки и уехал из Лаймы в город покрупнее и лучше, но тень страха его не оставила. — Ты только что сказал, что нашел бы кого-нибудь получше меня, но говорил явно не о женщине. Натуралы так не делают. — Ты-то уж точно натурал и знаешь, как они делают. Хантер не замечает, что не приписывает себя к натуралам, а говорит так, будто не является им, но он ведь натурал, должен быть им. Да и как он может быть уверен в том, что он не натурал? Он же только с девчонками и был, а парня даже ни разу не целовал и не обнимал, если это не Джефф или Трент, которые просто друзья. У него на мужиков-то никогда не вставал. Впрочем, на девчонок тоже не с первой попытки, а иногда и с последней не получалось. — А я всяким был. И натуралом тоже. Кларингтон смеется. Никогда бы не подумал о том, что этот бродяга по девчонкам. С такой смазливой мордашкой только пузатых старых педиков у дешевых баров и ловить. — Видно, быть натуралом у тебя хорошо получается. Хантер не говорит, почему сделал такой вывод, но он знает, что собеседник знает, что он указывает на свежий синяк под глазом, который даже большие очки не скрывают. Бездомный машинально тянется к глазу рукой, и свитер с одной стороны задирается, открывая пару багровых страшных пятен на боку, это заставляет Кларингтона скривиться, он вспоминает свои отметины, и его начинает мутить. Незнакомец тянет свитер вниз, понимая, что показал свою слабость, хотя и без этого казался слабее некуда, свитер сползает вниз, слишком большой, чтобы нормально сидеть на худых плечах, и становятся заметны небольшие пятнышки на ключицах. — Значит, я не первый, кто платил тебе за секс? — усмехается юноша, но его злая шутка никого не впечатляет. Бродяга отлипает от дерева, сжимая худые пальцы в кулаки, снимает очки и щурится на Хантера, как-то резко переставая стучать зубами и подпрыгивать от холода. — Некоторым нравится, когда под пальцами одна кожа да кости. Захочешь экзотики и чтоб без чего-то выше пояса, но с чем-то ниже, спроси у нищих Себастиана, скажут, где меня найти. Хантер узнает, что имя бродяги — Себастиан и что он шлюха среди бездомных. Первые несколько минут ему хочется выблевать внутренности от омерзения и мысли о том, что мог бы быть таким же и выпячивать перед каждым пятую точку, лишь бы ему за это мало-мальски заплатили, если бы не отцовский тугой кошелек; на десятой минуте ему становится жаль парня, который просто зарабатывает деньги на жизнь теми способами, которые ему доступны; а на пятнадцатой ему становится плевать, потому что он уверен, что это была последняя встреча и нищая шлюха ему больше никогда не попадется. Но попадается через две с половиной недели.***
Кларингтон видит Себастиана, который толкает от себя дверь подъезда и выходит на улицу, чуть покачиваясь и на трясущихся ногах. Хантер проходит мимо совсем близко и успевает поймать тощее тело, когда оно заваливается вперед, не удержавшись на ногах. Его обдает терпким запахом алкоголя, а при ближайшем рассмотрении на лице обнаруживается пара капель спермы. Бедняк что-то бормочет, смешно и одновременно грустно заплетаясь языком, и пытается нашарить рукой в пустоте потерявшиеся очки, без которых он становится просто слепым, никакой таинственности и мрачности. Хантер тащит теперь уже знакомого, наверное, после четырех-то встреч и сам не знает куда. Себастиан дрожит от холода или чего-то еще, но его дрожь передается и тепло одетому Хантеру, который тоже неосознанно начинает постукивать зубами. Он останавливается у дерева, прислоняя к нему пьяного парня, который стоять ровно не намерен, а потому съезжает вниз по стволу и устраивается на земле, закрывая глаза и наконец затихая, переставая напевать себе что-то неразборчивое под нос. Кларингтон стаскивает с себя шарф, который стоит в сотни раз дороже, чем этот парнишка под деревом, и обматывает им худую шею, на которой проступают засосы. Его трясет уже от злости и ненависти. Может, к Себастиану, который так наплевательски относится к своей жизни, ведь мог бы сделать что-то покруче проституции, чтобы улучшить ее; может, к тем гадам, которые так нагло пользуются тем, что парню больше нечего делать, кроме как торговать собой, а он явно дешевле любой другой шлюхи в борделе, а трах есть трах за сотню долларов он или три цента; может, на самого себя, что выперся в такую темень на улицу непонятно для чего и наткнулся на этого горе алкоголика. Интересно, он наклюкался до, в процессе или уже после? Хантер потуже затягивает ткань на тощей шее, находясь в шаге от того, чтобы удавить беднягу, у которого на голове выдран клок волос, а одет он явно не по сезону. Он аккуратно поправляет шарф и заправляет его концы в кофту, чтобы грудь тоже немного согрелась. Себастиан пьяно хихикает, когда ладони касаются его груди, где еще недавно касались чьи-то другие пальцы, хотя Кларингтон очень сомневается, что кто-то брал этого парнишку не по-собачьи, а сам Хантер резко выдергивает руку из-под чужой одежды, надеясь, что никто на темной улице не видел, что он только что сделал. Нищему и так постоянно достается, а самому не хочется возвращаться в больное прошлое. Кларингтон оставляет Себастиана в ближайшем приюте, отвалив при этом некоторую, совсем маленькую по его меркам сумму, чтобы пьяному позволили остаться среди трезвых, но нездоровых людей, хотя то, что он слеп, уже должно было сыграть свою роль. Перед уходом юноша стирает мокрым платком сперму с его лица, а платок сует в карман, потому что ему явно он пригодится, а у Хантера этих платков завались, как и шарфов, который он тоже оставляет. Он уходит, уверенный, что не этот раз судьба не сведет его с бездомным. Но он видит его через два дня.***
Хантер удивляется — приятно? — когда находит Себастиана у забора перед академией. Ребята на них косятся, потому что уже видели этого бездомного рядом с натуралом Хантером и не понимают, что двое ребят из совершенно разных классов делают вместе. Джефф начинает посвистывать, за что Трент отвешивает ему подзатыльник, а вернувшийся в академию Ник толкает его и по-хозяйски берет Стерлинга под руку и уводит под недовольный взгляд Трента и свист других студентов, у которых парочка стала просто любимицей и официально звалась парочкой всея академии. Будь Далтон смешанной академией, такие пары менялись бы с большей скоростью, но после Андерсона, если верить «старичкам», никто в школе не заводил каких-то крепких отношений, даже Джефф с его вечными драмами рядом не стоял с Блейном, который изменил Джеремайя, провстречавшись с ним с самого начала учебы в академии, а потом еще около полугода ходил никакой, пытаясь вымолить у бывшего прощения и возможность вернуться. Вся академия тогда слушала его серенады под окнами и была свидетелями многих сцен, которые эти двое закатывали прямо посередине коридора, а добрая половина учеников еще и слезы с соплями утирали, когда непреклонный и сраженный чужой изменой, Джеремайя отвесил Андерсону хук справа, а затем перевелся в другое учебное заведение. На этот раз Себастиан где-то раздобыл более теплую обувь и теперь красуется не в драных кедах, а в невысоких сапогах, но маленький каблук у одного из ботинок отломился, из-за чего парень смешно ходил, переваливаясь с ноги на ногу. Хантер беззвучно хихикает над этим, но нищий будто чувствует его улыбку и улыбается в ответ, но затем резко становится серьезным, протягивает Хантеру его шарф. Ему явно не хочется расставаться с такой теплой вещью, но и оставить его себе не позволяет гордость, будто это не она позволяет ему быть шлюхой и постоянно просить милостыню на улице. Кларингтон покупает беседу с бродягой за этот шарф, петлей накидывая его тому на шею и завязывая под умилительные возгласы откуда-то с другой стороны улицы. Он машинально выставляет руку вперед и оттопыривает средний палец, но Себастиан ударяет его по руке и качает голову, стараясь выглядеть сурово, потом пытается улыбнуться, но вместо этого кривится и громко чихает. Хантер делает шаг назад, не желая заразиться, но делает это уже не так уверенно, как в предыдущие встречи, поэтому быстро возвращает свое тело на место, надеясь, что этот жест остался незаметным для слепого. Надеясь, но при этом зная, что тот все заметил, он все всегда замечает. — Ты замерз, — как-то вяло констатирует факт юноша, осматривая парня и решая, что изменилось с последней встречи два дня назад. Пожалуй, вот этой ссадины на щеке не было, а еще от холода и сухости у него лопается кожа на губе, и оттуда выступает кровь, на удивление красная, а Хантер думал, что все в этом парне такое же бледное, как он сам, полумертвое. — Я нищий, но не тупой, — огрызается Себастиан, — могу сам понять, что мне холодно. — Тогда идем. Кларингтон настойчиво тянет бродягу за растянутый рукав все той же кофты, только на ней с прошлого раза добавилось больше грязных пятен. Тот не сопротивляется, а позволяет покорно вести себя куда-то. Как-то безропотно, что удивляет Кларингтона: он не понимает, как в этом безвольном теле уживается такой язвительный человек. Он ловит такси и зло смотрит на водителя, когда тот неприязненно косится на бродягу, но деньги быстро просят его не смотреть на них и ни о чем не спрашивать, кроме как пункта назначения. Себастиан чуть придвигается к Хантеру и едва-едва прижимается плечом к плечу, ладошками растирая ноги в штанах. Хантеру хочется спросить, как он выживал все эти зимы, это же чудо какое-то, но откуда-то знает, что парень съязвит, что такие, как он, живучие твари и избавиться от них не так-то просто. Поэтому Кларингтон молчит и не двигается, чувствуя, как холод чужого тела проникает под его дорогие шмотки и поднимает толпы мурашек на коже. Его смущает такая близость, хотя он, вообще-то, был в одной кровати с людьми, которые были куда больше раздеты, чем бродяга. Его смущает, потому что Себастиан — парень, а еще потому, что нищего это совсем не смущает. Он прижимается еще ближе, нагло пользуясь тем, что богач рядом остолбенел и попросту растерялся, не зная, в какую сторону двинуться: то ли ближе прижаться, то ли отодвинуться подальше. В машине тепло, потому что водитель включил печку, играет музыка, потому что, очевидно, вести такую странную картину, когда богатый и нищий в одной машине, стало для таксиста слишком сильным удивлением, чтобы пережить его в тишине. Haley Reinhart – Baby It’s Cold Outside I ought to say no, no, no, sir/Я должна была отказаться: «Нет, сэр, нет, нет!» - Mind if I move in closer?/Ты не против, если я сяду поближе? At least I’m gonna say that I tried/Во всяком случае, скажу, что попыталась - What’s the sense in hurting my pride?/К чему уязвлять мое самолюбие? Хантер неловко улыбается, когда замечает, что Себастиан смотрит на него. Натянуто так улыбается и чуть отодвигается, потому что ему начинает не нравиться, что мужское тело нагло забирает у него драгоценное тепло. Бродяга ловит его за плечо неожиданно крепкой хваткой и возвращает на место, при этом невинно улыбаясь. — Я не собираюсь ничего такого делать, помню, ты же натурал. Кларингтон замирает, потому что водитель смотрит на них через зеркало и хмурится. Он уже понял, что, может, один из них «натурал», но вот второй явно гей, и Хантеру страшно, потому что он не знает, что этот человек может предпринять. Но таксист только пожимает плечами и возвращает взгляд к дороге. — Расслабься, принцесса, всем плевать. — Нищую никто не спрашивал. — Как грубо указывать мне на мой статус. Кларингтон пожимает плечами. Ему хочется сказать что-то такое же обидное, как «принцесса», но ничего не может придумать, мозг будто замерз от холода снаружи, который в машину даже не пробирается. You’ve really been grand/Ты сегодня был действительно великолепен - I thrill when you touch my hand/Меня бросает в дрожь от твоих прикосновений But don’t you see/Но разве ты не понимаешь - How can you do this thing to me?/Как можешь ты со мной так поступать? Себастиан кладет свою ладонь поверх ладони Хантера и театрально закатывает глаза, делая вид, что поет. Кларингтон тихо смеется над рожицами, которые корчит слепой, и понимает, что впервые ему удалось заставить его смеяться, а вот сам бродяга еще не показывал своего смеха. И богачу до смерти хочется послушать, как смеется этот нищий. Он замечает чужую ладонь на своей и выдергивает еще, вытирая о другую штанину. Себастиан пожимает плечами и отворачивается к окну, кажется, обиженно. Обижать бездомного не хотелось, но тогда зачем он проворачивает все эти пидорские штучки прямо на глазах у людей? Разве новые синяки его ничему не учат? There’s bound to be talk tomorrow/Что завтра меня ждет тяжелый разговор? - Think of my life long sorrow/Просто подумай о моих страданиях! At least there will be plenty implied/По крайней мере, будет немало намеков - If you caught pneumonia and died/А если ты подхватишь воспаление легких и умрешь? Такси останавливается у двухэтажного шикарного дома, и Себастиан первый выскакивает из машины, оступаясь и поскальзываясь на замерзшей луже. Хантер ловит его за локоть недалеко от земли и помогает вернуть равновесие. Нищий смотрит на него своими бледными глаза и отворачивается, не зная, в какой стороне находится дом. Кларингтон расплачивается с водителем и спешить убраться от машины подальше. Теперь этот мужчина бог весть что подумает, ведь он привез богатого паренька с нищим в шикарный дом. Слепого это никак не напрягает, он, очевидно, привык, что его вечно куда-то возят, что неудивительно, он ведь шлюха. Поедет за всяким и в любое место, лишь бы ему заплатили за это. Хантера воротит от такого образа жизни, но ничего поделать с этим не может. Бедняк плетется за ним по вымощенной дорожке, прислушиваясь к звукам шагов, но при этом тихо напевая себе под нос. I really can’t stay/Я правда не могу остаться - Get over that hold out/Так забудь же обо всем, что тебя сдерживает Oh, but it’s cold outside/Ох, но снаружи так холодно У него красивый голос, он ни разу не сфальшивил, и богач думает, что с музыкой было бы еще красивее. Себастиан думает, что ему нужно отплатить за доброту парня, чье имя он до сих пор не знает. Себастиан врезается Хантеру в спину, когда тот останавливается, чтобы открыть дверь. Кларингтон ударяется грудью в дубовую дверь, упираясь в нее щекой, а бродяга, чтобы не прижать юношу собой, успевает выставить руки по обе стороны его головой, но все равно прижимается грудью и дышит ему в шею. От Себастиана пахнет грязным телом, кровью и спермой, он прижимается к нему сзади, Хантер чувствует сквозь слои одежды, как вздымается его грудь, а клубочки белого пара вырываются изо рта почти у самого лица, и Хантер думает, что это уже слишком, поэтому резко разворачивается и отталкивает от себя парня. Тот чуть пошатнулся, но на ногах удержался, выставляя перед собой руки, показывая, что ничего такого не хотел и не собирается больше проворачивать. Конечно, не его вина была, что его проводник забыл, что за ним идет слепой, который не видит, в какой момент он остановился. Кларингтон удивляется, как Себастиан вообще передвигается по улицам. Наверное, его приводят. Ладони у парня грязные и с содранной кожей. Хантер качает головой, но уже не кривится, потому что это уже бесполезно. Бродяга ведь на то и бродяга, чтобы не быть опрятным. И какие только извращенцы спят с такими? Хантер пропускает Себастиана в дом, и он чудом не запинается о порог. Сначала хочется помочь снять пальто, как это делают хорошие хозяева, но потом вспоминает, что у него нет пальто. На нем цветастый свитер, который ему маленький. Вязаная одежка натягивается на груди, и сквозь сеточку видны ореолы темных сосков. Кларингтон говорит себе, что они в его доме, здесь никто не увидит их, и он может совсем чуть-чуть признать, что, несмотря на нищету и слепоту, Себастиан привлекательный парень. Если он подумает об этом, то никому плохо ведь не станет? И он думает, а затем смотрит на лебединую грязную шею, на длинные пальцы, растирающие плечи, чтобы быстрее согреться, на длинные ноги, которые скрыты мешковатыми спортивными штанами с большими карманами, которые какое-то бездомное барахло оттягивает вниз. — Засмотрелся? Кларингтон забывает, что слепые, должно быть, чувствуют, когда на них палятся. Обостренные чувства и все такое. — Ты давно себя в зеркало видел, чтобы на тебя засматриваться? Юноша усмехается, но тут же стирает усмешку с лица, когда замечает, что Себастиан сдвигает брови к переносице и сжимает тонкие губы. Конечно, он не может увидеть себя в зеркало, он ведь слепой. Он наверняка привык к этому, но Хантеру все равно стыдно за свои слова, что случается крайне редко. Ему вообще редко бывает стыдно за то, что он делает. А сейчас стыдно, наверное, потому что перед ним нищий парнишка, голодный, грязный, еще и слепой, с таким почему-то хочется обращаться аккуратнее. Хотя это же Хантер Кларингтон, он вообще с парнями не умеет обращаться. Только с друзьями, но это друзья, а это какой-то бесфамильный Себастиан. Такой же бесфамильный, каким был когда-то Ник. У Ника фамилия Дюваль, у Себастиана наверняка тоже какая-нибудь красивая фамилия. И улыбается он, наверное, так же мило, если бы он еще улыбался, потому что от него больше усмешки сложно чего-то добиться. Хантер скидывает свое пальто и остается в форме Далтона. Он расстегивает пиджак, ослабляет галстук и скидывает ботинки, пока бездомный развязывает шарф и наугад тянется туда, где по его мнению должны быть вешалка. Угадывает и накидывает предмет гардероба на крючок. — Пошли. Кларингтон тянет парня за край свитера и ведет к лестнице. Себастиан не снял ботинки и теперь тащит за собой мокрые лужи, пачкает дорогой ковер в прихожей и следит на лестнице. Они поднимаются в комнату Хантера, где хозяин несколько минут роется в ящиках огромного комода, а бродяга бездумно бродит по большой комнате, иногда запинаясь обо что-нибудь, щупает все своими пальцами, берет, подносит к лицу, нюхает, и Хантер думает, что, наверное, пару раз он что-то облизал. Достает большое махровое полотенце, теплые носки, штаны и кофту, протягивает это все Себастиану и ждет, когда тот возьмет, но он не берет. Кларингтон тыкает вещами парню в грудь, чтобы тот понял, что ему что-то дают. — Зачем это? Хантер закатывает глаза и недовольно рычит. — Ты даже не знаешь, что это. Бери и не задавай идиотских вопросов. Парень больше ничего не говорит, молча принимает вещи, щупает их пальцами, чтобы понять, что именно ему дали. Хантер разворачивает его и подталкивает в сторону ванной комнаты. — Может, у тебя и трусы чистые найдутся? Себастиан спрашивает без шуток, совершенно серьезно, и хозяин дома швыряет ему в лицо чистое нижнее белье. Черные боксеры падают на стопку вещей в руках бродяги, а их еще две секунды назад обладатель проходит мимо гостя в ванную комнату, открывает душевую кабину и из ящика под раковиной достает новые мочалку, зубную щетку и пасту. Пихает в руки бродяге. Достает с полки в душевой гель для душа и шампунь, настраивает воду и помогает парню сложить вещи на рядом стоящий стул. А затем выходит, когда гость начинает раздеваться. Он успевает заметить пару синяков на спине у Себастиана, а затем зло хлопает дверью. Нищий спускается через тридцать минут, когда на столе уже две тарелки с яичницей, салат из овощей и горячее какао. Хантер забавно носится по кухне еще в далтоновских рубашке и штанах и с цветастым передником поверх, но Себастиан, конечно, этого не видит. Он находит кухню по запаху, держась пальцами за стены, чтобы не пропустить поворота, а другой рукой проверяет дорогу перед собой, чтобы ни во что не врезаться. По дороге он уже разбивает одну вазу, но надеется, что этого никто не заметит. Кларингтон останавливается, когда парень появляется на пороге кухни в его носках, его штанах и кофте, с вымытым его гелем и шампунем телом и волосами. Кожа бродяги действительно бледная, и он шатен. Чистые волосы теперь уже не так спутаны и неровно подстриженные, опускаются чуть ниже ушей. Одежда ему чуть велика, но все равно сидит на новом обладателе хорошо. Он потирает носком одной ноги другую и держится за косяк, и Хантер впервые видит его улыбку. Не усмешку, не оскал, а именно улыбку, добрую, но немного натянутую. Он замирает с двумя ножами в одной руке и двумя вилками в другой. Гость, очевидно, слышит, что шаги прекратились, и покашливает, возвращая хозяина дома в сознание. — Принцесса, значит, готовить умеет. Он принюхивается к соблазнительному запаху яичницы, а затем отходит от косяка и находит стол, на который тут же опирается двумя руками, чуть наклоняясь вперед. — А ты, значит, выглядишь не так дерьмово, когда чистый и от тебя не воняет. Себастиан усмехается, а Хантер хочет забрать слова назад, потому что не в его планах было делать этому грызуну комплимент. Они садятся за стол в полной тишине и какое-то время едят. Себастиан ест быстро, как ест оголодавший человек, и Хантер неожиданно боится, что его нового знакомого вырвет прямо на стол от такого обилия еды после голодания. Но гостю не плохо, он расправляется с яичницей, делает неосторожный глоток кофе, закидывает ложку салата в рот, вытирает лицо салфеткой, а затем резко опускается под стол. Кларингтон не успевает толком понять, что это сейчас было, когда чувствует две руки, поднимающиеся от колен вверх. Чуть отклоняется на стуле назад, чтобы найти Себастиана у чуть раздвинутых ног и его руки, покоящейся в опасной близости от ширинки. — Себ… Не успевает договорить, подавившись собственным стоном, когда паучьи пальцы справляются с собачкой и пуговицей, начиная попытки стянуть штаны. Хантер знает, что если сейчас не остановит бродягу, то, вероятно, совершит самую большую ошибку в своей жизни, какую совершили Хандерсоны, когда выбирали в суррогатные матери коротышку Берри. — Себастиан, стой! — Кларингтон не замечает, что звучит почти истерично, когда хватает слепого за плечо и отодвигает от себя. — Я не гей, помнишь? — А какая разница? — Себастиан пожимает плечами с безразличием на лице. — Закрой глаза и получай удовольствие, я свое дело знаю. — Я не гей, — все с той же уверенностью заявляет хозяин дома. — Гей или натурал, да хоть асексуал, всем плевать. Заткнись и дай обслужить тебя. На последнем слове Кларингтон подскакивает со стула, переворачивая его, и спешно натягивает штаны, застегивая их. — Себастиан, мне это не нужно. Его голос звучит уже не так уверенно, потому что, черт, нужно. Даже Богу неизвестно, когда у него в последний раз так быстро вставал на кого-то. — Тогда зачем ты это делаешь? — Себастиан выбирается из-под стола и отряхивает дорогие штаны, которые даже не запачкались, потому что полы в доме Кларингтонов всегда чистые. — Все это: душ, еда, шмотки. Разве не для того, чтобы мог забраться на меня или чтобы я тебе хотя бы отсосал? — Потому что я могу это, Себастиан. Могу позволить себе теплый душ каждый день, могу позволить себе ходить сытым каждый день, могу покупать себе дизайнерские вещи хоть каждый день. У меня есть дом, черт возьми! Себастиан ничего не говорит. Он несколько минут молча смотрит на Кларингтона, а затем разворачивается и выходит из кухни, даже ни во что не врезавшись. Спустя минуту Хантер слышит хлопок двери, а в прихожей не находит своих пальто и ботинок. Ему кажется, что он только что потерял первого, кто заставил его вести себя не по-кларингтонски.***
Они встречаются на следующий день, и никто не заводит разговор о том, что случилось в доме у Хантера. Себастиан получает в подарок еще один шарф. На следующий день Кларингтон приносит ему теплые перчатки с меховушкой. А через день притаскивает пакет с едой. Себастиан молча принимает все подарки и уходит. Они больше не разговаривают, их встречи длятся от силы две минуты. Хантера начинает бесить все, что он видит. Он показывает фак водителю, который пропускает его на пешеходном переходе по пути в кофейню. Он кричит на Ника и Джеффа, когда те наперебой говорят о том, как провели выходные в домике за городом, а потом кидает в Ника тетрадь, когда тот кладет трубку и сообщает всем, что парень Блейна, сука Хаммел, попал в больницу, когда агрессивные гомофобы поймали его в переулке, сосущимся с каким-то парнем-не-Андерсоном. Он злится на отца и мать, когда те говорят ему о том, что стоит надеть на выпускной и кого пригласить. Они советуют ему какую-то Куинн из школы для девочек, и Хантер кричит, что в частных школах для девочек учатся одни лесбиянки и идти с одной любительницей кисок он не хочет. Потом заявляет, что в частых школах для мальчиков все поголовно педики, и хлопает дверью. Кларингтон начинает принимать успокоительное, потому что контролировать приступы агрессии больше не может, а Себастиан приходит на встречи все реже и реже. Когда бродяга пропускает встречи уже вторую неделю, Хантер уверенно заявляет себе, что с ним и с его голубыми делишками покончено.***
Хантер не видит Себастиана два месяца и совершенно не ожидает встретить его вечером у Далтона. Все ученики давно разбрелись, первыми, конечно, убежали Джефф и Ник, прикрывая свои стояки сумками, и только Кларингтон задержался допоздна, делая то, что не делал никогда, — помогал библиотекарше расставлять новые книги по полкам. Чем больше времени проходило с последней встречи с бродягой, тем сильней Кларингтону хотелось увидеть это бледное лицо, грязные волосы и слепые глаза, которые парень вечно прятал за темными очками, то ли стыдясь, то ли просто не желая сверкать этим. Себастиан налетает на него резко, даже не сразу понимая, кто перед ним, но дорогой парфюм и приятная ткань под чувствительными пальцами делают свое дело. Бездомный выпрямляется, как-то еще сильнее бледнея в лице и слабо улыбаясь, запускает руки в карманы пальто, которое свистнул тогда у Хантера. Сейчас у пальто дырка на локте, а лацканы неровно отрезаны. Весь Себастиан в одежде Хантера: его брюки от Gucci, из-под пальто выглядывает его рубашка Calvin Klein, его туфли от Марка Джейкобса. Себастиан теперь чуть меньше похож на бездомного, был бы совсем не похож, если бы не состояние дорогой одежды, которая теперь была похожа на одежду из ближайшего секонд-хенда за углом. — Меня искал? — улыбается Кларингтон и делает вид, будто не заметил надежду в собственном голосе. Ему нравилось, что кто-то нуждался в нем, нравилось, что кто-то ждал их встречи, нравилось, что это был именно Себастиан. Ему хотелось наплевать на свою натуральность и притянуть парнишку к себе прямо здесь, на улице, на которой темно, но люди все равно есть, а потом… обнять его. Крепко так обнять, как друзья-парни не обнимаются. Но он держит себя в руках и про себя пропевает строчки песни, которые сегодня по скайпу пропел им Блейн, явно счастливый и опьяненный своей влюбленностью в Хаммела. На заднем фоне танцевала Берри, явно не в самом трезвом виде. Хантер посмеивается про себя, а потом начинает так же мысленно плакать, потому что если влюбленность толкает Блейна на сочинение песен, а Рейчел — на распитие спиртных напитков, то Хантеру хотелось удавиться от осознания, только от одной мысли, что он, возможно, влюбился в нищего парня. Низко же он пал, но как-то плевать. — А должен был? Себастиан спрашивает наигранно безразлично, и Кларингтон чувствует эту фальшь в его голосе и про себя ликует, потому что, очевидно, искал. — Да, так делают нормальные люди, когда хотят увидеться с кем-то. — Почему ты думаешь, что я хотел тебя увидеть? Хантер пожимает плечами и смотрит на испорченные дизайнерские туфли и представляет, как визжал бы Курт, узнав, что стало с «шедевром» Марка. — Потому что я нужен тебе?.. Кларингтон не знает, спрашивает он или утверждает, поэтому пытается сделать и то, и другое одновременно. Себастиан снимает темные очки и пожимает плечами, вдруг широко улыбаясь, делая шаг вперед и протягивая ладонь в перчатках, которые, кстати, совсем не Хантера. Хантер смотрит на руку несколько секунд, а затем хватает ее и резко сжимает, не замечая, как бродяга поморщился от такой сильной хватки. Хантер не хочет отпускать эту руку, потому что начинает бояться, что на этот раз их встреча действительно станет последней. Но Себастиан не уходит, когда наконец освобождает свою руку, он только трясет ей и возвращает очки на место, скрывая свои прекрасные белесые глаза. — Моя мать хотела тебя видеть. Кларингтон прикусывает язык, находясь в шаге от того, чтобы спросить, а хотел бы он увидеть его. Именно увидеть, узнать, какого цвета его волосы, глаза, какой формы лицо. Юноше хочется упасть на землю от понимания, что неосторожно влюбился в слепого, который никогда не увидит его. — Зачем ей это? Себастиан тихо посмеивается. — Она хочет убедиться, что я не начал опять воровать. — Опять? — Не тебе меня осуждать, — резко щерится нищий. — Ладно, ладно. Хантер делает вид, что общается со зрячим, потому что так ему легче, и поднимает руки впереди себя, прямо как делал Себастиан в тот день, когда впечатал его в дверь дома. — Отведешь меня к себе в… Кларингтон не знает, где живут бездомные, поэтому предоставляет Себастиану закончить предложение за него, прямо как в глупом романтическом фильме. — Хочешь сказать, «в дом»? Я не бездомный, просто нищий, но крыша у меня над головой есть, хоть и дырявая. Тебе придется меня вести, потому что я, знаешь ли, не особо вижу, куда иду. — Тогда как ты всегда добирался сюда? — Здешние нищие держатся друг другу и помогают, чем могут, поэтому я всегда просил меня отвести в нужное место за определенную цену. Хантер не хочет спрашивать, что это за цена, потому что боится услышать ответ. Он не хочет знать, что бродяга до сих пор промышляет проституцией, и не понимает, почему он просто не мог попросить у него денег, чтобы не делать минеты или, что еще хуже, позволять трахать себя всяким ублюдкам. Себастиан называет ему адрес, Хантер ловит машину, и они вновь оказываются в такси. Таксистка, милая девушка, даже не оборачивается на них, принимает адрес и легко выезжает со своего места, быстро набирая максимально позволенную скорость. На этот раз Кларингтон первым чуть придвигается к Себастиану, касаясь коленом его колена и опуская глаза. Он видел, как это проворачивают Джефф и Ник, как иногда касаются друг друга. У них все так же, как у настоящих натуралов, только более привлекательно для гея Хантера. Он видел, как Курт и Блейн начинают вдруг резко целоваться прямо посреди их разговора по скайпу, что приходилось отключаться, потому что парни явно забывали о том, что с кем-то говорили. Раз Трент предложил не отключаться и ради прикола посмотреть, что будет дальше. Они не отключились, когда за кадром послышались звуки, с которыми обычно оставляют засосы; они не отключились, когда мимо камеры пролетела дорогая рубашка Хаммела; они не отключились, когда в экран с той стороны впечатались трусы Андерсона; они не отключились даже тогда, когда в кадре показались голая спина и задница Блейна, который нес на руках Курта; они отключились только тогда, когда из спальни послышались слишком пошлые и громкие стоны их единственного знакомого контратенора. И сейчас Хантер отчетливо ощутил, что хочет поцеловать этого бродягу прямо в его губы, но не был уверен, потому что он знает, как вести себя с девушками, и совсем не знает, нравится ли парням, когда с ними так. Хотя ему встречались совершенно разные девушки, которые и любили по-разному. Кларингтон не знает, что делать, поэтому больше не двигается, смотря перед собой на дорогу через лобовое стекло. Постепенно дома становятся меньше и все менее богатыми, пока машина не останавливается у бедного старого деревянного и одноэтажного дома. Он чуть переплачивает таксистке и выходит из машины следом за Себастианом, который уверенно пересекает маленький дом и толкает покосившуюся дверь. Та противно скрипит и, кажется, вот-вот отвалится. — Мам, — тихо зовет парень. На его голос из комнаты выходит женщина, которой Хантер дает около пятидесяти лет. Она намного ниже Себастиана. На ней выцветшее белое платье в голубой цветок, черные колготки и кроссовки, на плечи накинута шаль. Женщина приветливо улыбается, сначала обнимает сына, а затем подходит к гостю. — Хантер Кларингтон. Хантер понимает, что впервые назвал свое имя в присутствии Себастиана, и целует тыльную сторону руки, отмечая, что та куда чище, чем руки парня. Наверное, это от того, что она реже бывает на улице и ее уж точно не окунают в грязь. Женщина просит звать ее Натали. Она наливает им немного холодного чая. Они немного разговаривают, Хантер рассказывает о себе, шутит и пытается показаться милым для матери парня, который ему нравится. Натали смеется, но ее явно смущает такое резкое различие в социальных статусах, поэтому она спешит закончить разговор немного не по-хозяйски, но ее можно понять. Хантер впервые с того дня остается с Себастианом совсем один, потому что женщина покидает дом ссылаясь на то, что обещала зайти к соседям и одолжить их маленькому ребенку шарф взамен на возможность подогреть ужин в их печке. — Ну так… где ты был? Себастиан кажется тише, чем обычно, чаще пожимает плечами и не снимает свои очки. — Себастиан… Хантер трясет его за плечо, а затем с неловкой улыбкой вкладывает доллар парню в руку. Тот сминает бумажку, все еще молчит, но деньги обратно не отдает, а засовывает в штаны. — Был занят. — Чем? — Всяким. — Сексом? — Кларингтон спрашивает несколько грубо. — Не твое дело. Себастиан, кажется, не рад тому, что вновь встретился с Хантером, поэтому второй пихает его в бок, потому что не знает, как еще развеселить его. Когда Уэс на него начинал дуться, Кларингтон просто пихал его в бок, потом Монтгомери пихал его в ответ, и обида быстро забывалась, а парни начинали дурачиться и лупить друг друга, пока кто-нибудь не разнимал их, счастливых, помятых и с синяками под глазами. Но Себастиан не пихается в ответ, но тихо вскрикивает и хватается за бок. — Себастиан? Что случилось? Хантер пытается заглянуть парню в лицо, но тот не шевелится, только голову отворачивает, почуяв намерения Кларингтона. Тогда юноша отключает голову и не думает, что делает. Он толкает Себастиана на старый диван, который скрипит от упавшего на него тела, и садится на него сверху, коленями сжимая бедра. Хантер понимает, что нищий ему ничего не расскажет, но до боли в ребрах хочется узнать, что с ним стряслось. Дрожащими руками задирает рубашку, а когда та перестает задираться, то разрывает ее, понимая, что это глупо, ведь у Себастиана эта рубашка может быть единственной. Но Хантер подарит ему еще кучу таких рубашек, цветастых и одноцветных, из бутиков и самых дрянных магазинов города, с короткими рукавами и длинными… — Что случилось? Хантер упирается Себастиану в грудь, в те места, которые не переливались цветами ночного неба. — Смайт. Кларингтон приподнимает бровь и ерзает, рассматривая большие синяки на животе, ребрах, даже на ключицах. Ему не интересны шутки Себастиана, ему хочется узнать, кто стал причиной того, что его нищий не приходил к нему, принцессе, целых два долгих месяца. — Это моя фамилия. Себастиан Смайт. Раз уж я тебя знаю и твое имя с фамилией, решил, что тебе стоит знать мои. — Не переводи тему. Хантер рычит, а все тело трясется от ненависти и злобы, ему хочется разбить что-нибудь или убить кого-нибудь, но он держится. Держится за ледяную кожу Смайта, держится за его проступающие ребра и острые ключицы, за его очень впалый живот и худые плечи, за тонкую шею и скулы. — Не переводи тему, Смайт. — И не думал, Кларингтон. Хантер хрипло смеется, а потом замирает, наклоняется вперед, аккуратно снимает солнцезащитные очки и начинает цепляться за эти пустые белесые глаза, которые смотрят на него безо всяких эмоций, так равнодушно. Себастиан невесомо касается его щеки паучьими пальцами одной руки, потом подносит другую и начинает смотреть так, как смотрят слепые. Кларингтон не двигается, позволяя Смайту узнать его, понять, как он выглядит. Парень исследует его щеки, скулы, виски и лоб, опускается на глаза и немного надавливает, поверх век, щекотно пробегает по переносице и шутливо щелкает по носу, а потом… Потом он просто касается большим пальцем нижней губы и чуть ее оттягивает вниз, соблазнительно приоткрывая собственные губы. — Можно тебя поцеловать? Кларингтон не успевает себя остановить, да и не хочет. Он больше не боится, потому что видит, что Себастиан тоже не боится, несмотря на то, сколько раз его избивали, сколько раз кидали в сугробы и лужи, сколько раз грубо брали сзади, не жалея гладкой кожи. — А тебе не противно? Хантер смеется, а потом просто наклоняется еще ниже, обхватывая тощее лицо ладонями и целуя. Сначала сухо, целомудренно прижимается губами к губам Себастиана. Они у него сухие, потрескавшиеся, но прикасаться к ним все равно одно удовольствие. Смайт недовольно ерзает под ним. Кларингтон проводит языком по нижней губе, медленно, а затем засасывает ее, чуть прикусывая, но не до крови. Чью крышу сносит первой, никто не может понять, потому что в какой-то момент они начинают сталкиваться языками и зубами, сражаясь за первенство в поцелуе, а руки Хантера уже пытаются стащить с парня штаны. Они не думают о том, что до этого никогда не целовались с парнями, а Смайт — так вообще ни с кем. Они просто пытаются наверстать все, что упустили и что боятся упустить. Хантер боится, что Себастиан вновь пропадет, а Себастиан боится, что Хантер не захочет подпускать такого, как он, близко. Они даже не знают, что через неделю Кларингтон перетащит все его и его матери пожитки в свой дом и совершит каминг-аут перед родителями и друзьями. Не знают, что Хантер пригласит Себастиана на выпускной, что потом они вместе пойдут на свадьбу к Джеффу и Нику, Курту и Блейну, Рейчел и Финну… Хантер не знает о том, что суррогатной матери Джеффа и Ника принесет букет не в одиночестве, а с Себастианом. Они даже не представляют, что через три года, раньше, чем Дюваль и Стерлинг, но позже, чем Андерсон и Хаммел, поженятся. И что Кларингтоны заплатят огромную сумму, чтобы слепому с пяти лет Себастиану провели операцию с бионическим глазом, чтобы парень смог увидеть хотя бы очертания предметов на собственной свадьбе. И у них точно не заходила мысль о том, что через год после свадьбы попросят ту самую Куинн Фабре стать их суррогатной матерью. Они ничего не знают, ни о чем не думают, они просто любят друг друга на стареньком диване под скрип и стоны. Просто как-то вышло, что после первого поцелуя с парнями они дошли до первого секса: Хантер — до первого секса с парнем вообще, а Себастиан – с парнем, который в него влюблен.