Пламенеющее сердце

Пламенеющее Сердце. Я - ОГОНЬ Из-за облачных высей и трещин глубоких, Из разверзшихся гор приходили к вам Боги. Было с неба на землю похищено пламя, Но до этого долго я жил под ногами... Я - Огонь! Я - Огонь, но среди пустоты Это я, Это я - свет далекой звезды! Разрывая хребты, что стояли веками, Бьет стеною о стены подземное пламя. Но костры, что в ночи собирали вас вместе - Выводили из мрачных пещер на поверхность. Я - Огонь! Я - Огонь, но среди пустоты Это я, Это я - свет далекой звезды! Словно сердце, пылает в пурпурных глубинах Пламя светлых алмазов и темных рубинов, Но подгорные гномы у жарких печей Красоту их вправляют в рукояти мечей! Я - Огонь! Я - Огонь, но среди пустоты Это я, Это я - свет далекой звезды! Затянула полнеба гарь лесного пожара, И застывшая лава под ногами дрожала... Но свечою горит наше пламя в оконце, И огромным костром поднимается Солнце! Я - Огонь! Я - Огонь, но среди пустоты Это я, Это я - свет далекой звезды! Алькор (Светлана Никифорова) В прозрачной, зыбко играющей пелене оранжевого пламени качнулась гибкая, тонкая фигура. Пламя разрывало тьму, царящую кругом, многими лепестками утверждало свою власть над ней. И ласкало танцора, восхваляющего его мощь. Движения были отточенными, мощными, почти скупыми, но предельно выразительными. Изогнуть спину, замереть на пару мгновений, позволяя языкам радостного огня ласкать себя, вытянуть и выгнуть руку и половина фигуры озарена красным, нога стремительно рисует полукруг и вспыхивают россыпью искры. Он все силился разглядеть черты огненного плясуна, но не мог. В игре тени и света, а вернее пламени и тьмы они ускользали, становились то чеканно резкими, усиленными черными впадинами и кроваво-опаловыми переливами, то размывались темно-серой дымкой, подсвеченной желтым. Хотя кое-что можно было различить ясно: гриву огненных волос и пылающие золотом глаза. И улыбаются выпуклые, четко очерченные, полные губы. Протянутая ладонь. Вот ее можно рассмотреть во всех подробностях: длинные, тонкие пальцы с квадратными ногтями, небольшая выпуклость идет по ребру, не лишая ее изящества. Красивая рука, сильная, чувственная, рука художника. Тур в этом разбирался. Даже в видении это знание осталось. Парень протягивает руку, зовет за собой. - Идем… - жаркий шепот оглушает. - В огонь? - Со мной тебе ничего не грозит. - Но огонь… он убивает и иссушает. - Только невежду, только труса. Того, кто пройдет огонь ждет великое перерождение. Не бойся, я всегда буду с тобой и помогу. И Тур тянется за протянутой рукой, пытается достать своей… и просыпается от острой боли в ней. Он резко выпрямился в кресле и глянул на пылающую правую ладонь. И пытается понять, то ли и впрямь обжег приснившийся в очередной раз огненный танцор, то ли все же просто нагрел ее ярко горящий камин. Он разглядывал свою руку и привычными усилиями приводил мысли в порядок. Тур был алхимиком и чувственное не считал большим достижением, хотя и прислушивался к своей интуиции. Но все же предпочитал руководствоваться разумом, но как объяснить такую реалистичность снов? Он изучил несколько трактатов по снам, но так и не пришел к какому-то единому выводу. Несомненно, влиял и род его деятельности, и его знания, и то, что ему нередко приходилось работать с огнем. Но все же это было далеко не все. Кто был тот незнакомец, огненной саламандрой проникший в его сны и наполнявший душу глухой тоской? Ответы на это не найти ни в каких книгах. Ученый вздохнул, убрал порядком нагревшиеся ноги в домашних туфлях от каминной решетки и снова посмотрел на ладонь. Боль в ней почти утихла. И он смог взяться за кочергу и пошуровать ею в догорающих дровах. Раскаленные поленья вспыхнули алым в последний раз, обдав ослепительно белым пеплом, и сердито зашипели, огню не хватало пищи, он подкинул еще немного из стойки рядом. Почудились ли ему пляски крошечных саламандр в огне? Или пламенные ящерки просто не желали покидать его разум? Тур встал и подошел к окну, там уже стемнело и только отсветы городских светильников проникали сквозь вершину забора, окружающего его дом да необыкновенно крупные сегодня звезды мигали. Ставни закрыты не были, слуги не решились потревожить его сон и теперь он приоткрыл забранное витражами окно и жадно вдыхал влажный, ароматный дух цветущего по весне сада. Решеток в этом окне не было, да и не к чему они ему, на доме стояло столько защитных и сигнализационных заклятий что сунуться сюда без приглашения рискнул бы только конченый самоубийца. Да и репутация мага с темным прошлым многих отваживала не хуже самых свирепых сторожевых псов. Что там было на самом деле, но если его услугами не брезгует сам князь, да и прочие сильные мира сего не отказываются от них, более того уговаривают помочь, но за ним всегда остается право решать соглашаться или нет, то это наверняка очень сильный колдун. Во всяком случае, с тех пор как Тур поселился в городе, армия князя ни разу не знала поражения, соседи, даже беспокойные южане, оставили в покое границы княжества, впечатленные мощью как колдовства, так и войска, сильных неурожаев не было, и ни одной эпидемии. Надо думать князь таким подданным был доволен, Тур же к своему покровителю относился с прохладцей, хоть и вел себя должным образом, но всегда держался отстраненно. Его страстью была не только магия, но и алхимия и власть символов и артефактов. Вот и сейчас он все ждал каравана с одной очень редкой вещицей, больше для коллекции, чем для использования в ритуале. Коллекция всевозможных редкостей, артефактов и алхимических ингредиентов у него была одна из лучших на континенте. Да и библиотека не отставала от нее. Когда-то он очень гордился ими, но теперь они стали чем-то средним между рабочими инструментами и хоть какой-то отдушиной. Отдушиной. Тур провел пальцем по свинцовому переплету, соединяющего цветные стекла в красивой картине. В последнее время ему самому уже стало казаться, что душа его мертвеет и черствеет, и только саднящая боль от этих видений показывала, что это еще не совсем так. А то бы он и впрямь бы соответствовал своему прозвищу Ледяного Сердца или Зануды. Нет, занудой он все-таки был, для большинства. Но за ледяной коркой еще что-то билось, не желая отмирать окончательно. Но он устал, очень устал и был очень разочарован в людях. Слишком многое ему довелось изведать, слишком многое узнать, да и близость к власти не слишком способствовала радужному настрою. Поэтому он выполнял свою работу и старался ото всех держаться подальше. Было несколько человек, с кем ему было интересно общаться, но почти все они были далеко, и общение происходило в письмах, благо магия позволяла доставлять их мгновенно, и он обычно имел удовольствие читать ответ на свое письмо уже обычно через день-другой. А сейчас он все-таки поднялся в спальню и начал готовиться ко сну. Робкое предложение слуги о легком ужине он отверг с ходу, не хватало еще получить кошмары на полный желудок вдобавок к уже увиденному. Поэтому расслабляющая ванна с лавандовым маслом, массаж, горячее вино со специями и печеньем. И наконец-то оказаться в пахнущей сухими травами постели и провалиться в почти бессознательное состояние, в котором уже не беспокоили сны. И тем более всякие там огненные плясуны. Тур гулял по небольшой улочке, где букинисты и просто книжники соседствовали с лавками, торгующими травами, ингредиентами для зелий и трансмутаций, да и просто всякими амулетами и талисманами. На взыскательный вкус ученого травы и ингредиенты обычно бывали не достаточно хороши, а всякие побрякушки не стоили и того, чтобы на них смотреть, но иногда бывали приятные сюрпризы, и потому он заглядывал иной раз то в одну, то в другую лавку. У него было достаточно средств, чтобы позволить себе тот образ жизни, который он хотел. А вот лавки книжников у него пользовались особенной, почти трепетной любовью. Запах старых пергаментов и пыли, хотя почти все хозяева тщательно следили за порядком и регулярно ухаживали за фолиантами и гримуарами как положено, дерева и кожи, кисловатый аромат металла и острый – красок. Вот и сейчас уважительно расскланившись с хозяином, мастером Ортего, старым сморчком, помнившим, наверное, правление деда нынешнего князя, и имевшего непревзойденное чутье на редкие тома, впрочем, и достаточно распространенными книгами он не брезговал, Тур с наслаждением закопался в его товар, своими потрепанными страницами дарящими то отдых душе, то изысканную пищу уму, то просто забвение окружающего мира. И листая страницы канонического труда по алхимии, но в довольно необычном издании и любуясь гравюрами, он вздрогнул, наткнувшись на следующие строки: Нам сказки говорят, Что Саламандра рождена в огне; В огне она находит жизнь и пищу, Которую назначила сама Природа; Она в горах высоких обитает, В кольце из языков огня, - Один меньше другого- Здесь Саламандра принимает ванны, Одна треть пламени побольше, четверть – ярче: Так Саламандра моется и очищается, И направляется затем к пещере, Где падает, копьем охотника пронзенная Насквозь, и жизнь ее с кровью вытекает. Но это происходит лишь на пользу, Ведь эта кровь бессмертие питает И гибель ей отныне не страшна…* Тур с громким звуком захлопнул книгу, и огляделся, настолько повеяло ночным видением, и особенно протянутой руки. Утром первой мыслью при пробуждении было: «Если бы я взял его ладонь, я бы не обжегся». Мысль была кристально ясной, и он понимал, что верной. Но он затолкал ее подальше в глубину повседневного, чтобы не тревожила. Взгляд его зацепился за посетителя, беседующего с Ортего и у него волосы встали дыбом, так напомнил парень ночного визитера. Та же фигура, вполне угадываемая под складками тяжелого плаща, темно-рыжие волосы с золотыми отблесками и прядями цвета спелого каштана до плеч, плавная и в то же время стремительная и сильная жестикуляция, не выходящая, впрочем, за рамки приличий. Тур забыл как дышать. Был ли это тот самый человек?.. Или нелюдь огненная? Как узнать, ведь, не ведает он его истинного облика. Почувствовав на себе пронзительный взгляд, незнакомец оглянулся. Тур задохнулся. Он только и мог как беспомощно впитывать глазами худое, правильное лицо со смеющимися глазами. Какого они были цвета на таком расстоянии и при таком освещении не разобрать. Но ученому было уже все равно, потому что жуть отступила, осталось только полузабытая легкость в теле и разуме и … какая-то странная радость. Он уже и не помнил, когда ему становилось так хорошо при одном только взгляде на человека. Продолжая все также смеяться глазами, парень учтиво поклонился незнакомому человеку, довольно невежливо пожиравшего его взглядом. Потом повернулся к мастеру Ортего, что-то сказал и вышел, толкнув звякнувшую колокольчиком дверь. К Туру, наконец, вернулась власть над собственным телом. Он только сообразил, что стоит не в силах сделать шаг и судорожно сжимает несчастный томик побелевшими пальцами. Положил его на стеллаж и подошел на все еще ватных ногах к хозяину. - Мастер, вы его знаете? - Да нет, только что познакомились, г-н Тур. Спрашивал книги по алхимии и солнечным ритуалам. Я ему кое-что порекомендовал, а потом сказал, что лучше вас никто в таких вещах не разбирается. Надо было ему задержаться, я бы вас представил. Возможно, вам было бы о чем поговорить. - А он назвался? - Да, Аурелий. Аурелий Фламма*. Аурелий. Составишь ли ты золото моих снов и желаний? Или просто поманишь и исчезнешь, как те, что были до тебя, оставляя шрамы в душе и тревогу в мыслях? Тур не помнил как добрался до дома, благо было не далеко, но не шел из головы таинственный незнакомец. Все никак не желал уходить, взбаламутив все в душе. Впрочем, у дома он вполне себя уже держал в руках и мог достаточно воспринимать окружающее. Он отдал плащ слуге, кивнул на предложение накрыть обед и подавил тяжелый вздох. Вот и все, может он и встретится с ним снова, возможно, мастер Ортего пришлет как-нибудь записку с просьбой о встрече, но вероятность этого так мала… И снова гложет душу горечь. Когда на следующий день на пороге дома появился гонец с запиской, запечатанной красным сургучом, то его сердце подпрыгнуло. Неужели еще одна ночь, манящая огненным танцором скоро обретет плоть? Но ломая печать, он узнал ее, эта записка была от другого человека, хоть и не менее долгожданной. Тарик Асинх прислал ее с приглашением посетить стоянку его каравана у северных ворот. Наконец-то. Он привез то, что Тур ждал уже более года. Он торопливо переоделся, накинул плащ, и вскочил в седло своего Орлика. Возле северных ворот расположились гостевые места для купцов с товаром, где можно было найти и склады, и охрану, если своей не хватало, и покупателей, и товар для обмена или покупки. И сейчас там остановились, помимо каравана Тарика, везущего редкие специи, утонченные восточные украшения, красивые и капризные ткани и роскошные масла и благовония, еще два каравана; один пришел с севера и привез пушнину, воск, кожи прекрасной выделки и серебро, а второй – от причалов доставил привезенные кораблями с запада соленую рыбу и зерно. Народу было много, и шуму хватало, купцы далеко не всегда вели себя степенно, покрикивали на нерадивых слуг и грузчиков, уводили за столы в крытых помещениях таверн потенциальных покупателей, и извечный мир этого движения казался хаотичным, но таковым не являлся, он жил по своим законам, весьма отличающимся от законов и обычной купеческой жизни и жизни горожанина или крестьянина, и уж тем более от аристократии и магов. Тур досадливо сморщил нос: суета, многочисленные запахи, частенько на грани зловония, шум и гам раздражали его, привыкшего в последние годы жить по своему распорядку и в тишине. Но его увидел помощник Тарика и с поклонами, крикнув слуге обиходить коня гостя, провел его в комнату купца. Тот был плотным мужчиной в возрасте, его короткая, окладистая борода уже больше серебрилась, чем темнела, сейчас на нем был платок из тончайшего льна, стоившего побольше шелка, удерживаемый на голове витыми, красными шнурами, и шелковый халат, перевязанный вышитым кушаком, под которым виднелись белая рубашка и свободные штаны. - Дорогой Тур, Судьба улыбнулась мне, приведя такого желанного гостя ко мне. Присоединяйся к моей скромной трапезе, доставь мне радость, - рассыпался он в любезностях, впрочем, совершенно искренних. Их отношения начались более десяти лет назад, когда в дверь тогда только еще приехавшего в княжество Тура постучался взъерошенный Тарик и произнес несколько слов. Слова эти были переданы одним из учителей алхимика, странным и довольно вредным стариком, который никогда не брал платы со своих учеников, благо состояние позволяло, но ставил условие: сделать небольшую, почти незаметную метку на воротах любого дома, где ты живешь сколько-нибудь постоянно, и принять и оказать всю возможную помощь человеку, произнесшего условную фразу на древнем языке. Тарик, таким человеком и оказался, кстати, он был таким единственным, больше по указке старика к нему никто не приходил. У купца случилось горе, умирал от странной и тяжелой лихорадки младший, любимый сын. И все попытки и лекаря каравана, и местного ничем не облегчали участи несчастного, ни множество снадобий, ни заговоры, ни попытки умилостивить духов, жрущих здоровье человека, не увенчались успехом. Шестнадцатилетний парень таял на глазах, хрипел, горел в жару и буквально чернел. Тур с ним провозился почти три недели, поселил в свободном крыле вместе с отцом и слугами и долго выхаживал, потом, когда болезнь отступила и он пошел на поправку, не разрешал тронуться в дорогу еще столько же, потому что тот был слишком слаб. И теперь по восточным законам, Тур стал одним из близких Тарика, его сын навсегда остался его должником, хоть и формальным, но это дало начало совершенно особенным отношениям между ними. Купец, обычно ни в чем не упускавший своей выгоды, никогда не отказывал ему в просьбе привезти редкий компонент для зелий или опытов, какую-нибудь книгу или артефакт, и всегда по той цене, что сам платил за заказ, даже если ему приходилось сделать крюк от намеченного пути. Вот и сейчас, Тур, опустившийся на несколько слоев мягких ковров на полу, к низкому широкому столику, заставленному блюдами с жареной бараниной, пирожками с разной начинкой, рисом с шафраном, тушеными в меду и свежими фруктами, тонкими ароматными лепешками, кувшинчиками с напитками, сгорал от нетерпения. Он даже встряхнулся от обычной в последнее время хандры, ибо Тарик должен был привезти ему долгожданный артефакт «Сердце Саламандры», открывающий новые пути для исследований. Легенд о нем ходило множество, но какие из них были истинными, а какие всего лишь красочным вымыслом ему предстояло выяснить. - Друг мой, - в бороде сверкнули удивительно белые, все еще крепкие зубы. – Позволь порадовать тебя и сказать, что твою просьбу я выполнил и привез, что обещал, но это после, а пока отобедай со мной. И потекла неспешная беседа, слуги подкладывали еду на его тарелку, не уступающую размерами остальным блюдам, и подливали без конца в его бокал вино и соки. В итоге, Тур едва дышал, обычно он ел мало и такое количество еды, покусившееся на его желудок, было очень тяжелым, но отказать было нельзя. Только когда понял что все, уже больше не может, он покачал головой и прикрыл ладонью тарелку. Тарик увлеченно рассказывавал о том, каких чародеев он встретил в редко посещаемом чужаками, высокогорном городе Тхале, узкоглазых, казавшихся прокаленными и несгибаемыми, улыбнулся его еле сдерживаемому нетерпению, и все же дорассказал как видел своими глазами, как эти необычные чародеи своим странным пением и дудением в огромные, длинные трубы заставляли подскакивать гигантские каменные блоки и так выстраивали из них стены. Или проходили сквозь огонь с безмятежным видом без малейшего для себя ущерба. Тур еле заметно вздрогнул от этих слов, снова это «пройти сквозь огонь». - И там я нашел и сторговал для тебя то, что ты просил «Сердце Саламандры», правда, эти чародеи его называли «Кровью Бессмертия», - Тарик многозначительно усмехнулся. Тур не ощущал его силы как мага, что-то было, но невнятное. Он подозревал, что в своем клане Тарик был обучен какой-то очень специфичной магии, которая очень сильно отличалась от всего ему знакомого, но что именно она ему давала, он так и не смог определить. Возможно, они были учениками одного учителя, но этой темы они по молчаливому решению никогда не касались. Во всяком случае, это как-то было связано с удачливостью купца. То, что позволяло всегда выйти сухим из воды. И это что-то позволило, видимо, уговорить желтокожих чужаков расстаться с реликвией. - Они и вправду добиваются бессмертия с его помощью? – спросил Тур. - Думаю, что нет, иначе не стали бы они придумывать столько всяких упражнений как достичь этого и высасывать силы молодых для этого, - в густом голосе отчетливые нотки брезгливости. - А они это делают? - Да, и довольно часто, особенно их правители. Они уже века три точно бьются с артефактом, но не смогли добиться никакого успеха, это одна из причин, почему они его мне уступили. Тарик поднялся с ковров и исчез в задней комнате, вскоре снова появился с небольшой шкатулкой в руках. Уселся рядом с гостем и открыл ее, перед этим отослав слуг. В шкатулке густо переливался алым один из самых необычных артефактов, что довелось видеть Туру. В шкатулке в гнезде из темно-желтого шелка лежал треугольник с скругленными краями размером с половину мужской ладони, он не был сплошным, был изготовлен из старого золота, потемневшего почти до бронзового цвета, чьи прихотливо извивающиеся полоски бежали от одной стороны до другой. Туру в первый момент узор показался стилизованным под растительный, но потом, приглядевшись, понял что это какие-то письмена или символы. Тускло-золотые полосы встречались в нескольких местах внутри треугольника и образовывали гнезда, в которых сидели грубо ограненные рубины. Но все они не шли ни в какое сравнение с тем камнем, что венчал центр амулета. Размером с голубиное яйцо он был огранен в форме человеческого сердца и кроваво полыхал в своей почти первобытной красе. Тур вынул треугольник и по его телу прошлось тепло, к его удивлению он понял, что инструмент неведомого ювелира почти не касался камня, если только для того, чтобы чуть отшлифовать и плотнее посадить в «лапки» гнезда. Его форма, кажется, была природной, древний мастер не стал перекраивать под какие-либо каноны, а просто вплел рубин в сеть мощных символов и потоков. Он был не только ювелиром, но и сильным магом, Тур это видел, и возможно над амулетом поработали несколько человек. Но какая же согласованная и дружная это должна была быть работа! Он даже себе не мог представить подобного, такое доверие, открытость друг другу, такое переплетение энергетических потоков. Невероятно. На фоне этого следы от попыток использования артефакта выглядели особенно мерзкими и неуместными. Не задумываясь, он принялся осторожно счищать все эти поздние наслоения. И чем дальше, тем ближе и понятнее становилась ему древняя магия, словно кто-то еле слышно нашептывал что именно и как надо делать. Тарик ему не мешал, наоборот, он постарался слиться с коврами и, надо сказать ему это удалось, возможно, это была его магия - быть незаметным и не мешать. И Тур был ему за это очень благодарен. И когда он закончил, переливы рубинов засияли еще более глубоким и мощным светом, а золото как будто посветлело. «Сердце» задышало, и, казалось, было благодарно за избавление от многовековой грязи. Неужели никто из прежних владельцев не додумался почистить его? Если кто и делал это, то давно, а последующие просто наслаивали одни неудачные попытки на другие, причем некоторые такие грязные, как человеческие жертвоприношения. И это попытались сотворить с амулетом, хотя в его структуру такая активация не входит. И еще кое-что, была какая-то чуждая, нечеловеческая нота в его энергетике и это настораживало и удивляло. Тур выдохнул, любуясь уже чистым артефактом. - Странно, что его называют «Сердцем Саламандры», сердце по форме больше похоже на человеческое, чем на орган рептилии, - проговорил он. Саламандры ему, конечно, не попадались, но и ящериц и людей ему приходилось вскрывать, так что в чем различие он знал. Не до конца человеческое, но очень похожее. - Не знаю в чем тут дело, - ожил наконец Тарик. – Возможно тот, кто его создавал, видел настоящее сердце саламандры? - Может ты и прав, - медленно сказал алхимик. – Пойдешь ли со мной до хранилища? Там я оставлю «Сердце», а тебе передам деньги. - Конечно, друг мой. Я сейчас кликну охрану, и мы поедем. Они благополучно добрались до дома Тура, там он рассчитался с другом и принялся обустраивать гнездышко в своем хранилище для артефакта. От шкатулки он избавился, ибо слишком долго она хранила его дурные эманации, ему нужна была другая защита. И она нашлась в шкатулке из резной слоновой кости. К тому же, Тур обновил защитные заклинания не только в шкафах хранилища, но и на всем доме. И несколько дней подряд он изучал символы, украшающие «Сердце», он срисовал их, но это мало что дало, потому что ни на один знакомый ему язык это не походило, но вот когда он держал артефакт в руке, то многое начинало проступать, он словно слышал как тот или те, кто создали его понемногу приоткрывают его тайну. Бесплотный голос нашептывал о бесконечно древних временах, канувших в прах народах и империях, исчезнувших нелюдских расах. Алхимик не рискнул использовать «Сердце» непосредственно в своих опытах и работах, но определил, что составы, требующие подогрева доходили быстрее, если оно было рядом, да и все алхимические процессы явно стали предсказуемее, даже с горючим или потенциально взрывчатыми компонентами. Жизнь текла своим чередом, он навестил еще пару раз Тарика и проводил его караван с очередным напутствием счастливого пути, вручив другу талисман, охраняющий от всех напастей долгого пути: лихих путей, бурь и гроз, диких зверей и сборщиков налогов. Был вызван несколько раз во дворец князя и выполнил несколько заказов, в том числе и на заклинание от неурожая, который намечался по всем приметам в этом году, ради этого пришлось работать вместе с еще несколькими магами, чего Тур не любил. И, конечно же, он часто гулял по улочке с книжными лавками, но свое видение он так и не встретил, хотя Ортего и говорил, что Аурелий к нему заглядывал. Но о встрече с алхимиком не просил, а мастер был слишком тактичен чтобы настаивать. Тур проснулся как от резкого звука и сел в постели. В воздухе разлилась тяжелая, предгрозовая духота и потому он оставил ставни своих окон открытыми, набросив только заклинания. И теперь ему показалось что в привычные звуки цвирканья цикад, далекого лая собак и слабых отзвуков человеческих голосов вклинивается что-то еще. Он торопливо проверил дом магически и оторопел, кроме знакомых аур слуг в доме был кто-то еще. Вот это наглость! И главное как смог преодолеть защиту! Это ведь невозможно. Те, кто учили его этому тонкому искусству, говорили, что его щиты смогут преодолеть разве что духи и элементали. Однако тот, кто нахально орудовал возле его хранилища воспринимался вполне себе плотным созданием. Тур в бешенстве откинул мокрую от пота простыню и набросил халат на голое тело. Прикосновение тонкой шелковой ткани к разгоряченной коже раздражало. Он стремительно пошел к хранилищу, босиком, чтобы лишний раз не шуметь и не вспугнуть вора. В руке зажал несколько коротких дротиков, на чьи иглы был нанесен парализующий состав. Потому что сначала в любом случае надо задать пару вопросов, если уж совсем будет безвыходная ситуация, что ж, в ход пойдут заклятия помощнее, от которых содрогнется весь дом. Тур быстро достиг правого крыла и пошел галереей, то попадая в квадраты лунного и факельного света из окон, то исчезая во тьме между ними. Свернул направо, пересек большую комнату и осторожно заглянул в помещение перед хранилищем. Каково же было его удивление, когда он оценил магическую мощь вора. У него не было с собой инструментов, алхимик этого не увидел, зато отметил с изумлением как светились его руки, которые порхали вокруг сложнейшего замка. И какая сила окружала его. Что ж, противник опасный и достойный, а это значит, что у него нет права на промах. Шанс на попадание у него будет один-единственный, причем у него нет сейчас возможности использовать магию, потому что он точно знал, что вор ее почует задолго до того как он закончит ее посылать. И он, машинально дунув на оперение, отгоняя злых духов, коротко замахнулся и метнул дротик, благо светящиеся в полутьме руки были прекрасным ориентиром для его привыкших уже к очень тусклому освещению глаз. И с досадой понял что промахнулся. Незваный гость метнулся в сторону, посылая в него неведомое, но отчетливо ощущаемое заклятие, Тур едва сумел увернуться, пригнувшись и выставив самый мощный щит, на который был способен. И кинулся за ним, снова посылая в него два дротика один за другим, которые также, как и их первый собрат, не нашли цели. Он разозлился, поняв, что вор уходить без добычи не собирается, тот кружил, посылая оглушающие проклятия, пытался накрыть парализующей сетью, но ученому везло, и он был благодарен всем богам, что даже неотступная меланхолия не заставила его отказаться от регулярных упражнений, и он не утратил своей гибкости и изворотливости. Все это напоминало ему ученичество, когда одновременно приходилось и насылать проклятия, и самому уворачиваться, и пытаться применить вполне материальное оружие, в обычной жизни ему все это пригодилось впервые. И еще одно он понял, что противник не хочет его смерти, потому что не было ни одного смертоносного заклятья, впрочем, в азарте боя ему было не до рассуждений. Наконец, каким-то чудом ему удалось накинуть парализующую сеть на вора, и кинулся поближе чтобы затянуть ячейки и удержать неуловимого противника, и когда он подбежал, то увидел что энергетические тросы, начали утончаться, волоконца их принялись лопаться одним за другим, раскручиваясь и единственным способом удержать барахтавшегося на полу, но уже почти освободившегося вора, было прыгнуть и схватить его. Тур очутился на обжегшем его теле и сжал изо всех сил, одновременно подпитывая сеть, чтобы она восстановилась. И потрясенно замер, попытки порвать сеть давали достаточно свет, чтобы он смог узнать его. - Аурелий… Тот тоже застыл. Душа моя, неужели ты оказался банальным вором? Пусть и сильным магически. И теперь он даже не сомневался что парень из снов и тот, кто лежит сейчас под ним был одним и тем же человеком. - Прости, но я должен… Должен? Что? Кому? - Должен вернуть реликвию нашего народа. Только погоди… - и горячие губы накрыли его. Сети уже не было, она растворилась, сейчас самого Тура удерживали сильные руки и ноги сжимали его бедра, а стальные пальцы зарылись в волосы на затылке. Пламя лизнуло его, лишая последних крох воздуха, расплавляя разум, прошлось наслаждением по телу. Он не понимал с кем он целуется, кто распахивает халат и начинает жадно ласкать кожу. Из последних сил приподнялся на локтях и попытался освободиться и поговорить, только вспыхнувшие глаза его пленника и захватчика не дали этого. Он не помнил как они оказались в его спальне, на его кровати. Он, словно мальчишка, впервые занимавшийся любовью, почти не соображал, только не было страха, обычного для первого раза. Любить пламя и ласкать и получать ласки в ответ казалось самой естественной вещью на свете, словно не было этой стычки получасом ранее. Аурелий уверенно заявлял на него свои права, а он только с восторгом подставлялся, вздрагивая от удовольствия обжигающих ладоней и еще более горячих губ и языка. В какой-то момент он очнулся и увидел себя бесстыдно раскинувшего под Аурелием с раздвинутыми ногами, а тот упоенно зацеловывал и вылизывал его ключицы и грудь, иногда спускаясь ниже, руки с силой мяли ягодицы и бедра, задевая пульсирующую желанием дырочку, не обходя вниманием готовый взорваться член, успевая всегда в последний момент перехватить его у основания и продолжить. Нелепость происходящего немного отрезвила его, но только до того момента, как почуяв неладное, Аурелий поднял голову и встретился с ним глазами. Улыбнулся и все снова понеслось в огненном круговороте. Тур запустил пальцы в его рыжую шевелюру и властно притянул к себе, чтобы целовать. Поединок языков с упоением выяснивших кто тут главный закончился тем, что он отступил, растворяясь в наслаждении, от которого трясло и темнело в глазах. Аурелий оторвался от него, тот протестующе замычал. Ненадолго. Тур оказался на четвереньках, и с готовностью лег грудью на сбившуюся простыню, уронив голову на скрещенные руки, поморщился от боли, когда в него вонзилось сразу два пальца, и застонал от резких, болезненных и сладких движений внутри. Потом пальцы исчезли и их место занял язык, дразня края и проникая внутрь уже раскрытой дырочки. Когда терпеть казалось уже не было сил и он крутил задницей, чтобы усилить ощущения, Аурелий оторвался и сплюнул себе в ладонь, смазал слюной член и толкнулся внутрь. Тур стиснул зубы, пережидая боль, слишком большой перерыв был, но магия его любовника стерла боль, и он расслабился принимая его и начиная медленно двигаться навстречу, выгибая спину и стараясь поймать его толчки правильно. Он плыл в вязком, раскаленном наслаждении, в котором смешались удовольствие и легкая боль, но последняя не мешала до самого конца, когда кончало не просто тело, причем от макушки до пальцев на ногах, а само его существо вырвалось на свободу, переплетаясь с другим. Не просто отдаться своим телом, или взять чужое, а принять своей сущности, самой сердцевиной своего существа, соединиться с другим, и получить радость и удовольствие еще и от того, что его энергетическая мощь равнялась во многом его собственной, хотя и отличалась. Все перемешалось, стоны, неразборчивые возгласы, отрывистое дыхание, шлепки и трение. А потом он закричал от боли, когда огненная лава залила его внутренности. Тур тяжело дыша, упал на кровать и почувствовал как выскальзывает из него любовник. По телу разливалась тягучая истома, а в заработавшем разуме появилось удивление: «Как? Как же так получилось?» Ему никогда в голову не приходило, что он может оказаться в постели с незнакомцем, да и застигнутым в столь компрометирующем положении. И ведь по большому счету он не знает даже кто на самом деле его таинственный возлюбленный. Ведь даже в юности, когда казалось, дотронься до него кто-то и семя брызнет, он не ложился ни с кем, предварительно не узнав как можно больше. Он сглотнул пересохшим горлом и попытался произнести хоть что-то. Тщетно; горло горело, да и сам он пылал. Повернул голову и почувствовал как в губы ткнулся, звякнув о зубы, прохладный край стакана. Тур принялся жадно глотать воду, у самого почти не было сил, Аурелий заботливо поддерживал его голову, облегчая питье. Жжение унялось, да и задышалось легче. Аурелий сделал пасс рукой и в комнате повеяло желанной прохладой. Тур уронил голову на скрещенные руки и смог, наконец, отдышаться, даже раскаленное тело рядом не обжигало как прежде. - Кто ты? - Разве мастер Ортего не назвал тебе моего имени? – в полутьме комнаты блеснули белые зубы, и отсветы от пылающих зрачков легли на лицо. - Ты знаешь я не об этом. К тому же, ты мог назвать ему любое имя. Кто ты на самом деле и что ты делал в моем доме? Для чего ты нашел меня? Аурелий помолчал немного, пальцы его скользили по остывающему плечу. Потом заговорил. - Я искал не совсем тебя, я искал артефакт нашего народа. Тот, что привез тебе Тарик, мы его называем иначе, но это тебе ни к чему. - Какого народа? - Я из Высших Саламандр, - ответил Аурелий после паузы. - Так ты не человек… - задумчиво произнес Тур. – А имя? - Это мое внешнее имя, и оно настоящее. Внутреннее имя Саламандры могут знать только его родители или супруг, впрочем, возможно ты станешь моим супругом, если захочешь. - Что?! - Я не ожидал встретить человека и полюбить его, я думал наши тела и души для этого не предназначены. Но, когда я увидел тебя я понял, что я тебя люблю. - Любишь? Вот так, увидел – и уже любишь? Разве такое возможно? Ты же меня не знаешь совсем… к чему тогда все эти встречи и ухаживания? - Душа моя, встречи и ухаживания нужны чтобы разбудить интерес и влюбленность у кого-то подходящего по тем или иным признакам для роли любовника или любовницы или супруга. Но настоящей любви это не нужно, она сразу видит суть, она может не сразу пробудиться, но она всегда знает что истинно, а что нет. - Те, кто влюбляются сразу, так часто ошибаются, - с невольной горечью произнес Тур. - Любимый, те, кто влюбляются да, но те, кто любят никогда. И верят друг другу, любви без доверия не бывает. - Если ты говоришь о любви и доверии, почему ты забрался в мой дом, как вор? Почему не пришел и не попытался поговорить со мной хотя бы? Пусть и об артефакте? - Я не хотел, чтобы ты знал куда делся артефакт, ибо я не единственный, кто ищет его. Я не знаю как бы я тебе это объяснил потом, но те, кто за ним охотятся могут читать даже не мысли, душу человека и знать о том, что знает он. Хотя он может даже не догадываться об этом. Старейшины рода решили, что будет лучше, когда я пришел и рассказал о том, что полюбил тебя, если я заберу артефакт без твоего ведома, ибо так будет безопаснее. И для нас, и для тебя. Я рассчитывал, что позже расскажу тебе об этом. - И повинишься, - с ехидцей протянул Тур, поворачиваясь на бок и поморщившись, задницу все также немилосердно жгло, все же такая любовь не предназначена для человеческого тела. - Я не собираюсь виниться, - проворчал Аурелий, выбираясь из постели. – Подожди я сейчас. Он вернулся через минуту с тазиком воды в руках, парой полотенец на плече и поставив его на табурет рядом с кроватью, мгновенно вскипятил воду одним прикосновением. Затем он извлек из сумки, обнаружившейся возле сброшенной одежды пару мешочков, и высыпал несколько щепоток пряно пахнущих порошков в воду, в которых острый нюх алхимика признал кое-какие сушеные травы. - Потерпи, сейчас будет готово, - сказал Аурелий, мягко переворачивая его на живот и придвигая к себе. Одно полотенце уже было мокрым и он принялся тщательно вытирать Тура, блаженно вздохнувшего от прикосновения прохладной влаги. - Я и не знал, что Саламандры разбираются в лечебных травах. Откровенно говоря, о Высших Саламандрах почти ничего не было известно, кроме того, что они, возможно, существуют, а может и нет. Что они властвуют над огненной стихией, что, вроде как, живут в подземных городах. Но многие сомневались в их существовании; например, великий алхимик Кнут Сторций гневно писал в своих сочинениях, что Высшие Саламандры не более чем порождение невежественной народной фантазии, что считать их покровителями обычных саламандр – глупость величайшая. Но сомневаться в существовании того, кто так уверенно и, чего уж там, сладко похозяйничал в твоей заднице – глупость куда большая. - Разбираемся, - спокойно ответил Аурелий. – Нам-то они нужны только для ритуалов, но с нами иногда живут люди в качестве супругов, чего я не понимал до встречи с тобой, - он поцеловал его лопатку, а сильные пальцы ласково прошлись по пояснице. Кстати, сам саламандра выглядел чистым, как только что из ванны. Что сделал? И когда успел?- К тому же это неплохой источник обмена. - Вы что же только травы меняете? - Нет, конечно, еще золото и драгоценные камни, а то и драгоценности и артефакты, что сами делаем. Мало кто знает, что они наши, есть посредники, которые тоже не знаю, с кем именно имеют дело. Два клана, в них об истинной нашей природе знают только их предводители. - А что получаете вы? - Чаще всего информацию, хотя много чего, иногда пищу для наших людей, иногда принадлежности для письма, интересные книги и прочее. Но мы мало выходим в мир людей, он нам не особенно интересен, а вот людям до нас вечно есть дело. Они убеждены, что смогут повелевать нами. - Через этот артефакт? Получать власть над огненной стихией? И еще вечную молодость? – Тур от внезапной догадки аж подскочил и тут же скривился от резкой боли. - Что-то вроде того, - уклончиво ответил Аурелий. – Так, практически готово, - подошел к тазику с настоем. И Тур с любопытством наблюдал как тот охлаждает содержимое медного таза, а потом вымачивает в нем второе полотенце и отжимает его не слишком усердно. - Так правы были те ученые мужи, что утверждали что Саламандры поддерживают жар, и те, кто считал, что вы его забираете, - задумчиво произнес мужчина. Аурелий захохотал. - О Огонь-Отец!! Это невероятно, лежать на животе с раздвинутыми ногами и пытаться все равно что-то изучать и делать выводы!!! Ты будешь всегда так рассуждать во время нашей близости? - Ну, я просто пытаюсь понять, - проворчал Тур, недовольный обидным смехом любовника и вздрогнул, когда тот начал аккуратно вводить теплый влажный жгут из полотенца. - Потерпи, я не должен был кончать в тебя, я обжег тебя, теперь буду лечить, - ладонь Аурелия легла на поясницу и от нее начали исходить концентрические круги тепла, но совершенно другие, чем прежде, явно целебные, потому что после внезапной вспышки боли, жжение резко пошло на убыль. Тур с облегчением выдохнул. - Прости, - в голосе Аурелия прозвучало откровенное раскаяние. - Не за попытку кражи? - Нет, конечно же, за то, что тебе сейчас плохо. Я никогда не был до сегодняшнего дня с человеком… не рассчитал. - Ну, вот, а сам говорил, что не нужно узнавать и изучать друг друга. - Я говорил не про то. Я говорил о том, что обычно человеческие заигрывания пытаются задеть похоть или разбудить страсть. А зачем мне будить страсть, если я ею и являюсь? Зачем будить любовь, если она есть? - Ты есть любовь? - Конечно, милый, страсть – огненная стихия. И она подобна лаве вулкана, вырвется, с ней не позаигрываешь, можно только сдаться на ее милость и надеяться, что останешься цел. Но любовь – это не только страсть, здесь все единство души, тела, энергии и ума. Причем последнее не случайно на последнем месте, но и без него истинной любви не будет. Вообще не будет равенства и единства всех компонентов, или будет отсутствовать хоть один, будет что угодно, но не любовь. Ну и конечно, принять ее надо. Как тебе твою страсть, любимый. И нашу любовь. Тур хрипло рассмеялся. Нелепо, как же все нелепо. Ему, Ледяному Сердцу, говорят о страсти и любви, но он хочет его и тянет его к нему с нездешней силой, но любовь? - С чего ты взял, что я люблю? Никогда этого не было во мне, как и страсти, а ты рассуждаешь так, как будто это есть. - Она есть, родной,- с невероятной нежностью вдруг прозвучал голос Саламандра. Неожиданная мягкость поражала. Он вытащил жгут и перевернул Тура на спину, словно тот ничего не весил, впрочем, может, для него все так и было невзирая на внешнюю хрупкость. Он вытянулся рядом и очень ласково погладил пальцами щеку любовника. – Я не только люблю, Тур, но и связан со страстью, неужели ты думаешь я не разгляжу ее сквозь какую угодно оболочку? Если тебе не везло и тебе не дали ее воплотить и использовать, это не значит, что ее нет. Это лишь значит, что сейчас ты можешь дать ей свободу, только помни, что это не игрушки. Это все очень серьезно. И мягко-мягко прикоснулся губами к полураскрытым от изумления губам Тура, у того от этого легкого поцелуя, чуть сердце из груди не выскочило, а внутри все растекалось киселем. Было бы хоть немного сил, у него бы просто бы встало, но требовательный и горячий любовник вымотал его до предела, и оставалось только насладиться нежными, невесомыми, вынимающими душу поцелуями. Он тянулся за ними и, казалось, что оторвется и оборвется дыхание. Аурелий сам осторожно отстранился и снова провел пальцами по лицу и шее, словно запоминая. - Спи, мой хороший. - А ты? – веки неожиданно налились свинцовой тяжестью. - Я? Я не сплю никогда, я останусь сторожить твой сон, мой родной. Последнее что помнил Тур, прежде чем провалиться в вязкий сон, было дурманящий поцелуй. Проснувшись, Тур понял что в постели он один. Попытался осторожно расспросить слуг о ночном госте и встретил удивленные взгляды, они ничего не увидели, разве что могли бы в комнате перед хранилищем, но туда без хозяина им запрещено было соваться. Тур прошелся по ней, собирая дротики, заметил несколько подпалин на стенах и драпировках, последние еще и были оборваны в нескольких местах. Значит, все же давешний «бой» не привиделся. Тело ныло, протестуя против резких движений, когда он заметался по хранилищу в ярости. Сердце исчезло! Только оно одно! Демоны бы подрали искусителя с пламенными глазами. Впрочем, со своим собратом они наверняка найдут общий язык. Это же надо так сглупить!!! Искать и ждать несколько лет, чтобы потерять за одну ночь!! Боги наверное отняли разум у него этой ночью, иначе почему ему показались самыми верными и правильными сладкие речи этого огненного пройдохи? Нет, в его нечеловеческой природе он не сомневался, да и тело, испытавшее на себе ласки огня, не солжет. Оно умнее и честнее дурной головы. Но так обмануться!! Тур стоял ледяной статуей у окна, пока слуги споро снимали драпировки и пытались отмыть черные отметины со стен и колонн. Потом подошел управляющий и сказал, что стены надо заново штукатурить и расписывать, но скорее всего будет утеряна прежняя драгоценная роспись, а колонны иначе, как железными щетками не ототрешь, но тогда можно повредить тонкую резьбу на них. Тур только заскрипел зубами. Если колонны еще можно очистить с помощью магии, то с фресками такой номер не пройдет. А мастер, писавший их почти год, глупо отправился к праотцам несколько месяцев назад. Он распорядился отмыть что удастся и закрыл комнату. Он обследовал замок на хранилище и мысленно застонал. У огненного духа было время и он аккуратно вскрывал слой за слоем защитные заклинания, а потом так же осторожно отомкнул все замки, даже скрытые, незаметные для магии и для человеческого глаза, если не знать что и где искать. Зашел, забрал артефакт и исчез, восстановив все вскрытое, даже рисунок заклинаний повторил точь-в-точь почти. Если бы не знал Тур все так досконально, если бы не потратил бы столько времени и сил на их создание, то скорее всего даже бы не заметил бы разницы, такой ничтожной она была. Он отказался от предложенного завтрака, рухнул в кресло в своем кабинете и застыл. Внутри образовалась черная пустота, гулкая, все расширяющаяся, грозящая поглотить все. Глодала не только и не столько обида и злость, причем больше на себя и свою собственную дурь, а больше дикая, рвущая душу боль. С ней каждый вздох давался с трудом, сердце словно превратилось в кровоточащий комок, выставивший шипы. Все произошло слишком быстро, слишком полно, слишком больно. Он попался, словно зеленый мальчишка и потрясение от этого было не меньше, чем от шквала чувств, захлестнувшего его. Самое страшное, что нелюдь смог не просто дотронуться до сокровенного, а глубоко зацепить его, причиняя с трудом выносимую боль, пугало сильнее. Стараясь пережить это, он сосредоточился на дыхании, как когда-то учил его старый мастер. Вдох – и лезвия секут середину груди, выдох и кажется чуть легче. Не справляясь с собой, он ушел в транс, надолго, чтобы присмотреться и прислушаться к разгрому своего внутреннего мира, вот так, исподтишка, походя, разрушенного вором. Когда он очнулся и увидел слугу, с почтением протягивающего ему письмо со знакомым гербом, Тур уже вполне владел собой, боль была упрятана глубоко внутри и почти не мешала. Сломав печать с княжеским соколом и пробежавшись глазами по строкам, он нахмурился. Там была просьба о срочной встрече, вроде вполне обычная, но насторожило, что князь написал эту записку собственноручно, не доверяя писцам. Он вообще этой братии не доверял, но стандартную переписку все же вел через них, а тут, мало того что сам написал, так еще и строки размашистого, стремительного почерка как будто дрожали. Или показалось? Тур потер лоб и отправился собираться, кликнув камердинера. Письмо присоединилось к своим товаркам в особой папке в тайном отделе секретера в его кабинете.