***
— Эй, сколько ты еще будешь маяться с этим полом?! — Я только начала! .. — И на кой-черт я принял на работу десятилетку! .. На жалостливые глаза повелся! Если проверка нагрянет, меня за решетку упекут! Голос мужчины вскоре совсем затих — он ушел за прилавок. Рыжая девчонка все сжимала в руках старую тяжелую швабру, виновато глядя в пол. Ей хватило ума устроиться поломойкой в бакалейную лавку, когда за очередную просьбу купить ей что-то теплое из одежды мать ударила ее половником по спине. Она считала любую просьбу дочери блажью, ненужным излишеством. Девочка понадеялась на свои силы, на доброту старого хозяина лавки, и не прогадала. Ее слезы разжалобили старика, и он нехотя, но принял девочку на работу по два часа три раза в неделю, но лишь с условием, что всем интересующимся девочка будет говорить, что ей скоро 14. Это было странно слушать от маленького ребенка, которому и девяти лет не дашь на вид, но чрезмерно взрослый взгляд уже не раз спасал. Мыть полы было тяжело, спина все еще болела после удара и плохо гнулась, поэтому девочка работала медленно. Зато благодаря ее титаническим усилиям лавка сверкала, даже посетителей стало больше. Каждый старался что-то подарить миловидной, но истощенной девочке — конфеты, мелкие монетки, а однажды перепало целых пять долларов. Через двадцать минут пол поистине сверкал, даже вечно ворчащий хозяин был в восторге. — На вот, заработала, — старик с добродушной улыбкой протянул девочке маленький конверт. Двадцать долларов! Огромная сумма! Ну, так, по крайней мере, ей показалось. — С Рождеством, дитя! — крикнул он ей вслед, с той же улыбкой глядя на счастливое выражение лица ребенка, как, весело подпрыгивая, она убегала на заснеженную улицу. — И вас с Рождеством, — донесся тишайший голос, больше всего напоминающий шелест листьев. Девочка знала, куда бежала. Еще неделю назад она приметила в маленьком магазинчике красивую шерстяную шаль. Какая она должна быть теплая! .. Лишь от одной мысли о разливающемся по телу тепле на лице девочки появлялось блаженное выражение. И теперь она бежала по заснеженной улице в хлипких осенних ботинках, навстречу своей маленькой, но все же мечте. Продавец крайне удивился, узнав, что ребенка не интересуют девчачьи украшения, шарфы и шапки с узорами, а интересует теплая черная шаль, на которую с интересом поглядывали лишь люди в возрасте. Но нельзя было отказать рыжей очаровашке с жалостливыми зелеными глазами… Домой девочка практически летела, накинув на легкую курточку шаль. Она не думала ни о чем, кроме того, что ей сейчас тепло. По-настоящему тепло. Но у дверей родного дома счастливое выражение исчезло с ее личика. Мать уже была дома, а новую вещь дочери она никак не пропустит мимо своего взора. Но что теперь делать, где иначе ночевать? .. Девочка осторожно шагнула на порог квартиры, как можно тише закрывая за собой дверь. Сняла ботинки, повесила куртку в прихожей… куда деть шаль? Спрятать в рукав куртки? Мимо кухни, где сидела сейчас мать, незамеченной не пройти, тем более, с огромным черным платком… Девочка как можно тише прокралась мимо кухни к комнате. Положила руку на ручку двери, уже повернула ее… — Ты где была? Это еще что? — громом раздалось за спиной девочки. Она побледнела, сильнее сжала ручку, но обернуться не посмела. — Это… это мое… — В этом доме нет ничего твоего! — прорычала мать, с силой развернув к себе ребенка за плечо. Ее взгляд упал на свалянную в ком шаль. — Откуда это у тебя? Где взяла? Украла, тварь?! Признавайся, украла?! — орала женщина, на каждом слове тряся девочку так, что та ударялась затылком о дверь. — Я ничего не крала! — прокричала в ответ девочка, намертво вцепившись в шаль, изо всех сил сжимая веки, чтобы не зарыдать при матери. — Врешь, паршивка, врешь! Отдавай немедленно! — женщина ухватилась за угол шали, потянув ее на себя. — Это мое!!! — взвыла девочка. Впервые она кричала так громко, с такой невыносимой болью. Наверняка это слышали даже соседи. Осознав последнее, мать на секунду ослабила хватку… испугалась? Так это было, или нет — наплевать. В ту самую секунду девочка вбежала в комнату, захлопнула дверь. Мать долго ломилась в дверь, выкрикивая оскорбления и проклятия, но девочке уже наплевать. Он закуталась в свою шаль до самого носа, сжавшись в самом холодном углу своей комнаты, куда не доходил даже свет фонарей из окна.***
Закрыв лицо густой копной огненно-рыжих волос, девочка дремала, уложив голову на прилавок. Поздним вечером уже не было посетителей, но работодатель требовал, чтобы работники находились на месте до конца смены. Настенные часы надоедливо и громко тикали, поэтому дрема закончилась быстро. Девочка устало подняла голову, оглядывая торговый зал магазина электроники. Пришлось ей, четырнадцатилетней, врать, что ей уже исполнилось шестнадцать. По ее худощавой фигуре и усталому, измученному лицу, было тяжело судить о ее возрасте, поэтому проверять никто и не стал. Ее взгляд пал на старенький ноутбук, стоящий на ее же коленях. Девочке пришлось работать полгода, чтобы накопить достаточно денег и выкупить этого старого доходягу у его прошлого хозяина, но оно того стоило. По крайней мере, теперь в ее жизни появилось хоть какое-то занятие помимо учебы, работы и постоянных посиделок у окна. Но ее в первую очередь интересовало устройство компьютера, языки, программирование… обо всем этом она узнала в том самом магазине, где работала сейчас. Благо, в библиотеке нужные ей книги были, поэтому свободное время теперь было занято обучением. Входная дверь открылась, послышался стук каблуков, направляющийся в зал. Девочка осторожно выглянула из-за прилавка… и обомлела. Она готова была поклясться — это была ее мать. Немного встрепанные после работы волосы, офисный черный костюм… девочка ничего лучше не нашла, как спрятаться под прилавком, прижав к себе ноутбук. Мать всегда думала, что она просто гуляет допоздна, ибо как-то раз застала девочку на улице поздним вечером. Если бы она прознала о работе, большая часть денег (если не все) перекочевали бы ей в карман. Женщина, не найдя продавцов в зале, направилась к прилавку. Осмотрелась. Никого не увидев, постучала по прилавку и позвала. Ответа не последовало — девочка, сжавшись в комок, старалась не дышать и не моргать лишний раз. Женщина раздосадовано выругалась и направилась к двери. Но девочка успокоилась лишь в тот момент, когда дверь с оглушительным хлопком закрылась за матерью. Домой надо было возвращаться немедленно, чтобы прийти не позже нее — не хватало только воплей на тему ее позднего прихода… потому что вслед за воплями могло последовать что-то более страшное.***
Семнадцатилетняя девушка, чертыхаясь, попала ключом в замочную скважину лишь с пятого раза. Шла с учебы, попала под дождь, почти что упала в лужу и вымокла до нитки. Просто прекрасно. Квартира встретила ее неприветливым молчанием. Так всегда было, все годы, что она здесь прожила. Этот дом не был ей родным и всегда встречал могильным холодом. Как и его хозяйка, в общем-то. Девушка сбросила с плеч рюкзак, сняла мокрую куртку и отставила в сторону запачканные грязью, потертые и старые кеды. Спокойно направилась в комнату, надеясь сменить одежду и оставить вещи… То, чего она не ожидала увидеть — мать, находящуюся в квартире. То, что она точно не ожидала увидеть — мать, сидящую в ее комнате, за ее столом, с ее ноутбуком в руках. Девушка застыла в дверном проеме, глядя на женщину из-под длинной рыжей челки. Женщина опомнилась лишь через минуту, растерянно взглянув на дочь и резко захлопывая старый ноутбук. — Ничего не понятно в твоем компьютере. Чем ты в нем вообще занимаешься таким?! — мать старалась смотреть на девушку как можно более презрительно, чтобы вызвать у той инстинктивный страх, который всегда превращал девушку в безвольную тряпку. Но у нее не получилось. Девушка с ошеломляющим спокойствием приблизилась к матери, резко вырвав из ее рук ноутбук. — Убирайся из моей комнаты, — ее голос не дрожал, интонация была до боли спокойной. — Как ты со мной разговариваешь?! Твоим воспитанием нужно всерьез заняться, что я и делаю! — выпалила женщина, ошарашенная такой реакцией. Чего угодно она ждала, но не этого. — Убирайся отсюда, — бесстрастно повторила девушка, в упор глядя на мать. Ее взгляд был таким же бесчувственным и ледяным. — Да как ты смеешь! — взвизгнула женщина, вскочив и занеся руку для пощечины. Не успела ударить. Ее рука была перехвачена девушкой практически в миллиметрах от ее лица. Ни выражение лица, ни взгляд не менялся. — Убирайся из моей комнаты и никогда не смей сюда приходить. Никогда. Женщина возмущенно вырвала руку из хватки и удалилась к себе, оглушительно хлопнув дверью. Девушка посмотрела ей вслед, подняла с пола пару вещей, среди которых рылась мать. Достала из шкафа сумку и парой движений свалила всю ту немногую одежду, что была у нее. Раз мать додумалась до такого отчаянного шага, как попытка перекроить ее жизнь, то здесь, в этом царстве могильного холода, ей делать совершенно нечего.***
Прошло уже больше месяца с поспешного побега. Девушка сидела на полу малюсенькой квартиры с ноутбуком на коленях. Единственный, кто согласился приютить ее бесплатно — знакомый раздолбай, все время своей жизни проводивший в поездках по другим городам. Он не учился, не работал, лишь исследовал мир. Эта квартирка была его временным пристанищем в родном городе, где он жил (а точнее, ночевал) в перерывах между поездками. Порядок и чистота были ему ни к чему, поэтому ободранные, грязные обои и полное отсутствие мебели его не смущали. Девушке же было абсолютно все равно — главное, что был матрас, изображавший постель, ванная и старая газовая плита. Лишь отопления не было, а в декабре без него приходилось туго. Девушка сидела на ледяном полу, одетая в теплую зимнюю куртку и закутанная в шерстяной плед, вежливо предоставленный хозяином квартиры. Огромные синяки под глазами, заледеневшие худощавые ладони и взъерошенная копна огненно-рыжих волос. И старенький ноутбук на коленях, на экране которого мерцали коды. Изо всех магазинов и кафе ее выгоняли, не давали работу — уж слишком истощенно выглядела девчонка, была бы только антирекламой. Единственной ее работой теперь были взломы на заказ. Частным хакером оказалось устроиться легче, чем продавцом в дрянную лавочку. Заказов было не так уж много, но платили за взлом различных сайтов и архивов достаточно, чтобы не умереть с голоду. Ее нынешний заказ поступил внезапно, прошлой ночью. Она даже не разобрала пол и возраст звонившего. Он пожелал быть анонимным, попросил взломать некий архив. По его словам, работа была очень сложной, и платил он за нее соответственно — поразмыслив, девушка пришла к выводу, что на эти деньги она сможет даже не снять, а купить собственную квартиру, как минимум, двухкомнатную. Естественно, оказаться от такого заказа было бы просто глупо. И сейчас она упорно продолжала попытки взломать вышеупомянутый архив. Уже сотни провалов за плечами, еще сотня впереди. В какой-то момент эта цель показалась ей просто невозможной, потому что как только она обходила одну преграду, всплывала другая, еще сложнее. Архив оказался защищенным лучше, чем, наверное, Пентагон. Девушка даже не знала, что она хочет найти в нем, был дан простой приказ — выкачать всю информацию, какую сможет. Но… пара рискованных действий — и архив сдался, открывая девушке полный доступ к данным. Еле сдержав победный вопль и даже не взглянув на содержимое архива, она начала скачивать все, что только могло поместиться в памяти ее компьютера, и устало упала на матрас. Тени снежинок плавали по стенам комнаты, убаюкивая и успокаивая напряженный мозг… Утро началось со стука в дверь. Хотя, на стук это было похоже меньше всего — во входную дверь долбили, явно не взывая к вниманию жильца, а попросту выламывая дверь. Девушка так и не смогла понять и оценить происходящее прежде, чем дверь слетела с петель…***
Она сидит в этой маленькой камере, похожей на тюремную, уже неделю. Она не знает, где и за что находится. Она не знает, кто ее окружает. Допросы длились часами, но ничего вразумительного девушка сказать не могла — сама ничего не знала. Не знала последнего заказчика, не знала, что именно взламывала и что пыталась скачать. От этой неизвестности раскалывалась голова, слезы, которых она не знала с детства, наворачивались на глаза каждую секунду, проведенную здесь. За что? Почему? — Амнезиаки ей, и дело с концом, — раздался голос прямо у стальной двери камеры. Девушка прислушалась. — Не думаю. Ты спешишь, — вторил второй голос, более спокойный и тихий. — Она может быть опасна для Фонда! Кто из нас еще спешит?! — Чем она опасна? Ничего не знает, не понимает. Не знает заказчика, не знает о сущности Фонда… ничего страшного она сделать не сможет. — Амнезиаки все равно нужны. Она может додуматься и хоть что-то рассказать о нас. — Что, например? Ты абсурдно мыслишь. — Но отпускать просто так ее нельзя! — Я что-то говорил о том, чтобы ее отпустить? На этих словах сердце девушки сжалось. Они оставят ее тут, в маленькой стальной темнице? — А что ты предлагаешь делать? — Ее способности незаурядны. Она могла бы быть полезной. — Чем? Я тоже умею взламывать и программировать! — Ну, а сможешь ли ты, начальник технического отдела, взломать наш архив за одну ночь? Без подсказок и кодов доступа, на старом раздолбанном компьютере? Ответом послужило молчание. — О чем я и говорю. Она будет полезнее здесь, чем в обычной жизни. Кто знает, если бы она не оказалась тут, ее судьба могла бы обернуться еще печальнее. Говоривший не дождался ответа. Послышался шум, и по глазам девушки резанул яркий свет из коридора…***
Девушка, тяжело дыша, распахнула глаза. Под ее головой теплая подушка и мягкая постель, над ней склонился беловолосый мужчина, чьи льдисто-голубые глаза чуть ли не светились в темноте. Все в нем выражало беспокойство — и поза, и выражение лица, и взгляд. — Эстер… я полчаса пытаюсь разбудить тебя… — Зачем? — прохрипела девушка, утирая ледяной пот со лба. — Ты кричала во сне. И плакала, — мужчина коснулся ее щеки. Нежные прикосновения не успокоили, но вернули в реальность. — Просто дурной сон. — Расскажешь? — Не хочу. Слишком неприятный, — девушка пригладила растрепанную копну рыжих волос и отвернулась к стене, натянув одеяло на дрожащие от озноба плечи. — Дело твое. Ты меня очень испугала. Спи спокойно, — ответил мужчина, поцеловав девушку в рыжую макушку. Девушка уже не ответила. Она боялась закрывать глаза. В темноте, за закрытыми веками, ее вновь и вновь посещало собственное лицо в разном возрасте, перекошенное от слез.