Die

Тонкие аристократичные пальцы неторопливо перебирают крупные камни. Один за другим, осторожно и медленно, каждый холодный кусочек согревая теплом, обводя мягкими подушечками каждую грань - аккуратно, будто лаская. Тонкие губы беспрерывно что-то шепчут, просят, умоляют. Иссей никогда не молился. Только в детстве - пока родители были рядом. Став чуть более сознательным, Казунари отказался от Богов. И до сих пор не верил, лишь снисходительно улыбаясь, когда другие говорили о Богах: это их дело. Хотят верить - пускай. А теперь он сам стоит на коленях на снегу, босой, в тонких кожаных штанах и расстёгнутой до середины груди рубашке, его плечи покрывает снег, а в руках - рубиновые чётки, красные, как кровь. Певец перебирает каждый камушек, дрожит от холода - и просит Богов дать ему лишь одно, то, что нужно больше жизни. Смерть. Когда больше нет сил противиться, к Богам можно обратиться только за этим. “Ты дал мне силы полюбить. Дай и силы умереть”. Всё лучше, чем видеть Это. Это - прекраснейшее существо из всех, которых можно представить. У Этого - широкие плечи, узкие бёдра, женственное тело и лукавые кошачьи глаза. Это имеет грацию кошки и характер стервы. Это носит имя Атсуши Сакурая. Но Это - кто угодно, но не тот Атсуши, которого знал Иссей. Атсуши Сакурай был другим. Он любил кофе, полумрак и тёплый ковёр. Он любил говорить о музыке, смущался, когда ему делали комплименты, смеялся весело и так заразительно, что волей-неволей хочется тоже смеяться. Он слушал друзей, любил их всех. Любил Хисаши Имая и дарил свою нежность Иссею. Но потом пришёл Рэймонд Уоттс - и Атсуши Сакурай исчез. И появилось Это. Хисаши почувствовал эту перемену первым, и жестоко поплатился за попытку вернуть того, прежнего Атсуши: его отдали на растерзание немцам - знакомым Рэймонда. Иссей, поняв, что в лоб ничего не добиться, попытался пойти окольным путём - позвал Атсуши на кофе, поговорить... А получил наглую, насмешливую ухмылку и сперму внутри себя: Это вместо кофе напилось коньяка и попросту взяло то, что, как ему казалось, принадлежало Атсуши по праву. Иссей тогда промолчал, перетерпел... Принял. Но на этом мучения не кончились. После первого их выступления уже стриженный Сакурай вновь повторил свою пытку. Вновь взял своё - в подсобке, вжав старшего певца в стену и зажав ему рот ладонью. Потом было ещё одно такое свидание, потом ещё и ещё. А потом был тур Швайн. И Сакурай - то, что скрывалось под его личиной - дало выход своей блядской натуре. Зрелище было пошлое, пьяное. Омерзительное. Страшнее всего было то, что Иссея это зрелище, записанное на плёнку, завело. Как-никак, а это существо в теле Сакурая знало, что нужно, чтобы возбудить мужчину. И всё же это навевало мысли о том Атсуши, который был честнее, который был открыт, как большая книга, написанная понятным языком. О том Атсуши, которого Иссей любил. Сейчас, стоя на холодной земле на коленях, посреди совершенно пустынного поля, чувствуя, как снег ложится на плечи, на волосы, как тает, Иссей перебирает звенья чёток и вспоминает их последнюю с Атсуши встречу. Когда он, отчаявшийся, пришёл к Сакураю, прося того одуматься. Когда Это рассмеялось ему в ответ, схватило за волосы и приложило об стену. Заломило ему руку за спину, вжало в стену и оттрахало так, что Иссей от криков и мольб остановиться сорвал голос. А после Это выставило его за дверь, выкинуло, как ненужную собаку. И сейчас, полнедели спустя, Иссей стоит на коленях в поле за Токио, покрытом снегом, его машина стоит метрах в тридцати, а сам певец перебирает камушки на рубиновых чётках и молится о смерти. Руки немеют, мёрзнут, не в силах больше трогать камни. Ног Иссей и вовсе не чувствует. Снег укутывает его, забирая живительное тепло, ласкается о руки, усыпает кудрявые длинные волосы белой короной. Иссею пятьдесят три года. Детей нет, любимой женщины - тоже. Сердце отдано тому, кто канул в Лету давным-давно уступив место стерве. Умирать Иссей не боится. Внезапно становится тепло. Так тепло, что хочется скинуть куртку и закутаться в снег. Иссей валится на бок, выпускает чётки из рук, ложится всем телом на снег, закрывает глаза. Остаётся надеяться, что, когда его найдут, он уже успеет замёрзнуть.