That Very Bench

Как наяву снова вспоминаю тот дождливый и туманный вечер, когда я смог заставить себя подняться с кровати и пройтись по улице, подышать свежим воздухом и обдумать всё происходящее в жизни. Меня жутко стали раздражать глупые телевизионные передачи, и это объяснимо, потому что лежа прикованным к кровати депрессией, увы, больше ничего и не оставалось. В моей квартире всегда было тускло и одиноко. «Может быть, тебе одолжить денег на лампочки поярче, Фред?» — спрашивали друзья, когда изредка наведывались ко мне. Я привык. Привык к такой жизни, в которой я — никто. Никто в колледже, на работе, в семье. Точно такой же, как и в магазине, в библиотеке, на улице среди миллиона личностей и индивидуальностей. Мистер Никто, живущий в тумане своей печали. Надев серую с капюшоном кофту на молнии, натянул сверху джинсовую куртку, но мне подумалось, что в таком виде я могу замерзнуть, поэтому сменил ее на тонкий спортивный пуховик. Сегодня моросило, поэтому на ногах были кеды повыше, чем обычно. Зонт мне незачем. Если и промокну под дождем, то мне даже в радость почувствовать себя мокрым и замерзшим. Почувствовать хоть что-то помимо всепоглощающей скуки, печали и отвращения к себе. Лифт приехал быстро и, к счастью, пустой. Я не общаюсь ни со своими соседями, ни с остальными жителями дома. Как невидимка: все догадываются о моем существовании, но никто меня не видит и не знает. Выйдя из подъезда, я оглянулся по сторонам: людей почти что не было. Погода была чудесной, чтобы поразмышлять, обдумать что-либо, подышать этим воздухом, пропитанным дождем, туманом и чем-то совершенно неуловимым, необъяснимым… Я шел своей привычной дорогой мимо улиц, домов, горящих окон, небольших магазинов, людей с зонтами: некоторые шли в одиночестве, подобно мне; другие же парами или тройками. Они разговаривали, улыбались и держались за руки. И от их вида у меня сводило внутренности болезненной судорогой. Я не помнил, чтобы кто-то ходил со мной за руку, смеясь и улыбаясь. Я ведь никто, незаметный для всех этих людей. Я шел, натянув капюшон почти до глаз, засунув руки в карманы, наслаждался нечастыми мелкими каплями, что срывались с неба. Я, как обычно, дошёл до городского парка. Вечерело. Темнели все предметы. Пройдя через ворота, стал всматриваться в тоннель из серого густого тумана, ведущего вперед. Стволы деревьев, лавочки, редкие посетители парка были наполовину погружены в этот туман, что создавало жутковатое и мистическое зрелище, но я испытывал какое-то больное удовольствие, рассматривая это все. Здесь у меня всегда было свое место — лавочка, которую я занимал каждый раз, когда приходил. Мистическим образом именно эта лавочка пустовала из раза в раз, и почему-то я  назвал ее своей. Никто, имеющий свою лавочку в парке. Забавно, правда? Подходя к одному из больших старых деревьев, окружавших ту лавочку, я заметил какое-то движение на ней. Это был ты. Я прищурился, но туман обволакивал тебя слишком сильно. В тот момент я еще ничего не знал. Ты был обычным человеком в парке. Подойдя ближе, я рассмотрел человека в темной куртке, похожей на спортивную. Твоего лица не было видно за капюшоном, но ты сидел, забравшись на лавку с ногами, и обхватив себя за колени, раскачивался из стороны в сторону. Я был немного удивлен, что ты стал первым из появившихся здесь за все это время. Осторожно присев на противоположной стороне скамейки, я стал рассматривать тебя. Кажется, ты не видел, а может, просто не подал виду, что заметил меня. Через некоторое время я решился спросить, что случилось. Ты дернулся, поднимая голову и открывая мне свое лицо, полное горечи, печали и отчаяния. Твои глаза были сосредоточением нечто тяжелого, но в то же время с проблесками живого света. Что-то проснулось во мне. То, о существовании чего в себе я и не подозревал до той минуты. Мне хотелось помочь. Ты посмотрел на меня, а потом снова уткнулся головой в колени, но уже не раскачивался. Я придвинулся немного ближе и спросил снова. Ты ответил, что это все было неважно. Если не важно, то почему же ты сидишь здесь в такую погоду и в такой позе, проговорил я, я не настаиваю, но думаю, что тебе могло бы стать легче, если бы ты рассказал кому-нибудь о том, что тебя беспокоит. Мы не знаем друг друга, но я предлагаю тебе себя как слушателя, сказал я и ты снова посмотрел на меня. Недоверчиво, но уже мягче. Может это и хорошая идея, тихо сказал ты, я не знаю, я уже ничего не знаю. Я один, понимаешь, совершенно один. И мне некуда идти. Снова. Я сел еще ближе, чтобы ты чувствовал мою поддержку. Я смотрел в твоё лицо и почему-то узнавал в тебе себя. Меня снова выгнали из дома, сказал ты. Ты не хотел говорить о причине этого. Еще ты сказал, что они поместили тебя в тот дурацкий институт, что у тебя снова ужасная успеваемость и нет друзей. Ты говорил много, но тихо и как-то рвано. Как тебя зовут, спросил я. Ты ответил, что Майкл. Я не знал, чем я могу помочь тебе с этим грузом навалившихся на тебя проблем, я спросил, хочешь ли ты, чтобы я рассказал про себя. Ты кивнул и сам придвинулся ко мне. Дождь, кажется, усиливался, но мы сидели здесь под этим огромным деревом, и оно служило живым зонтом. Я рассказал тебе про себя, про то, что я уже не первый год нахожусь в таком состоянии, как ты сейчас, о том, что из-за этого, скорее всего, не смогу закончить колледж, сказал, что из всех родственников у меня осталась только тетя на юге страны и что я очень одинок. Единственное, что у меня было — эта лавочка и книги. Ты посмотрел на меня своими темными глазами, и во взгляде читалось сочувствие, понимание и что-то еще. Ты спросил, можешь ли ты обнять меня, а я кивнул. Мы сели совсем близко друг к другу, и ты осторожно положил мне на плечо сначала одну руку, потом вторую и тихо прижался, обнимая. Я сделал тоже самое. Знаешь, чуть слышно сказал я тебе, я уже и забыл каково это — обнимать кого-то. Я чувствую себя лучше, Фред, сказал ты, спасибо тебе. Я почувствовал как что-то доброе, легкое, светлое поднимается во мне и погладил тебя по спине. Знаешь, я хотел бы пригласить тебя на чай, неуверенно произнес я, а ты на мгновение оторвался от меня, чтобы заглянуть мне в лицо и сказать, что согласен. Мы шли с тобой под дождем ко мне в гости. Я знал, что у меня не совсем убрано в квартире, но зато есть чай. Очень вкусный. Мой любимый. Мы шли и говорили о чем-то, но я уже не вспомню, о чем. Мы шли в туман, и я рассказал тебе о лавочке, которую теперь считаю нашей. Ты помнишь, Майк? — Я все помню, — ответил ты, прижимаясь ко мне всем телом и целуя в уголок рта. — Не хочешь прогуляться в парке, Фред?