Повесть об эльфийской гордости.

Потому что злую эльфийскую гордость Никак не выжечь калёным железом, Не соблазнить богатством и страстью, Свободу её не украсть.

Это повесть о самом гордом человеке во всем королевстве. С незапамятных времен, когда в мире еще творилось волшебство, когда маги и эльфы, тролли и феи существовали столь же свободно, как и люди… Итак, начнем с того, что летописец из меня так себе, но я просто не могу не поведать миру об Эмбере. У меня есть друг, и я знаю его, наверное, уже тысячу лет. И это не для красного словца – эльфийский век долог, а он самый что ни на есть настоящий эльф. Гордый, высокий, холодный… Настоящая ледышка, я не удивлюсь, если он древних королевских кровей. Мы с Эмбером знакомы с детства, когда он еще был маленьким непоседливым эльфенком. Но и тогда он отличался этой холодной красотой: серебряные волосы, которые были заплетены в косы, светлая прозрачная кожа и большие голубые глаза. Он показался мне ангелом, когда я впервые увидел его. Он шел вместе с матерью по базарной площади, крепко держа ее за руку. Он не улыбался, его глаза скользили по площади, будто бы сканируя пространство. Сложно сказать, кто кого заметил первым, но я точно завис, глядя на него из-под прилавка. Мой отец держал лавку с овощами, к которой подошли они. Я разглядывал маленького горного эльфа, будучи сам лесным. Мы не такие высокие и статные, потому его мать и он просто сразили рынок. - Привет, - сказал я, выглядывая. Эмбер обратил на меня свое внимание, словно ангел благосклонно перевел на меня свой взгляд. Его заостроенные уши дернулись. - Привет, - мальчик отцепился от матери, подходя ко мне. – Ты тут живешь? А мы вот переехали. Или не знаю. Мама говорит, что, должно быть, надолго… Стоило заговорить с ним, как образ ангела распадался: Эмбер был говорлив, непоседлив, улыбчив и совершенно невыносим иногда. - А тебя как зовут? А ты лесной эльф? А я горный. Папа говорит, что мы дальние родственники. Меня, кстати, Эмбер зовут. А тебя? Это лавка твоего отца? Мама купит овощей. Будет здорово! Приходи в гости, мы поселились у ручья! - Меня Сейта, - я не успевал за ходом его мысли. Через минуту мать позвала его, и они уплыли прочь, а я еще долго переваривал этого говоруна, пытаясь понять, как горный эльф может быть таким. Я и правда пришел к ним, отец отпустил. Лориэль, его мать, сказала папе, что они останутся до зимы, а потом снова в путь. Однако они остались дольше… Следующие несколько, а затем много-много по человеческим меркам лет мы росли вместе, играли вместе и всячески нарушали принятые стандарты между горными и лесными эльфами. Чем старше становился Эмбер, тем больше расцветала его красота. Будучи общительным и живым эльфенком, он все равно отталкивал остальных детей своей гордостью на грани с гордыней, поэтому на протяжении многих лет один я был его верным другом. Один я следил, как он из мальчика превращается в юношу, который всегда обыгрывал меня в стрельбе. Он обошел меня во всем: в росте, в длине косы, стрельбе, беге, плавании, однако мне не было жаль. Когда нам исполнилось по сто двадцать лет, я осознал, что не просто восхищаюсь им и его красотой. Он привлекал меня, он нравился мне, я любил его! Я желал, чтобы он стал моим, однако я не решался отобрать у мира такую красоту. Приближалась пора женитьбы, каждый из нас должен был найти себе возлюбленную, однако я не мог смотреть ни на кого, кроме него. Лунными ночами мы с ним лежали у ручья и делились историями, секретами, чаяниями и надеждами. Он мечтал вырваться отсюда прочь, путешествовать, увидеть мир, совершить сотню подвигов, я же… Я был не таким. Мои мать и отец оставили лавку на меня, а потому я работал, и все было хорошо, пока он был тут, пока подбадривал меня своей улыбкой, пока я видел его серебряные волосы перед собой. Я не мог и помыслить, что он уйдет, что оставит меня одного в этом городе, среди людей и существ, которые всегда были для меня такими далекими и чужими. Глядя на него лунными ночами, когда его кожа чуть светилась, я восхищался его силой, его гордостью, им всем. На свое совершеннолетие, мы с изумлением поняли, что в городе все поменялось. Теперь мы были завидными женихами, особенно Эмбер. Он проходил по улицам, а я оставался в его тени. Серебряные волосы теперь спускались до пояса, а глаза блестели от жажды чего-то иного. Девушки вились за ним толпой, но он считал их недостойными. - Они пустые, Сейта, - говорил он мне. – Они не ценят души, лишь внешний облик. Его тяготило все здесь, я чувствовал это. И, однажды, одной лунной ночью, он исчез. Просто растворился в черноте леса, а я не успел догнать его. Мать не убивалась по нему, сказала, что и отец был такой же, и что сын обязательно вернется. Почему-то погладила меня по голове и сказала ждать. Она словно чувствовала, что я не могу не ждать. И я ждал. Я отказался от всех предложений и сватовства. Я зажил бобылем с овощной лавкой отдельно от родителей, которые вскоре тронулись в леса предков. Но я не мог последовать за ними. А вдруг он вернется?! Годы сменялись годами, каждый странник, заходивший в город, казался мне им. Я ждал отблеск серебряных волос или блеск голубых глаз из-под плаща. Я ждал. Ожидание – это самое паршивое, дорогой читатель, особенно когда ты не знаешь, сколько зим тебе придется ждать. Через пять лет – мелочь для эльфа! – я был полон надежды и веры. Я знал, что он не забудет меня, но не был уверен, что он вернется. Ведь он исчез, как ветер, словно и не было горного эльфа в моей жизни. Через семь лет я, напившись до полуобморочного состояния, не мог сдержать слез. Проклятая гордость наверняка мешала ему вернуться, пока он не увидит что-то такое, что посчитает достойным себя. Однако лесные эльфы тоже горды. Я работал, засучив рукава, я выкупил небольшой домик с фермой, продал лавку и зажил вдали от города. Я не желал больше ждать. Спустя десять лет после его ухода, я не мог вспомнить его лица (я лукавил, но так было проще). В окружении животных, маленькой фермы я подумывал о хозяйке и эльфятах, о тихой сельской жизни вдали от городской шумихи и грязи. Когда-нибудь, спустя несколько веков, я смогу больше никогда не вспоминать об Эмбере и все будет хорошо. Так я говорил себе одним ненастным днем. Небо предвещало грозу, и козы волновались. К вечеру я закрыл поплотнее амбар, потому что ветер уже был силен. Дождь пошел стеной, как только я вошел в дом. Разведя камин и варя имбирный чай, я писал под стоны неба и отблески молний. Хлестало в окна, и громкий стук в дверь я принял за раскат грома. Но стук повторился. Погода заставила меня действовать настороже. Мало ли кто мог прийти в такое ненастье? Но, скорее всего, это несчастный путник, которому нужен ночлег, потому я отпер дверь и гостеприимно произнес: - Заходите скорее, как вы промокли! Снимайте обувь и садитесь к огню. Путник был в капюшоне и невнятно поблагодарил меня. Он стянул свои забрызганные грязью сапоги, я отметил стоптанные каблуки и потертую одежду. - Проходите, - я предложил ему свое кресло. – Вы, должно быть, голодны. Не желаете чаю, пока я сделаю вам что-нибудь поесть? – путник качнул головой, вытягивая бледные руки к огню. – Сменную одежду я могу вам предложить? – я уже начал сомневаться, что впустил этого странного человека. Он сидел, отвернувшись к камину, потому я не мог увидеть его лица. - Пожалуй, - пробормотал он. Я принес ему свежую рубаху и штаны и удалился в кухню, дабы гость переоделся. Чай был горячий, потому я вернулся быстро и тут же ушел обратно. Он как раз переодевался, стоя ко мне спиной. По плечам спадали длинные серебряные локоны, которые заставили мое сердце ухнуть вниз и перевернуться пару раз. Но раз таковы правила игры, я не стал их менять. Я был теперь в твердой уверенности, что он пришел ко мне и сейчас играет свой спектакль на одного актера для меня. Жестокий Эмбер. - Вы готовы? – крикнул я из кухни, решив не дать ему повода меня раскусить. Однако все пошло не по правилам игры. Меня подхватили сзади, вынесли из кухни на руках, смеясь мне в лицо. - Не узнал? – смеялся он, радуясь своей шутке и грохоча сверху. Он был высок, силен, он так изменился… Лицо пересекал длинный шрам, на шее запеклось рабское клеймо, однако, когда я потянулся, чтобы дотронуться, он перехватил руки губами. Он целовал мне ладони, он положил меня на кровать и не отрывался от моих губ, пока я не застонал от вожделения. Мой! Мой Эмбер! Он был словно зверь, добравшийся до добычи. - Куда же ты торопишься? – спросил я его, когда он пытался сорвать с меня мантию. - Я ждал десять лет, чтобы стать достойным тебя, и теперь не могу больше ждать, - промурлыкал он, проходясь языком по моему естеству. Эмбер, мой Эмбер!.. А как же долго я ждал, чтобы ты смирил гордость и вернулся! Он любил меня до рассвета, распаляя мое тело и заставляя молить о продолжении. Он мучил меня, просил шептать его имя, просил кричать его имя, которое сливалось с раскатами грома. Я никогда не был так счастлив, как в момент того единения с ним. Утром, лежа на его белой груди, полностью изможденный, я прошептал, что это стоило десяти лет ожидания. А после короткого сна он рассказал мне свои десять лет. Рассказал о дальних странах, о городах из золота, о жадных и добрых людях, о невиданных существах. Смеясь, он рассказывал, как его продали в рабство и выжгли на его прекрасной коже клеймо раба, но он вырвался и сбежал, потому что не пристало горному эльфу служить жалким людям! Он говорил мне о странах, где нет магических существ, и где он был диковинкой. Рассказал миллионы историй, которые всплывали в воздухе вокруг нас, а я, закрыв глаза, словно был рядом, чувствовал морской ветер, брызгавший мне в лицо капли. Он сказал, что встречал столько прекрасного, что душу хотелось отдать, и столько мерзкого, что хотелось умыться. - Почему же ты вернулся? – недоумевал я, глядя на его вдохновленное лицо. Он усмехнулся, глядя на меня, словно я не мог догадаться об очевидном. - Потому что нет никого прекраснее тебя, - ответил он. Я был счастлив. Я хотел, чтобы этот день никогда не кончался, но он так быстро клонился к вечеру, что я боялся, что это сон. - Ты же не уйдешь? – спросил я его, когда мы лежали, наслаждаясь отдыхом после любви. Эмбер не ответил, и тогда я понял. Ничто не удержит злую эльфийскую гордость, никто не лишит свободы горного эльфа. Утром он зашел к матери, я стоял поодаль, а она улыбалась мне теплой улыбкой. Вечером он вернулся ко мне, шептал мне слова любви и сжимал в объятьях до боли. - Ничто не удержит эльфа, да? – грустно спросил я его утром. Он качнул головой, задумчиво глядя вдаль. Далекие странствия уже звали его, манили неизведанные страны и где-то гремели новые битвы, в которых он был обязан поучаствовать. Я проследил за его взглядом, но увидел лишь бескрайние поля и землю, которую я знаю с младых ногтей. Дорогой читатель, время прощаний намного тяжелее ожидания. Это невыносимо, потому что часть твоего сердца уходит прочь, а ты никогда не узнаешь, насколько прочно она там поселилась. Ты не знаешь, что будет завтра, даже что будет через минуту, но знаешь, что увидишь спину дорогого тебе человека, уходящего прочь. Я обещал не лить слезы и не страдать по нему, но не мог сдержаться. Он целовал мои соленые губы и обещал вернуться. Он шепнул мне на прощание, что эльфийскую гордость никто не удержит. Никто, кроме меня. Прошло пять лет, дорогой читатель. Мой Эмбер заходил уже дважды. С года на год заглянет, наверное. И за имбирным чаем снова расскажет мне о замках и драконах, о принцессах и битвах, о золоте и султанах, о девчонке, которая пыталась его охмурить, о людях, которые помогали ему. Я слушаю эти истории, как сказки, улыбаюсь и иду ставить новый чай, потому что уже рассвет, а этот остыл. И все остальное неважно, пока он возвращается. На этом, читатель, я закончу свою повесть, потому что я и правда, не мастер в них. Однако теперь ты знаешь, что даже злую эльфийскую гордость можно смирить терпением и любовью.