Ведьма и демоница

      Миранда помнит, когда впервые увидела эти кроваво-красные, невозможные глаза.       В тот вечер глава Баскервиллей закатил поистине шикарный и масштабный бал – казалось, вся знать страны собралась в поместье недалеко от столицы. За века Сабрие и не такое видало, но видеть это одно дело, а пережить – совсем другое.       Потому что приемы у Глена Баскервилля не были чопорно-натянутыми или вежливо-строгими, и уж никак не соответствовали нормам своего времени. Здесь оживал дух какой-то неземной, безудержно-печальной свободы, и дышалось не то чтобы легче – по-другому.       Леви здесь Царь и Бог. Действительны только правила этого Дома, которые порой глухо давят весь прочий этикет. Поэтому все так стремятся в это место – на границу Бездны, к этим людям, что и не люди вовсе: к необычному, как было всегда.       Миранда сразу выделила ее из толпы. Девушку, что не боится громко смеяться и перебивать самого Глена. Девушку, которой не важно, что за музыка играет в зале – она кружится не в такт и напевает себе то, что кажется ей лучше слишком медленного вальса.       Это выглядит так, будто она никогда раньше не была на таких приемах, и этот факт совсем не заботит ее. Это люди ведут себя не так, как она хочет, это они неправы. Пусть даже она видит их всех в первый раз – хорошее впечатление ее не волнует. Как и желание некоторых кавалеров танцевать с ней. Захочет – выдернет из толпы, прервет беседу и просто украдет из компании того или ту, кто ее заинтересует.       Потому что Лейси Баскервилль королева здесь, и лучше бы всем это понять сразу. Миранда поняла – и не смогла отвести глаз. От волос, черным вихрем разлетающихся во время танца. От маняще-лукавой, но не коварной, как у Глена, а просто уверенно-испытующей улыбки. И после того, как поймала на себе заинтересованный взгляд, думать о брате этой красавицы уже не получалось.       Освальд был красив и неприступен, как каменное изваяние. Что ж, никто не запрещает им любоваться. Эта красота была неподвижной, и Миранде казалась мертвой − так почему бы не заполучить эту прекрасную голову себе, чтоб любоваться, когда захочется, чтобы владеть единолично аметистами этих глаз?       Красота Лейси была другой. Живой, подвижной, громко кричащей о себе, но не вычурной. Необычной, западающей в душу, заставляющей сердце биться чаще, а кровь приливать к лицу. Заставляющей желать, но желать не вечного обладания, а яркой вспышки, мимолетного счастья, желать бесконечно – и не удерживать, не сковывать обязательствами или обещаниями. Даже какие-либо чувства кажутся лишними штрихами на уже готовой, совершенной картине.       Миранда никогда не была стеснительной, но когда так внезапно из-за спины вынырнули эти невозможные глаза; когда бледная, изящная рука мертвой хваткой впилась в ее рукав и потянула за собой, она не смогла вымолвить и слова. Да и разве нужны были слова?       Они ушли незаметно, как ни странно, ведь буквально пару минут назад весь зал рукоплескал танцу Глена и его воспитанницы, и все разговоры, казалось бы, сводились исключительно к красноглазой красавице. А сейчас девушки уже бегут, именно бегут, едва успевая придерживать юбки на лестницах, в сад, что почти пуст сейчас, но прекрасно освещен и виден из окон соседнего зала. Им нужно не спрятаться, но уйти. Им нужны место и атмосфера, простор и свобода от чужих взглядов.       Приглушенная музыка доносится до них, как из другого мира. Она не вписывается в картину ночного сада: благоухающие цветы и странные тени от света развешанных по деревьям цветных фонариков, легкий ветерок, колышущий листву и волосы. Черное смешалось с алым, прическа Миранды безнадежно растрепалась, и она распустила волосы.       Девушки кружатся, правыми руками придерживая друг друга за талии, а левые соединив над головами. Так танцуют дамские пары – неподобающе для официальных приемов, но вполне нормально для домашних посиделок. Или для того, чтобы молча кружится в саду по каменным плитам площадки, лишь слегка прислушиваясь к тихой музыке из особняка.       Глаза в глаза, искрящаяся интересом сталь и игривая уверенность рубинов. Улыбки сфинксов, и после ясность – на этот вечер… кавалеры им не понадобятся.

***

      Лейси сразу приметила ее среди гостей. Не из-за огненной яркости ее волос и наряда, напротив – из-за пустоты, что образовали вокруг этой девушки золотые блики, так и упархивающие прочь испуганными птицами. Неужели вот он – человек, на которого Лейси сможет смотреть без режущей боли от вездесущего света? Та, что рискнет взглянуть в ее проклятые глаза?       Лейси не понравилось, как эта девушка смотрит на ее брата. Пусть лучше… Миранда смотрит так на нее.       Баскервилль видела и чуяла в Миранде то, чего не видели люди. Опасность, смешанную с дурманящей притягательностью. Хитрый отблеск острой стали в глазах. Ехидно-сладкая, отдающая ядом улыбка. Темная аура, которую только она, красноокая, могла увидеть и оценить.       Незаметно подкрасться, приблизиться сзади, невесомо коснуться красных прядей. Этот красный – пламя. Красный Лейси – кровь. Только прикоснувшись, убедиться, что она реальна, и уже смело, без содрогания схватить за руку. Увлечь за собой, отнять у всех этих надоедливых, вьющихся вокруг кавалеров, слетевшихся, как мухи в паутину.       Сталь и пламя. Изящно заточенный клинок, кинжал с отравленным лезвием и прекрасными ножнами. Лейси не боится порезаться. Она просто делает, что хочет. А сегодня ей хочется непременно попробовать на вкус этот яд.

***

      Натанцевавшись вдоволь, девушки двинулись вглубь сада, обходя особняк стороной. Не хотелось возвращаться в шумный зал, даже для того, чтобы предупредить брата. Артур привык к подобным выходкам, волноваться не будет.       Но когда Барма сбилась со счета поворотов запутанных тропинок среди темнеющих вокруг деревьев, она решилась тихо спросить:       − Куда?.. – и тут же замолкнуть, недоговорив. Этот столь лишний звук чуть не испортил окружавшую их идиллию, игру в молчание по правилам Баскервилль. Лейси остановилась и, повернувшись, на миг приложила палец к ее губам.       Миранда судорожно выдохнула – как током кольнуло – и крепче сжала руку Баскервилль. Уже не важно, куда и зачем. Даже если красноглазая демоница уведет ее прямо в Ад, в саму Бездну. Кажется, дети несчастий и такое могут?       Миранда пойдет за ней. Им по пути.

***

      Лейси боялась разжать руку, будто Миранда могла ускользнуть, раствориться в этой темноте. Но вот и заветная башня, где их никто, даже Глен, не побеспокоит. Сегодня, по крайней мере. Перед входом повернуться, улыбнуться призывно-ободряюще и шагнуть на слабоосвещенную лестницу.       Пара свеч и луна за окном, больше света им не нужно. Цвета теперь не различить, только прикосновения и звуки.       Миранда наслышана о Лейси, о ее ярком характере и взрывном, полном неожиданных поворотов и кардинальных решений нраве. Взаимно – Джек невозможный болтун. И уехал он так кстати, чтоб не мешаться со своей болтовней.       Сейчас у обеих ощущение, что этот бал был для того и устроен: чтобы они наконец встретились лицом к лицу, узнали друг друга не только на словах. Похожими они могут показаться лишь слепому. Но это вовсе не означает противостояние…       Они устроились на пушистом ковре, усевшись поудобнее, поближе друг к другу, не заботясь о том, что платья могут помяться.       Лейси хотелось прикосновений. Безобидных, едва ощутимых пока – чтобы хоть немного ослабить так и бьющий ключом интерес. Озорной блеск в глазах выдавал это, и Миранда, обычно подобно удаву гипнотизирующая своих жертв, сама залюбовалась, попала под чары, освобождаться от которых не было ни малейшего желания.       Баскервилль снова провела рукой по шелковым волосам. Пропустила пряди меж пальцев, поднесла к лицу и коснулась губами, вдохнув едва ощутимый запах горького миндаля*, смешанный с чем-то цветочным. Все же Миранда прекрасный, чарующий хищник.       Только вот жертвам дозволено лишь смотреть, а ей… Взять ее руку в свою, стянуть перчатку, переплести пальцы. Опалить дыханием кожу у уха, невесомо коснуться губами. Улыбнуться, почувствовав, как она вздрогнула. Кончиками пальцев по выступающей скуле, убрать за ухо выбившуюся прядь. Медленно, смакуя каждый момент.       И когда атмосфера достигла пика загадочности и романтичности, когда тишина наскучила, они одновременно залились смехом. Искренним, настоящим и громким. Пафос улетел прочь, оставив щепотку магии, и наконец настало время разговоров обо всем на свете – начиная с Джека и балов, заканчивая любимым цветом и философией о смысле жизни.       А с рассветом Барма исчезла, испарилась, как часть ночной сказки. Как видно, Безариус предусмотрительно показал ей один из потайных ходов…

***

      Миранда не помнит, как в первый раз все вообще дошло до постели. Просто в определенный момент желание ярких, необычных впечатлений захлестнуло ее. Захотелось быть если не любимой, то желанной. Баскервилль же была столь для этого подходящей, манящей грешницей; земной, настоящей, и вместе с тем невозможно далекой и непонятной. Такой же далекой, как и Освальд.       Лейси никогда не станет частью ее коллекции. Ее голова прекрасна, но этого мало. Мало поцелуев, мало ее непостоянного внимания. Хочется не обладать, но покорить. Бороться за власть – и каждый раз невольно проигрывать. А в тех редких случаях, когда Баскервилль уступает, наслаждаться выражением ее лица. Не снисхождение, а интерес и уступка.       Потому что Лейси хочется получить от жизни все. Все, что взбредет в голову. Что можно и что нельзя. Ведь Миранда не против уступить лидерство? Хочется видеть эту девушку такой, какой не видят окружающие, но могут узреть ее проклятые глаза.       Видеть, как краснеют ее щеки, как в стальных глазах дымкой плещется желание. Слушать ее сбившееся дыхание, держать ее руку в своей, переплетать пальцы. Смотреть и наслаждаться тем, что она не отведет взгляда в суеверном страхе.       Провести медленно языком по губам, так, чтобы она начала закусывать свои в нетерпении. Хищная улыбка, почти оскал. Руки плавно скользят по телу, не спеша, аккуратно избавляя от одежды. Баскервилль знает, что делает, и передает часть своей уверенности Миранде. Она не боится, ее не нужно успокаивать. Ей не нужна трепетная нежность, но и грубость недопустима. Страсть и разум – так по-женски правильно.       Барма же смотрит внимательно, даже моргнуть боится – Лейси как иллюзия, наваждение, демоница. Действует грациозно, с резкими порывами и неожиданными остановками, заставляющими Миранду вздыхать в нетерпении.       Заколки отложены на прикроватный столик, ожерелье и перчатки – туда же. Баскервилль привычно целует красные локоны, пропуская их между пальцев. Барма первой подается вперед, обводит пальцами контур лица, ловит за подбородок и легко тянет на себя – решительно и плавно. Торопиться некуда.       Лейси позволяет притянуть себя ближе, кладет руку на талию, наклоняется к самому лицу. Осторожно касается сначала подбородка, затем уголка рта, медленно, не отрываясь и ловя каждый вздох, следует к губам. Мягко. Сладко.       Провести языком, чуть отстраниться, облизнувшись и будто распробовав вкус, припасть снова, ловя дыхание, лаская языком столь желанные губы. И незамедлительно получить ответ. Решительный, властный, умелый… Прекрасная грешница успела справиться со всеми застежками платья, в том числе и своего. Волей-неволей приходится встать – пышные наряды снимать целая наука, и хорошо, когда кто-то готов помочь упростить этот процесс.       Платья сложены в сторонке вместе со всеми нижними юбками и бельем; на широкой кровати много места, но они сидят рядом, вплотную друг к другу, а вскоре Миранда оказывается на коленях у Лейси. Нежные касания, изучающие, ласкающие оголенные плечи и тонкие, такие хрупкие руки, на деле привыкшие работать топором, чего никак не скажешь на первый взгляд.       Страсть вливается в разум через поцелуи, расплавляя сознание; горячее дыхание дарует столь необходимое тепло. В комнате прохладно, камин почти погас, и прикосновения горячими отпечатками ложатся на кожу. Миранда придвигается еще ближе, сжимая бедра Лейси коленями, прогибаясь навстречу от прикосновений, приобнимает за шею, заставляя запрокинуть голову, и вновь склоняется за поцелуем. Баскервилль обнимает ее за талию, прижимая к себе, как величайшее сокровище. Спешка непростительна.       Миранда медленно опускается спиной на приятно холодящую простыню, плавным движением руки раскидывая волосы по подушке. Лейси склоняется над ней, любуясь и изучая. Сначала глазами, затем губами и языком. От скул и шеи вниз, по ключицам к груди, задерживаясь здесь, уделяя максимальное внимание столь чувствительному, нежному и прекрасному месту. Баскервилль жмурится от удовольствия, Миранда рвано вздыхает и закусывает губу, вздрагивая и на секунду отворачиваясь.       Этот жест определенно не нравится Лейси. Зачем сдерживаться и закрываться? Разве есть в том, что они делают, нечто пугающее или неприятное для Миранды? Но явное блаженство в слегка расфокусированном взгляде – достойный ответ. Баскервилль мягко касается теплого лба губами и продолжает свою экскурсию.       Ниже, неспешно и неотвратимо, провести языком под грудью, чувствуя чуть выступающие ребра, по впалому животу, с удовольствием касаясь бархатной, бледной кожи и ощущая, как руки Миранды скользят по спине, лаская и точно так же изучая. Аккуратно прикусить бедренную косточку и насладится извлеченными звуками.       Барма уступает, но не отстает – руки скользят по телу Баскервилль и словно в ответ повторяют ее движения, переходя на спину и позже утопая в пышных волосах, бесспорно прекрасных, но в этот момент слегка мешающих. Спешно нашаренная на тумбочке лента решает проблему.       Лейси поняла это как сигнал к действиям более решительным и отстранилась, хитро-нежно улыбаясь, щекоча кончиками пальцев кожу с внутренней стороны бедер. Миранда вздрагивает вновь и ее дыхание на несколько мгновений замирает, кажется, что даже сердце остановилось в предвкушении. В этот момент ощущение того, что Лейси – не человек, особенно остро. Демоница, истинно демоница, играющая с продавшей душу ведьмой.       Легкие, поначалу невесомые, но от того не менее возбуждающие прикосновения. Лейси наклонилась так низко, что может различить рваное, тихое дыхание Миранды. Плавно, осторожно и до безумия точно, даря волнами расходящееся по телу наслаждение. До хриплых стонов, заглушенных поцелуями, до судороги в ногах.       Миранда не выдерживает первой – закрывает глаза, запрокидывает голову и уже не сдерживает рвущиеся наружу стоны. Лейси отвечает зубами на шее и засосами: не ради того, чтобы поставить метку, но в знак протеста. Ей хочется видеть эти утонувшие в страсти, покрытые серой дымкой глаза. Миранда растворяется в ощущениях, забывается в объятиях Баскервилль, доверяя ей себя такую – открытую, беззащитную, раскрасневшуюся и прекрасную.       Еще долго в комнате царили стоны, тихий шепот и шорох простынь. Эта ночь принадлежала только им, и тучи услужливо закрыли рассветное небо, даря уснувшим ближе к утру девушкам время на то, чтобы забыться в объятьях друг друга.       Это повторялось бессчетное количество раз, но каждая ночь оставалась ярким, ни с чем не сравнимым воспоминанием. Решивший подсмотреть и запертый в наказание в шкафу Джек, зашедший не вовремя и пулей вылетевший едва ли не в окно Освальд, зашедший ну совсем не вовремя и выгнанный ударами подушек хохочущий Глен.       Миранда узнала многое о Ядре Бездны и смогла понять то, что не мог понять даже Глен. Представить живым и разумным, посочувствовать и полюбить. Лейси, конечно же, узнала ее тайну, и не осудила даже взглядом, лишь улыбнувшись уголком губ и понимающе сверкнув кроваво-красными глазами.       Они могли понять друг друга, и уже не важно, мог ли кто-то понять их. Чей красный – страсть и пламя? Чей красный – кровь? Цвет один на двоих. Одна судьба.