Поцелуй сквозь слёзы

Эндимион с интересом наблюдал, как просыпается глупая и смелая блондинка, считавшая, что сумеет вывести его из приятной, безграничной тьмы. Сейлор Мун, нашумевшая воительница за добро и справедливость, лежала на полу почти заброшенного, но недавно обретшего нового хозяина дома, который находится за сотни километров от Токио, и жмурилась от боли. Белоснежная ткань сейлор-фуку стала бесцветно-серой от пыли с темными пятнами крови, банты превратили в тряпку, как и без того короткая юбка обзавелась парочкой вырезов, полностью открывая бедра Сейлор Мун. Даже в таком израненном состоянии ещё юная девушка выглядела вполне привлекательно. На стройных ногах красовались сотни порезов и синяков, тонкие руки покрыты ожогами, на белой шее и круглом румяном лице сеть царапин. В их битве она пострадала больше всего, и из-за чего? Потому что боялась ему навредить, такая глупышка Усаги. Наверное, именно в тот момент его сердце дрогнуло впервые после обращения. Эндимион решил не убивать мешавшую воительницу, он захотел её пленить и сделать своей. Для начала он поинтересовался, будет ли она обрабатывать раны, но в ответ он услышал лишь всхлипы и надоевшее имя "Мамору". Накрутив на руку хвостик, Эндимион заставил её подняться на ослабевшие ноги. – Я тебе не Мамору, Сейлор Мун, и если ты продолжишь распускать сопли, я выкину твой труп на улицу, – прошипел он, глядя в её испуганные голубые глаза. – Ты будешь обрабатывать раны или предпочтёшь умереть от заражения крови? И, несмотря на этот страх, её дрожащая ладонь легла на щеку Эндимиона. Он дернулся – это прикосновение будто обожгло. – Ты обо мне волнуешься? – со слабой надеждой спросила Усаги. – Да, ты мне ещё нужна. – Эндимион заметил, как загораются глаза девушки. – Но только для того, чтобы сломить великую Сейлор Мун. На его губах появилась ухмылка. Усаги заплакала и закрыла лицо руками, шепча, что он не Мамору, но, тем не менее, не сделала ничего. Кажется, она была уже сломлена, однако Эндимиона это не обманывало. Он прежде, чем отправить её в ванную, чтобы она смыла с себя кровь, сорвал брошь с кристаллом и дал ей платье – обычное светло-голубое платье до колен. Цукино послушалась молча, даже не закатив истерики и снова не зарыдав, свою брошку она проводила тусклым взглядом. Эндимион подумывал о своих планах на эту девушку. Заброшенный дом находился далеко от города, вокруг лишь море да горы, связи давно не было, а значит, её можно будет даже не связывать. Он вспоминал лица сенши, когда они увидели, что он забирает бессознательную Сейлор Мун с собой в портал. Они кричали, но не могли уже ничего поделать. Поэтому Эндимион отправился в Токио, чтобы снова встретиться с девочками и услышать их мольбы вернуть бедную блондиночку. *** Щека пощипывала из-за ожога, но что значила боль для Тёмного? Улыбка открывала белые зубы, он чуть ли не напевал песенку, ибо вдоволь наслушался криков и был сыт отчаянием сенши. Усаги, чистая и свежая в своём новом платье, спала на кровати, где золотом рассыпались волны её волос, и хватило лишь толчка в плечо, чтобы безмятежность на её лице сменилась удивлением. Она хлопала ресницами, видимо, не веря, что это не сон, но сразу же проснулась, заметив ожог. Её хрупкая рука потянулась к чужому лицу, Эндимион же перехватил её своей рукой в перчатке и сжал, пока Цукино не вскрикнула. – У тебя боевые подруги, особенно, темноволосая, – с ехидством поведал парень и отпустил ладонь, – но они всё равно пали духом. – Рей-чан тебя обожгла? – с тенью улыбки спросила Усаги. – Я её поругаю. Эндимион поморщился от этого тона – такого спокойного. Ей было плевать, что она в плену у врага? Ах да, он же её любимый. С этой мыслью пришёл восторг: любовь зла, интересно, как долго она готова его терпеть? Только недавно она заливалась слезами от душевной муки, а сейчас снова обрела надежду, которую будет приятно убить. Схватив её за локоть и подняв, он приблизился к лицу девушки и вкрадчиво прошептал: – Да неужели? И ради меня? – Конечно, – уверенно ответила Усаги без промедления и таки коснулась его в районе груди, – какой бы ты частью его души не был, даже самой тёмной, ты мой Мамору, и я тебя люблю. – Как много пафоса. Посмотрим, насколько сильна твоя любовь, – с усмешкой фыркнул он и поцеловал опешившую девушку. Она не сопротивлялась, даже неумело отвечала, несмотря на все укусы. Только когда по её подбородку потекла тонкой струйкой кровь, Усаги отстранилась и коснулась ранки пальцем. – Кончилась любовь? – довольно спросил Эндимион, сжимая локоть. – Нет, всё хорошо, – Цукино улыбнулась окровавленными губами, и он дёрнулся. – Можно мне умыться? Её покорность и смирение начали надоедать, Тёмный сильнее сжал её локоть, притянув к себе ещё ближе. Она зажмурилась, когда ощутила чужой язык на губах, слизывающий кровь, ей не хотелось открывать глаза. Ранка пощипывала. Поцелуй продолжался ещё долго, и каждый укус был больнее предыдущего, Усаги слабо отвечала, морщась от страданий – душевных и физических, хотя последние были намного слабее. – Эндимион, хватит, – попыталась она вставить слово, только вместо губ внимание перешло на шею. Чуть вздрагивая от прикосновений к едва зажившим царапинам, она попыталась отойти. Но всё безуспешно. Пальцами девушка зарылась в тёмные волосы и вздохнула, а Эндимион всё ждал, когда она с силой сожмёт их и отстранит его – у него появится причина прогнать её под ливанувший за окном дождь. Но она ничего не делала, лишь нежно перебирая пряди, и, кажется, всхлипывала. Подняв голову от приятно пахнувшей после ванны кожи жертвы, парень заметил слёзы, которые вызвали необоснованную злость. Плащ, отцепленный от формы, грузно упал на пол. – Раздевайся. – Тебе не нравится платье? – с наигранной невинностью спросила Усаги, но голос немного дрожал. – Принеси мне другое для начала. – Мне не нравится ни одно платье, да и вообще одежда, так что просто разденься, – в тон ей ответил Тёмный. – У меня болит голова, – тихо буркнула Цукино и осторожно отошла. – До свадьбы заживет. – А до свадьбы нельзя! – вспомнила девушка и вскрикнула, когда её за волосы притянули обратно. – Значит, ты будешь плохой невестой. – Тебе же хуже. – Усаги посмотрела серьёзно и более не сопротивлялась, позволяя расстегнуть её платье и скинуть лямки с плеч, чтобы ткань соскользнула вниз. Даже не пыталась прикрыться руками, хотя её больше ничто не прикрывало, кроме трусиков, лишь щёки заалели. – Если хочешь, вперёд. Опять же ни капли уверенности в её голосе, её смелости хватило ровно на то, чтобы стерпеть очередной поцелуй и подставить шею под укусы. Тело пестрело ссадинами и ранами, кое-где были бинты, и под мужскими руками она вздрагивала от каждого прикосновения к шраму или новой отметине. Эндимион замер, когда от касания к боку под грудью она судорожно простонала. – Сломала ребро? – зачем-то спросил парень и осекся. – Может, просто ушиб. – Усаги снова прикрыла влажные глаза. – Ты меня любишь. – Нет, ни капли. Просто будешь моей, пока не надоест. – Ты не причиняешь мне боли, – голос девушки звучал как-то нежно, и она, обхватив его лицо руками, посмотрела в потемневшие глаза. – А надо? Я просто не любитель изнасилований. – Губы дрогнули в усмешке, когда Усаги опустила руки на его ворот и принялась расстегивать китель. – Разве я сопротивляюсь? Я готова на всё, чтобы быть рядом с тобой, – с мягкой улыбкой сказала девушка и посмотрела из-под ресниц. – Я совершенно ничего не умею, если что, скажи, что не так. Эндимион стянул с себя китель и кинул его в сторону, а после, подхватив её под бедра, поднял. Усаги, чтобы не упасть, обхватила его шею, уткнувшись в щеку носом, и, тяжело дыша, прошептала: – Я тебя люблю. – А я тебя нет. Следующие пару мгновений показались для Цукино пыткой. Рухнув на спину, когда её скинули на кровать, она чуть вскрикнула из-за занывшего ребра. Груди болезненно смяли в ледяных руках, кожу на ключице прикусили до крови, отчего на глазах снова появились слёзы. Может быть, она не так представляла себе их сближение, но, терпя боль и сдерживая стоны, Усаги пропустила с нежностью сквозь пальцы тёмные прядки и зажмурилась, когда чужие пальцы забрались под ткань нижнего белья. Какие же холодные руки... Она прикусила свою губу, и та отозвалась ужасной болью, снова выступила кровь. – Мамору, – тихо выдавила Цукино, за что её шею чуть сдавили, и Тёмный прошипел: – Я тебе не Мамору. "Защитник". Как глупо называть так того, кто её избил в бою, а потом решил поизмываться, взяв в плен. – Эндимион, – послушно, но с хрипотцой из-за сжатого горла исправилась девушка и криво улыбнулась, а потом слизнула кровь с губ, руками спускаясь к поясу, чтобы снять рубаху. Эндимион решил сделать одолжение девушке и позволил это сделать. Шею блондинки он отпустил и снова принялся за изучение и без того пострадавшей кожи Усаги, а она продолжила шумно выдыхать и болезненно стонать от резких и грубых ласк. Ласк. "Мой ласковый и нежный зверь", – вспомнила известное выражение Усаги и зажмурилась, чтобы не видеть происходящее. То, как они избавились от остатков ненужной одежды, Эндимион уже не помнил, просто поддаваясь желанию и наслаждаясь каждым мгновением – тело его Усаги было прекрасно, да, несовершенно, но прекрасно, его хотелось подчинить себе, хотя бы на эту ночь. Или на ближайшую сотню таких ночей. Девушка стонала, то ли от причиняемой боли, то ли от тусклого наслаждения, ему было без разницы, какова истинная суть этих полувскриков. Но девушка не открыла глаза, даже когда её ноги раздвинули, только жмурилась сильнее, вытирая свои слёзы с лица. Крик. Хриплый, срывающийся, наполненный болью. Ещё несколько движений, от которых она пыталась убежать, сдвигая колени обратно, прикусывая кожу на своём запястье, потом спокойное смирение и тихие всхлипы, вырывающиеся слабые стоны. Сердце Эндимиона дрогнуло во второй раз, несмотря на охватившую страсть, он умерил темп и невесомо коснулся кожи живота ладонью, будто приглаживая. Усаги, кажется, успокоилась, только прикрывая лицо руками и шумно выдыхая через нос: губы и зубы она сжала до боли в мышцах, но всё равно слабое мычание доносилось из груди. – Мамору, – наконец, разрешила она себе расслабиться, её голос резанул по ушам, и Эндимион крепко сжал её щеки пальцами, заставив смотреть в глаза. – Я тебе не Мамору. – Мамору, – твёрдо повторила Усаги, глядя в такие родные глаза, и, даже получив пощечину, повторяла противное имя, напоминавшее о слабом прошлом. Тёмному это не нравилось, его руки автоматически сжались на тонкой шее. Усаги снова закрыла глаза, её рот пытался поймать нужный кислород, по щекам потекли слёзы. Движения, рванные, в ускоренном темпе до сих пор причиняли боль, удушье же заглушало её, глухим ритмом отбивая в виски последние секунды, пока она не провалится в бессознание. Кислород обжег лёгкие, но голова ещё кружилась. Она с каким-то омерзением почувствовала, как внутри стало тепло и вязко. – Ты мне ещё нужна, не надейся так просто сдохнуть. – Тёмный покинул запылённую комнату, а Усаги скрылась под одеялом, ещё по-детски наивно веря, что оно спасёт от всех бед, даже от холодного голоса возлюбленного. *** Утро встретило Эндимиона сюрпризом под боком. Комнат в его новом доме оказалось достаточно, чтобы ночевать по отдельности, но, видимо, Усаги решила иначе. В своём платье устроившись под боком, она со счастливым видом спала. В ярком свете восходящего солнца её лицо выглядело бледным и болезненным, но всё равно красивым. Эндимион с усмешкой зажал её маленький, вздернутый нос меж пальцев и дождался, пока она резко откроет глаза и уставится на него, обиженно поджав израненные губы. – Зачем будить в такую рань? – просипела сонная девушка сорванным голосом, звучащим некогда звонко и весело. Она смекнула, что от неё ждут объяснений. – Мне было одиноко без тебя, вот я и пришла к тебе. Да и ты замёрз бы ночью без меня, смотри, какие руки холодные. Эндимион скривился, когда его руку обхватили тёплые ладони, а кончика пальца заботливо коснулись чужие губы. Сердце его дрогнуло в третий раз.