У меня был один день

      У меня был целый день.       У меня был всего лишь один день. Один день, чтобы сказать ему. Но я не сказала. Не могла? Не хотела? Нет, я просто не имела право говорить ему правду, я просто не должна была ему говорить.       С самого утра Миллс – так я в шутку звала младшую сестру – устроила беготню по нашей комнате. Она целых три часа потратила на то, чтобы выбрать подходящее для вечеринки платье. Да, сегодня мы шли на вечеринку и не к кому-нибудь, а к Сириусу Блэку. Честно говоря, я не помнила, какой был повод для вечеринки, да мне это было и не важно. Само празднество было поводом увидеть мужчину, которого я любила, который никогда не будет со мной и с которым никогда не буду я. Со мной он не будет потому, что предпочитал всегда ярких, активных и красивых девушек, вроде Марлин МакКиннон, пусть земля ей будет пухом. А я не буду с ним потому, что отец уже нашёл мне жениха, с которым, по его словам, я буду счастлива. Чушь. -Если я надену это платье, то… Эй, ты меня слушаешь вообще? – сестра примеряла очередное платье, пока я записывала свои мысли в дневник. С этого дня я буду много в нём писать, почему-то мне так кажется. -Да. Оно будет неплохо на тебе смотреться, как и десять предыдущих,- отзываюсь я, поднимая взгляд на сестру. Она хорошенька: стройная, с копной светло-каштановых волос, с аккуратным личиком, на котором выделяется пара ярко-зелёных, кошачьих глаз, а курносый нос придаёт ей забавной девчачьести. Я улыбаюсь ей так, будто бы вижу её сегодня в последний раз. Хотя нет, я в последний раз смотрю на неё таким беззаветно любящим взглядом старшей сестры, для которой прежде всего её безопасность.       Ближе к обеду мы наконец собраны. На Миллс небесно-голубое платье, поверх которого она надевает пальто, застёгивает на тонких ножках сапоги, а на голову надевает изящную шляпку. При виде её я всегда вспоминаю героинь любовных романов – бойких молодых девушек, которые знают, чего хотят. Мелисандра (никогда не любила её так называть) была именно из таких, в чём я ей, кажется, немного завидовала. Я же надела платье кораллового цвета, сапожки под него и также, как и сестра, пальто. Всё же осень, конец октября. 30 октября 1981 года.       К двум часам мы оказываемся у дома Сириуса. Я, конечно, предпочла бы посетить его фамильный дом, но его туда уже давно не пускают, с тех пор, как он сбежал к Поттерам. Блэк, попавший на Гриффиндор, отвернувшийся от предрассудков по поводу чистой крови, - плохой Блэк, нежеланный Блэк. Моя семья тоже страдала этим, но мы с Миллс смирились. А что мы можем? Протестовать? Сбегать из дома? Нас найдут, а такое поведение лишь усугубит наше положение. Мы – не самая известная семья в Волшебном мире, нам не сойдут с рук ошибки. Поэтому мой отец примкнул к Пожирателям Смерти. Он говорит, что это верное решение, верит, что это защитит нашу семью. Защитит, но изуродует.       У Сириуса мы веселились: пили, слушали музыку, смеялись и разговаривали. Самый обычный вечер для молодёжи, что может быть в нём плохого? Мы забыли о Волан-де-Морте, о его угрозе на эти несколько часов. Все забыли, кроме меня. Каждый раз, когда я оставалась наедине с Сириусом – а это происходило довольно часто – я порывалась сказать ему: «Беги, беги отсюда к Поттерам, как можно скорее. Оставайся у них, не оставляй их. Ты должен их защитить», но я не могла. Я поклялась, пускай моя клятва и не была закреплена с помощью чар, но я не могла её нарушить. Всё, что я делала с того самого дня, было ради моей сестры, а дороже её у меня никого не было за всю мою жизнь. Поэтому я не сказала Сириусу, не предупредила его, в какой опасности находятся Поттеры, хотя и могла. Нет, не могла.       В тот вечер я в последний раз видела Сириуса. Я постаралась запомнить его таким, каким он предстал передо мной, провожая меня с сестрой до двери: высокий, стройный с тёмными волосами, опускавшимися до плеч, слегка заострёнными чертами лица, узкими губами, широкими бровями и карими глазами, которые так внимательно смотрели на меня. А на меня ли? Я улыбалась ему так, будто бы завтра мы встретимся, погуляем, как хорошие друзья, и снова посмеёмся. Нет, не встретимся. -Пока, Лилс,- улыбаясь, произнёс он. Никто не называл меня «Лилс». Сестра звала «Лили», как и большинство остальных, дома же меня называли никак иначе, как «Лилиан». Я улыбнулась ему в ответ. -Прощай, Ри,- так я его стала называть ещё на втором курсе. Тогда он злился, но скоро привык. Я легко касаюсь своими губами его щеки, вновь улыбаюсь ему и покидаю его дом. На ступеньках я едва не разворачиваюсь, чтобы сказать: «Не стой столбом, Блэк! Иди к Поттерам, сейчас же! Осталось так мало времени, давай же!», но я останавливаюсь лишь для того, чтобы подождать Миллс. У меня нет права ему говорить. Но я хочу. -Эй! – мы почти сели в машину, как услышали голос Сириуса. Я поворачиваюсь к нему, ожидая его слов,- не забудь, что ты обещала мне. Поездку во Францию, помнишь?       Я ему пообещала, когда мы остались наедине. Он никогда не был во Франции, а я бывала там каждое лето. Мне так хотелось дать ему какое-нибудь обещание, вроде тех, которые никогда не будут выполнены. Я должна была что-то обещать ему, чтобы не сгрызть себя изнутри за то, что не говорю ему правду. И я пообещала. -Как о таком забыть? – вторю я его восторженному тону,- как только всё уладиться – мы поедем,- я почти сажусь в машину, как что-то дёргает меня за язык, и я говорю,- будь осторожен, Блэк.       Через день дня я узнаю, что Поттеры мертвы. Я не удивлена, в отличие от Миллс. Хотя она почти их и не знала, она плачет и убегает из-за стола в свою комнату – она всегда была ранимой. Я молчу, продолжая завтракать, не поднимая взгляд на отца. Я чувствую, как он смотрит на меня, но я не хочу смотреть на него. Из-за его связи с Пожирателями я чувствую себя виноватой. Если бы не он, Поттеры были бы живы. Но всё, что я могу делать – винить себя, не более. Целый день проходит мимо меня: я сижу в своей комнате и пишу в дневнике, потому что не могу заняться ничем другим. Я с отвращением смотрю на книги и вышивку, которые раньше меня занимали, я даже не могу заставить себя открыть альбом с колдографиями, который раньше мне поднимал настроение, – на каждой его странице есть изображение Блэка. Мне слишком стыдно и больно, чтобы смотреть на него ещё раз. Но мне хочется.       Ближе к обеду следующего дня я узнаю, что Сириус накануне был схвачен мракоборцами и без суда и следствия отправлен в Азкабан за убийство Питера Петтигрю и нескольких магглов. Чёртова крыса! Отец ликует прямо за обедом, мать довольно улыбается, Миллс молчит. После двух минут его тирады, я ухожу. Я не могу слушать, как он поливает грязью человека, которого я всё ещё люблю. Не могу заставить себя сидеть смирно и отрешиться от окружающей меня обстановки, как нас с сестрой учили всю жизнь. С каждой минутой я виню себя всё больше и больше, я готова бить руками в стену, кричать на весь дом. Мерлин, да я готова даже пойти в Азкабан только, чтобы увидеть его, признаться ему во всём. Пускай он меня возненавидит, так будет даже лучше. Боль внутри не будет такой ужасной и огромной. Захлопывая за спиной дверь, я с силой сжимаю ладони в кулак и жмурюсь – всегда так делаю, чтобы не начать плакать. Я не могу позволить слезам течь, и не потому, что мой отец – один из Пожирателей Смерти – не оценит моих слёз по заключённому в Азкабане врагу, я просто не могу. Хотя есть что-то радостное в этом – Петтигрю мёртв, Волан-де-Морт исчез после нападения на Поттеров. Кто-то считает, что он затаился, а я надеюсь, что он сдох! Если он сдох, то это сполна отплатит за убийство Поттеров и за то, что Блэк проведёт в Азкабане всю свою жизнь. Впрочем, моя жизнь не будет лучше, чем у него. Через две недели я выхожу замуж.

***

Спустя 15 лет я сижу в кресле около камина, читая свой дневник.

Пометка на полях – 30 октября 1981 года.

      Я не плачу, хотя мне очень грустно. Даже не так. Я хочу впасть в истерику и кричать, как тогда, когда узнала, что Сириус в Азкабане. Я надеялась, что после этого мне станет легче. Конечно, столько-то лет прошло! Но нет. Несколько месяцев назад он сбежал из Азкабана – тюрьмы, из которой нельзя сбежать. Я обрадовалась и испугалась – если его найдут и поймают, то убьют на месте. Он преступник, и в это верят все. Я вновь стала чувствовать себя виноватой, вновь почувствовала то отвратительное чувство, что и вечером 30 октября – я предала его, и вся его жизнь пошла под откос.

Сириус Блэк м ё р т в.

      Эту «радостную» весть сообщил мне мой муж пару минут назад, вернувшись домой. Он кинул чёрную мантию на кресло, стоящее рядом с моим, и снял с своего лица железную маску Пожирателей. Лучше бы не снимал. Его лицо не было уродливым, он был красив, но меня от него тошнило. Особенно сейчас. Я не взглянула на него, лишь подняла взгляд на огонь. Мне захотелось закричать от безысходности, боли и горя. Внутри меня буквально всё оборвалось, я почувствовала пустоту. Мне только что сообщили, что любовь всей моей жизни, Сириус Блэк, мёртв.       Муж продолжал говорить гадости про него, как тогда – мой отец за обедом, он улыбался и смеялся, налил себе вино и сел рядом со мной. -Как хорошо,- говорил он,- что теперь этого предателя нет среди нас. Он был ничтожен. «Это ты ничтожен»,- думаю я, но молчу. -Он опозорил свою семью и сполна за это заплатил. Хотя, я бы с удовольствием бы взглянул на то, как он мучается,- усмехался он. «Я бы с удовольствием бы применила на тебе Круцио»,- я продолжаю смотреть на огонь. -Жаль, что это сделала Беллатрисса, а не я,- с наигранной досадой говорит мой муж «Жаль, что моя палочка лежит в двух метрах от меня»,- думаю я. -Ты сегодня молчалива. Что-то случилось? – он поворачивает голову в мою сторону, и мне стоит недюжинных усилий, чтобы не треснуть ему по его самодовольному лицу. Но я терплю. «Нет, абсолютно ничего. Просто я хочу убить своего мужа. А ещё мой любимый человек сегодня умер. Я в порядке»,- проноситься у меня в голове, но говорю я совсем другое: -Дети расшалились. Я устала. -Надо им рассказать, какой сегодня великий день,- он поднимается из кресла и идёт к лестнице на второй этаж.       У нас двое детей: Мелисандра и Никлаус. Мальчик старший и очень похож внешне на своего отца: светлые волосы, серые глаза, аристократические черты лица, пока ещё худой, хотя много есть, но, как мне кажется, потом он станет стройным и красивым; он юркий и быстрый, разве что, очень и очень добрый, что точно взял не от отца. Мелиса похожа на мою сестру. На мою мёртвую сестру. Её убили через несколько месяцев после смерти Поттеров: кто-то из Пожирателей видел её, выходившей из дома одного из членов Ордена Феникса. Тело нашли в переулке. Тогда я пожалела, что не рассказала Сириусу. Впрочем, я много раз жалела об этом. -Дорогая, ты же не скорбишь по Блэку? – я слышу голос мужа с лестницы и поворачиваюсь к нему.       Мерлин, как же мне хочется сказать: «Знаешь, ты женат на женщине, которая могла бы изменить всё. ВСЁ. Я знала о планах твоего чёртового Лорда, я могла бы рассказать Сириусу всё, и тогда бы Поттеры были бы живы, а Ваш Лорд был бы трупом. Всё могло бы закончиться тогда, не погибли невинные люди, не было бы стольких жертв. Потому в следующий раз, когда ты захочешь мне что-то сказать, обидеть меня словом или попытаться поднять на меня руку, помни, - перед тобой стоит та, в чьих руках была судьба едва ли не всего Волшебного мира». Но я не могу так сказать. Моя жизнь только и строится на том, что я НЕ могу сделать и НЕ могу сказать. -Нет,- отвечаю я совершенно спокойно. Лгать я научилась уже давно,- иди к детям. Они скоро ложатся спать, так что постарайся не взбудоражить их своим рассказом.       Я отворачиваюсь и смотрю перед собой. На глазах наворачиваются слёзы, и я позволяю им течь по щекам, скатываться на подбородок и падать на открытый дневник с пометкой на полях – 30 октября 1981 года. У меня был всего лишь день. У меня был целый день, чтобы спасти стольких людей, но я не сказала.

Прости, что не сказала тебе, прости, что предала тебя, Сириус Блэк. Прости и прощай, не твоя на веки Лилиан.