Друг, который никогда не предаст

Освальд скорчился в своей кровати, осторожно потирая синяки и ссадины на лице и почти беззвучно поскуливая от боли. Почему с ним обращаются так жестоко? Может, мама права, когда говорит, что ему просто завидуют и оттого всегда хотят причинить боль? Тот сволочной коп, Буллок, постарался в своё время, отпинав его ногами по рёбрам так, что после каждого удара в глазах темнело, а рот наполнялся тёплым металлическим вкусом крови. Марони несколько раз ударил его лицом о столешницу, превратив правую часть его лица в иссиня-чёрный хаос. А эта мерзкая сука, Фиш Муни? Она отвешивала ему пощёчины, оставляя на щеках кровоточащие полосы от длинных ногтей. Все хотели сделать ему больно. Кроме него. При мысли о Джиме Гордоне Освальд немного успокоился и перевернулся на спину, шумно втягивая воздух забитым кровавыми сгустками носом. Нет, Джим не делал этого. Он был добр к Освальду, по-настоящему добр. Джим пощадил его. Никто и никогда ещё не делал этого. Тогда Освальд был уверен, что его жизнь закончена. Джим тащил его по причалу, и в его руках, сжимавших воротник рубашки Освальда, чувствовалась невидимая внешне сила. Он умолял, дрожал, цеплялся за руки Джима, лацканы пиджака, пачкал его белую рубашку тёмно-красными отпечатками пальцев, но знал, что это бесполезно, что он убьёт его. Когда Джим развернул Освальда лицом к реке, тот часто заморгал, считая секунды и гадая, каково это — ощутить, как пуля вонзается в голову сзади, проходит жгучей стрелой сквозь плоть и кость, прогрызая путь вперёд сквозь серые завитки мозга. Вода, грязная, покрытая радужной бензиновой плёнкой, то приближалась, то отдалялась, бледные блики на ней слепили, как тысяча солнц. Прямо рядом с причалом в воде плавал труп крысы, разложившийся настолько, что от грызуна осталась только склизкая серая шкура. Неужели эта мерзость будет последним, что он увидит в своей жизни? - Никогда не возвращайся в Готэм, - сказал Джим быстро и тихо, но разборчиво; его дыхание щекотало шею парализованного ужасом Освальда. Последовавший за этими словами выстрел был оглушителен, щёку опалило жаром, в нос ударил запах пороха. Вода внезапно оказалась совсем рядом, разверзлась, заключая его в ледяные объятия. Освальд поплыл, повинуясь инстинктам. Может, это и есть смерть — бесконечное плавание в мутной воде, холодной, как могила... Он осознал, что жив, только тогда, когда ступил на землю — продрогший, голодный, со сладковатым привкусом гнили во рту. В заложенном ухе звенело, всё тело сотрясала дрожь, но Освальд даже был рад этому. Всё это означало, что он жив — благодаря Джиму. Он показал Освальду то, чего он никогда не видел — милосердие. Он повёл себя, как настоящий друг. У Освальда прежде никогда не было друзей. Он помнил и другие их встречи. Освальду сложно было поверить в то, что его оставили в живых — это было непривычно и немного подозрительно. Джим отказался убить его, даже когда Освальд сам протянул ему оружие. Мгновение до этого, когда Джим прижимал его к стене, вспомнилось с пугающей чёткостью. Жар его дыхания, тепло тела и неуловимый, чистый и свежий запах — будто в костре жгли ивовые ветви. Он пощадил Освальда снова, в ресторане Марони. Он понял, что Джиму можно доверять. Он никогда не предаст, не подставит, не будет делать больно. Гордон — его настоящий друг. Единственный. Освальд беззвучно повторял эти слова снова и снова, ощущая нарастающее, тянущее внизу живота возбуждение. Оно было иным, нежели то, что он испытывал, перерезая кому-то глотку — не такое лихорадочное и жгучее, более спокойное, согревающее, как огонь в камине. Сердце стучало быстрее, и его стук отдавался пульсацией между ног, и с каждым новым ударом член наливался кровью, твердел, головка увлажнялась каплями прозрачной смазки. Освальд думал о Джиме, о том, как он спасал его раз за разом, и пульсация нарастала, вынуждая его расстёгнуть ширинку брюк, под которой он ощущал упругий бугор. Освальд сжал член в кулаке, прежде чем провести им по всей его длине несколько раз, всё убыстряя темп. Он мастурбировал, делая резкие, отрывистые движения, облизывал окровавленные губы и издавал тихие, почти жалобные всхлипы. Освальд будто бы снова был в том ресторане, жадно и со страхом прислушивался к словам Гордона, как тот говорил правду, правду, правду, Гордон спасал его, ещё раз. Освальд обхватил скользкий от смазки член обеими руками, переплёл пальцы и задвигал ими ещё быстрее и отчаяннее, поднимая бёдра навстречу своим ладоням. Оргазм пришёл, как всегда, неожиданно, и оставил после себя капли липкой белой спермы на животе. Освальд расслабился и откинулся назад, хватая ртом воздух. На его разбитых, покрытых запёкшейся кровью губах бродила лёгкая улыбка. Он поможет Джиму, потому что друзья помогают друг другу. Он не забудет, как добр был к нему детектив. И в будущем, которое ждёт Готэм, Освальд найдёт место для него. Очень хорошее место.