Предзнаменование

       Туман, скрывавший будущее, в один момент превратился в ядовитый пар, подобный тому, что исходит от гниющей листвы или гиблых болот.        Залазан просыпался ночами и в своей тревоге старался тихо выскользнуть на улицу, хотя и знал заранее, что Вол’джин проснется и удержит его — или же последует за ним. Что уже не спросит, в чем дело, понимающе кивнет — «Видения» — и без слов успокоит. Залазан в эти минуты осознавал, насколько они уравновешивают друг друга — и недоумевал, почему в каком-то из раскладов возможного будущего один из двоих может оказаться слабаком и предателем, а второй — сильным. Он боялся, потому что слабым в большинстве видений был он сам. Он знал, что Вол’джин не помнит того, что показали ему лоа, и жалел, что сам вспомнил. И жалел, что не может — не находит в себе сил — рассказать о том, что именно его беспокоит.        Видения, меняясь и рябя, мутнея и проясняясь, тревожили его, он силился понять, что они значат, и каждый раз сомневался в правильности своих заключений. Залазан чертил собственной кровью защитные символы на стенах и надеялся, что видения или отступят, или прояснятся. Он прятал под маской или раскрасом запавшие глаза и осунувшееся побледневшее лицо, раз за разом ждал, что странная тревога, сжирающая его, скоро отступит. Он чувствовал, что реальность ускользает от него, и понимал, что с все большим трудом находит границу между видениями и простыми снами, что понимать, что они значат, все тяжелее. Он просыпался от омерзительно реального чувства крови на своих руках, понимая, что эта кровь — не врагов, но не понимая, предзнаменование ли это или же предупреждение. Он вертел в руках ритуальный кинжал и флакон с ядом, разглядывал темнеющие на запястьях вены и раздумывал, предотвратит ли беду его смерть или, напротив, приблизит. Раздумывал, простит ли он себе этот позорный побег и простит ли ему это предательство Вол’джин.        Ткань времени истончалась, и Залазана увлекало в будущее — или в один из его вариантов, радостного в котором было мало. Легенды о потерявших рассудок пророках, которые он слышал с раннего детства, вспоминались некстати — легенды, в которых говорилось о том, как те не справлялись с бременем, возложенным на них. Залазан чувствовал себя... слабым. Недостойным той силы, которую он получил. Неспособным справиться с ней. Он смотрел в глаза Вол’джина, ярко отблескивающие в свете костра — и видел в них мощь древних империй, силу, подаренную духами. Залазан знал, что ничуть не уступает ему в этой силе, знал, что в этом они равны, но все чаще задумывался — а тому ли, кому нужно, достался этот дар?        — Мне страшно, Вол’джин, — тихо проговорил он, не оборачиваясь. — Мне очень страшно, а я даже не могу толком понять, почему.        — Что ты видишь, Зал? — Но он только неловко дернул плечами в ответ. — У нас ведь теперь есть дом. У нашего племени есть дом, о котором мечтал мой отец. И о котором мечтали мы.        — Мне страшно, — повторил Залазан и покачал головой. — Не стоило мне проходить испытание.        Он прижался щекой к плечу и почувствовал, что его тревога передалась — но не потому, что Вол’джин тоже что-то предчувствовал, а потому, что боялся за него и за племя. Стена, что возникла между ними после испытания, когда-то была тонкой и прозрачной; теперь же она становилась все непреодолимее, все крепче.        — Ты видишь наше будущее или только то, что может случиться?        — Я не знаю. Не могу понять. — «Я вижу, что один из нас окажется слабым и предаст наше племя», — хотел сказать Залазан, но не смог. — Единственное, что я знаю точно — все бы отдал, чтобы этого не случилось.        Прикосновение ладони к щеке ненадолго успокоило его, как и успокаивало всегда понимание того, что он не один, что тот, кто ему дорог — с ним. Но предчувствие дурного не оставляло его в последние дни ни на минуту, как и не оставляла уверенность в том, что нужно что-то сделать, что-то изменить. «Я должен стать сильнее, — думал он, глядя в небо, глядя на множество звезд, сияющих в нем. — Я должен стать сильнее, чем я есть, чтобы защитить мой народ, если что-то произойдет».        Залазан не знал, что сулит им будущее. И с каждым днем боялся все больше.