В твоих глазах

– Ами! – орал Дилан. – Ами, ты где, блять?! – Да тут я, тут я! – в ответ. – Чего соседей пугаешь и…? – Амори вовремя прикусил свой язык, чтоб не ляпнуть «и Форда». Почему-то перед Коди Фордом, чьё мнение его никогда не интересовало, вдруг стало стыдно за своё поведение, за внешность… за всего себя, в общем. – Я под дверью, – уже спокойно сказал омега, сняв свои очки. – Что ты хотел? – он протёр их, потом нацепил себе на нос, поправил. – Полотенце! Не вытираться же мне твоим! Оно у тебя розовое! – Сейчас принесу, – проворчал Амори и, порывшись в шкафу, снова был у двери через минуту. – Я повесил полотенце на дверную ручку, – сообщил он и ушёл в свою комнату. Амори бухнулся на кровать и, если бы дома не было Дилана, то он завизжал в подушку. Что… что это пять минут назад было?! Какого хера?! Какого хера вообще он чувствовал себя так классно, так уютно возле Форда, почему снова тёк и плавился?! Почему хотелось стоять с ним в обнимку вечность?! Почему?! Амори таки издал стон в подушку. Перевернулся на спину, вздохнул. «Что за побрякушку натянул на меня Форд?» – мозг пришёл в норму, прекратив истеричить. Омега снял с себя серебряную цепочку с кулоном. Сел, принялся рассматривать. Кулон – в виде сердца. Выгравировано «К + А». Что это за херня? Что за «К»? «А» – то ясно. «А» – это Амори. А «К»?.. Это Коди?.. Точно! Амори перевернул кулон и просто офигел – вылупил глаза, открыл рот, перестал дышать. Собственное сердце в груди устроило вечеринку на одного – грохотало, словно выпило немало. Надпись была простенькая, неброская, но уколола прямо... прямо в душу. «Я люблю и любил тебя всегда». Она вывернула эту душу наизнанку, как джинсы перед стиркой. Эта фраза молнией ударила в мозг, и Амори тут же вскочил и прилип к окну. Форд, ясное дело, сидел на своем грёбанном подоконнике. А омегу било крупной дрожью, будто он прочитал не сопливую фразочку, а то, что Земля взорвётся через минуту. Амори не знал, что делать. Бежать? Куда и как? К Форду или от Форда? Что делать с подарком? Надеть на себя или выкинуть в окно – чтоб другой человек нашёл на асфальте и забрал себе или выкинул в ближайшую мусорку? Как жить вообще?.. Никто никогда не писал и не говорил, что любит Амори, кроме как семьи. Хотя. Минуточку. Амори сорвался от подоконника и полез в шкаф, в нижние полки, где хранилась коробки с фотографиями, всякими открытками и письмами. Омега нашёл нужную – одну из самых потёртых, синюю в серых звёздах, – вытащил её на белый свет и, открыв, вывернул все внутренности на пол. Амори рылся недолго – нашёл то, что искал. Валентинка от Форда. Она была конкретно кривая, уже затёртая, помятая и даже с пятном, кажется, от сока (в одно время она лежала на столе у Амори) и розовая. Нежно-нежно розовая с нарисованными красными сердцами и розами на ней. Внутри было написано размашистым детским почерком: «Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. И всегда буду любить. Коди» Целых семь раз, даже восемь… Амори и не помнил, как тогда отреагировал на эту открытку. Но, пересматривая её, сердце ёкало, а глаз всё косил в сторону кровати, где лежал кулон. Омега засунул всё барахло обратно в коробку, оставив открытку, и надел цепочку, чувствуя безумное волнение. Как это вообще понимать? Правда или насмешка, закрученный подъёб?.. Амори не знал, но хотел бы знать. Можно ли давать своим чувствам волю, или сдержать себя, погрузить в учёбу и забыть эту сумасшедшую… «любовь»? *** Как говорится, «меньше знаешь – крепче спишь». Но не в ситуации Амори: он крутился в постели целую ночь как юла, всё думая и думая о Форде. Насчёт Дилана он не беспокоился – тот хоть и придёт хрен знает когда, но точно эта пьянь будет не за рулём – Амори удачно отжал у него ключ от машины. Дилан уже взрослый мужик, в конце-то концов, и даже знает, где стоят таблетки от головной боли! В общем, Амори даже не проснулся утром – он, кажется, и не спал. Под глазами были круги, которые практически полностью скрывались за очками, цепочка оставила вмятинки на коже, складки подушки отпечатались на лице… Ну, заебись, красавец, просто. Амори прошёлся по квартире в поисках Дилана, но, не найдя такового, принялся собираться в школу. Небо, кажется, потемнело ещё больше, а в воздухе прямо чувствовался запах дождя. Но, увы, Амори было глубоко похуй на погоду. Его волновала цяцка, висящая у него на шее и спрятанная под свитер. Его волновал Форд и его поведение. Его волновал сам он – что он вообще такого сделал или не сделал, чем он выделился, что его полюбил альфа? Вопросов – тьма тьмущая. Ответы были. Но их было недостаточно. На уроках Форд просто поглядывал на Амори, как на последний кусочек шарлотки. У Амори же почему-то кружилась голова, и тяжелело в области паха, когда он вспоминал вчерашние поцелуи. Когда урок закончился, Амори начал настолько медленно собираться, что все его одноклассники успели выйти из класса – кроме Форда, ясен перец, – а он ещё запихивал в рюкзак свои вещи. Форд времени зря не терял – подошёл сзади, там удобно умостился, обняв Амори за талию и прижав к себе. Поцеловал в затылок, в щеку. Амори чуть ли не обкончался от радости, но он вовремя взял себя в руки и заставил член силой мысли больше не вставать по пустякам. – Привет, – в ухо пришёлся ещё один лёгкий цём. – Вижу, ты носишь мой подарок? – альфа погладил шею, где кончалась копна волос: из-под свитера выглядывала цепочка. Амори сглотнул и судорожно выдохнул: – Кулон очень милый. – Ты сомневаешься насчёт моих чувств? – Форд будто мысли омеги прочитал. – Ты всем даришь подобные штуки? – Амори выкрутился со своим дурацким вопросом из ситуации. Самый лучший способ защиты – нападение. – Кому это – всем? – голос Форда хоть и стал серьёзным, но он, вопреки этому, сильнее прижал к себе Амори, мол, моё – не отдам. – Вот этой своей размалёванной бляди, например, – злобно сказал Амори. – Знаешь, мне как-то неудобно разговаривать с твоим затылком, – на эти слова Амори развернулся и сел на парту, чтобы было удобнее и ему, и Форду. – Эмброуз, я уже давно определился. Мне нужен ты. И только ты, – альфа уже было полез целоваться, но Амори отодвинулся от него. – Откуда мне знать, что ты не пиздишь, Форд? – фыркнул Амори и сложил руки на груди. – Я могу поговорить с Ронни прямо у тебя на глазах, хоть мы с ним и не были в отношениях. – Кто такой Ронни? – Амори нахмурился, пытаясь вспомнить в своей жизни каких-то Ронни. – Та, цитирую, «размалёванная блядь», – усмехнулся Форд. – Не злись, – он чмокнул Амори в нос, подтянув к себе за локти. – Я поговорю с ним на следующей перемене. При тебе. Следующей перемены Амори ждал с таким нетерпением, как когда-то, лет в пять, ждал Нового Года, Рождества или своего Дня Рождения. Хотелось посмотреть, понаблюдать за Фордом и его «Ронни» из уголка, посмотрел на реакцию этого омежки – и сделать свои выводы. Но урок, падла, длился ужасно долго! Амори ёрзал на стуле, чем привлекал внимание Форда, быстро отвечал на вопросы учителя, обращенные к нему, будто бы это могло ускорить время. И – наконец-то прозвучал чёртов звонок! Амори прямо-таки подорвался со стула, который казался ему чересчур твёрдым, и, чтобы не показывать своего нервного состоянии, потянулся, выгнул спину, прикрыв глаза. Все дружно выплыли из класса, оставив снова вдвоём Амори и Форда. – Что же тебя так дёргало на уроке? – ехидно, но по-доброму, осведомился Форд. – Шило в попе? – Нет, блять, гормоны чешутся, – буркнул Амори, закидывая вещи в рюкзак. – Пошли уже. – А-а-а, ясно, – Форд рассмеялся. – Тебя действительно это так беспокоит? – Действительно, почему меня это беспокоит? – перекривлял его Амори. До неизвестного пункта назначения они добирались на расстоянии – то есть, Амори плёлся позади Форда. А когда увидел эту блядь, на чьём лице была, кажется, тонна яркой косметики, то попытался слиться со стенкой, к которой прислонился спиной. Этот Ронни, отделившись от своей компании, повис на шее Форда, как макака, и уже хотел было вцепиться в его лицо своими ярко-малиновыми губами, но альфа остановил его. Мягко так, как душевнобольного, отстранил от себя, поставил на землю. Сквозь гул других учеников Амори чётко услышал, как цокнули каблуки Ронни. Как понял Амори, смотрящий в затылок альфы и прямо в морду Ронни, Форд начал вести небезопасные переговоры. Лицо Ронни сначала выражало спокойствие, дальше – недоумение, и только после – злость. – МУДАК! – заорал Ронни на весь коридор и ка-а-а-а-ак заебашит пощечиной по лицу Форда. Шлёп! Амори уже было дёрнулся к Форду, но вспомнил, что он подпирал стенку, и вовсе не наблюдал за их разговором. Форд тихонько рассмеялся в затихшем коридоре и, развернувшись, пошёл себе. Ну, конечно же, взглянув перед этим на Амори, будто говоря ему: «Ну что, доволен? Ради тебя свою репутацию в жопу загоняю!» Коридор снова загудел, явно обсуждая происшедшее, а Амори, оттолкнувшись от стены, пошёл за Фордом. И оказался в заброшенном кабинете музыки. Амори и не знал, что сказать. Просто подошёл к Форду, прожигающего его взглядом, стал на цыпочки, задрав голову и закинув руки на плечи альфы, и прижался к губами к его губам. Поцелуй был долгим, нежным и очень нужным. Сухие губы Амори руководили процессом, Форд же просто отвечал, поглаживая Амори через кофту. Поцелуй казался омеге каким-то домашним. Когда Амори отлип от Форда, то спросил: – Что ты ему сказал? – тихо так, чтобы не потревожить это волшебство, поселившееся в комнате. – Что мы не можем быть вместе. – И всё? – удивился Амори. – И почему он так разозлился? – Я сказал ещё, что люблю другого, – карие глаза, кажется, улыбались. Амори растерялся и уткнулся лицом в грудь Форда, вдыхая его запах, слушая, как бешено стучат их сердца. – Форд, я с ним согласен, – подал голос Амори. – Ты мудак. Но я определённо чувствую к тебе что-то… – Что-то? – голос завибрировал в груди альфы. – Что-то непонятное для меня, но охеренное… – Может, это любовь? – выдвинул своё предположение Форд. – Да хуй знает… – задумчиво ответил Амори и, подняв голову, погладил Форда по красной щеке.