Она была под Империусом

      Эти воспоминания вновь и вновь душат его. Он все время вспоминает, как в один вечер, зайдя в их квартиру, он услышал сладкие, нежные стоны. «Наверное, саму себя ласкает», — подумал он. Но, зайдя в их спальню, он увидел, как её тело целуют чужие губы, ласкают чужие руки, и как она выгибается навстречу этим ласкам.       «Шлюха», — подумал тогда Малфой, развернулся и пошел прочь. И лишь рыжие волосы говорили о том, на кого его променяла Грейнджер.       В тот вечер он решил, что никогда не простит ей измену.       В тот вечер он напился. До беспамятства.       В тот вечер он переспал с проституткой. ***       Сегодня Грейнджер пришла к нему. Она хотела ему все объяснить, но он и слушать её не желал. — Драко, прости меня, пожалуйста, — со слезами на глазах говорила она, а голос её дрожал. — Простить, Грейнджер? Простить?! Ты изменила мне! И с кем? С Уизли! С этим рыжим ублюдком! О каком прощении может идти речь?! — С каждым словом ему становилось труднее дышать. Злость овладевала им, наполняя всего без остатка. Злость на неё. На Уизли. И на себя. Вернее, на то чувство, когда он видел слёзы на её глазах, когда так хотелось подойти и обнять её, утешить. При одной мысли об утешении он напоминал себе: она шлюха. Она низко пала в твоих глазах, Малфой, о чём ты думаешь, чёрт возьми?! — Драко, я… — Заткнись, я не желаю знать, что там ты сделала или нет. — Но… — Я сказал, заткнись. — И с этими словами он ударил её по щеке. Влепил такую пощёчину, что слёзы, с таким трудом сдерживаемые, сразу потекли из её глаз так, словно водопаду дали вновь свободу падать вниз, уничтожая каждого, кто осмелится подойти близко к краю обрыва. Да, возможно, что и ему самому было больно от своего поступка, но больнее было то, что она его предала. — Что, — сквозь слёзы и всхлипы вновь заговорила она, — что мне сделать, чтобы ты меня простил?       Он помолчал минут пять, словно обдумывая ответ и вводя его в интригу. — Уйди из моей жизни. — Но я же… — Мне всё равно, Грейнджер. Уйди из моей жизни. Хочешь — вали к Уизелу, хочешь — сдохни. Но никогда, слышишь, никогда больше не появляйся в моей жизни. Поняла?! — Да, — её короткий ответ, и вот она уже разворачивается к двери, собираясь уходить. — Ты вещи забыла, — как бы между прочим напоминает он ей. — Они мне больше не понадобятся, — говорит она, но он не вникает в смысл её слов, а лишь пожимает плечами и жестом указывает в сторону выхода, как бы говоря, что ей здесь больше не рады.       Она уходит, а он закрывает за ней дверь, тихо говоря: — Шлюха. ***       Она стоит на крыше тридцатиэтажного дома. В детстве она очень любила сидеть здесь с друзьями, мечтая, как однажды она научится парить над землёй, словно птица в небе, и тогда она сможет взлететь над этим домом.       Слёзы лились из глаз, скатываясь по щекам, губам, а затем падая вниз и создавая маленькие копии себе подобных. Она медленно подходила к краю, вспоминая всё время, проведённое с ним. Вот их первый поцелуй, под дождем, она тогда замерзла, а он решил её согреть вот таким способом. Их первый секс, это было перед Рождеством, на улице белым-бело, снег кружится и падает на землю, деревья гнутся под зимним ветром, показывая какой-то своеобразный танец, и они, сидящие дома в тепле, уюте, любви и нежности. Было ещё много таких моментов — счастливых, сказочных и по-своему особенных, все они пролетали перед глазами Гермионы, заставляя ту всё сильнее плакать. Всё было хорошо, возможно, в их отношениях был бы счастливый конец, если бы не Рон, заявившийся в их дом без приглашения.       Она стоит на краю первый и уже последний раз. Страх высоты куда-то исчез. Остались только горечь и обида на то, что единственное, что она может сделать для прощения, — это умереть; ведь к Рону идти не было никакого желания: она его не любит, и это объясняет всё.       Посмотрела вниз. Люди спешат куда-то, не замечая, что она стоит на крыше и уже готова умереть, оставив своё тело здесь, а душу в другом мире.       Секунда. И она уже летит вниз. Молча и лишь слабо улыбаясь. Это её последняя улыбка, последний вздох, последние секунды жизни и…       Она разбивается об асфальт. Вокруг тела лужа крови и толпа людей, в мыслях у которых лишь один вопрос — зачем она это сделала? Теперь её нет.       Кто-то уводит детей от мёртвого тела, кто-то вызывает скорую, а кто-то стоит в немом крике и не может прийти в себя. ***       Сегодня ему принесли почту. Письмо без имени отправителя и Ежедневный Пророк, на первой полосе которого была написана ужасающая новость. «Вчера вечером с крыши многоэтажного дома спрыгнула Героиня Войны, мисс Гермиона Джин Грейнджер, разбившись на смерть. Что подвергло такую смелую девушку на такой отчаянный поступок: воспоминания о войне или неудачи в личной жизни?»       Малфой отбросил газету в сторону, не веря в написанное. «Она не могла», — повторял себе он, в миг вспомнив её последние слова и только сейчас понимая их смысл. Взяв и открыв письмо, лежащее возле его рук, Драко прочитал лишь четыре слова: «Она была под Империусом».       Она тогда ему и хотела это сказать.       И ведь если бы он её тогда выслушал, а не заткнул, остановил, а не выпроводил, то сейчас всё было бы по-другому. А теперь всё, что осталось у него от неё, — это жалкие воспоминания, её одежда и брошенное ей в спину «шлюха».