Воспоминания

Над Конохой растекался багряный закат. В зыбком, дрожащем мареве дома казались пустынными миражами. Из них в раскаленный, еще дневной воздух вливались сочные ароматы жарящегося мяса, горячего чая и специй. Звенели над пылью голоса детей и сердитые выкрики матерей, что никак не могли загнать сорванцов домой. Коноха жила. На окраине Деревни стоял дом, который жители старались обходить стороной. Больше всего на свете Наруто Узумаки, Седьмой Хокаге Деревни Скрытого Листа любил проводить там свои вечера. Развалившись на веранде, вдыхать запах нагревшихся за день досок, что наверняка помнили еще Третьего. И смотреть, как солнечные лучи тонут в кружевной зелени над головой. Вдыхать вишневый аромат табака, слышать шуршание легкого кимоно и чувствовать ровное, равномерное биение чакры. В такие минуты она словно пропитывалась солнцем, становилась жаркой и густой, как аромат пустынных специй и сладких духов. Конечно, ему все это только казалось, но.... Узумаки Наруто жил. Учиха Мадара любил сидеть, прислонившись к дверному косяку, курить табак и смотреть в никуда. От его старой трубки расползались по воздуху тонкие щупальца запаха вишни и полыни. Узумаки словно видел их наяву. Они напоминали ему волосы Мадары. Широкие рукава легкого кимоно скользили, обнажали узкие, сильные запястья и длинные пальцы, тонкие, изнеженно-аристократичные на вид. И никто не знал, какими властными они могут быть, насколько загрубела их кожа от постоянной работы с веером. Мадара никогда не затягивал кимоно по правилам, и края ворота распахивались, открывая взгляду широкую грудь с четко очерченными мышцами и нитками шрамов. Уходило под ткань белое пятно с лицом Хаширамы, и разбегался волнами след от Рассенгана - то, что Мадара не позволил убрать. То, что являлось частью его самого. Наруто нравилось смотреть, как длинные пальцы отточенными движениями набивают табаком изящную, но потрепанную, покрытую сетью трещин-морщин трубку. Краски уже давно стерлись, но почему-то Наруто казалось, что раньше она была синей. В такие минуты Мадара напоминал расслабленного зверя. Он всегда был зверем. Наруто помнил его диким, озлобившимся на весь мир и желающим этот самый мир уничтожить. И потому сильнее ценил их молчаливую традицию набивания трубки, когда в глазах Учиха появлялось нечто, чему молодой Хокаге не мог дать описания. Важнее, чем чайная церемония, теплее и ближе, чем южный ветер. В такие минуты Наруто мог сказать, что Учиха Мадара живет. Под щекой - шероховатая ткань кимоно, под нею теплое, крепкое бедро. Узумаки прикрыл глаза, вдыхая запах ромашки и лаванды. Ромашка для ванной, лаванда - для одежды. И главное, не перепутать. Не хотелось рушить умиротворенную созерцательность Учиха, но внутри натянутой струной рвалось напряжение, от которого невозможно избавиться и в сотне Расенганов. Которое не дает спать и дышать. Нормально жить. - Иногда мне кажется, я ненавижу Саске, - отрывисто произнес он. Затихло все, тишину нарушал лишь стрекот цикад да стук бамбуковой трубки, отмерявшей время по каким-то своим неведомым параметрам, переливая воду в пруд. Мадара продолжал курить, и Наруто почти пожалел о том, что сказал. Однако мужчина наклонился, поднял вопросительно бровь. Наруто никогда не мог понять, о чем думает Саске. Скорее, угадывал, потому что считал, что они похожи. Мадару он понимал интуитивно, чувствовал на каком-то глубинном уровне. Как будто кто-то очень древний и мудрый настроил его именно на этого Учиха. В этом движении брови - вопрос, насмешка и понимание. Мадара прожил долгую жизнь, и никакая молодая внешность не могла скрыть тени опыта в проницательных черных глазах. Он понимал, и ждал, когда молодой Хокаге произнесет вслух, выскажет то, что угнетало его долгое время. - Я безумно рад, что он вернулся в Коноху, что он здесь, рядом с нами, - Наруто смотрел на сизо-алые, как трубка Мадары в прошлом, как веер на гербе клана, небеса с проблесками сумеречных облаков. - Но каждый раз, при встрече с ним, я вспоминаю, как он пытался убить меня и моих друзей. Стоит увидеть его, и как будто Чидори вновь рвет мне грудь. Воспоминания... - он горько усмехнулся. - Такая странная вещь, не правда ли? Мы так усердно стараемся избавиться от них. Но ничего не выходит. Все только наоборот, они обостряются. Их все сложнее и сложнее забыть. Хотя мы так сильно пытаемся.... Выходит, ничего не забывается? - Увы, - усмехнулся Мадара. Наруто не нарушал молчания. Мысленно Мадара был далеко отсюда. В той - другой - Конохе, где был жив его клан. И его запястья не сковывали печати. - По правде, все препятствия в жизни предназначены для того, чтобы человек шел вперед. А не застывал на месте, терзая свой разум мыслями о том, что исправить нельзя. Наруто замер, потому что в глазах Мадары вновь возникло уже знакомое важное, серьезное чувство. От этого живот словно налился горячим, тяжелым свинцом, который распространял свое тепло по телу. Трубка легла в сторону, на нагретые доски веранды, широкие рукава заскользили по коже, обнажая загорелые запястья с уродливыми метками плена, когда длинные пальцы обхватили лицо молодого Хокаге. - Забыть нельзя принять. Где поставишь запятую, Наруто Узумаки? - глаза в глаза, так близко, что губы, шепча, почти касаются губ, смешивая два дыхания. - Иногда воспоминания, дающие нам необходимый опыт, служат одной лишь цели - чтобы ты оказался в единственно правильном для себя месте. Губы Мадары горячие, огненные и тяжелые. И по-звериному жадные. Они ставят клеймо на тело, и принадлежать после такого можно только одному человеку. Наруто не возражает. Вот уже восемь лет не возражает. Забыть нельзя принять. Хитрец Мадара! По правде, здесь возможен только один, единственно правильный вариант. Память не даст стереть воспоминания, забыть их. А если нельзя забыть, остается только принять. И продолжать жить дальше, чтобы создать новые, более светлые воспоминания. Наруто выгнулся, закричав, выплескивая в дрожащий от жары воздух все, что наболело за долгие годы, которые он провел в бесплодной борьбе с самим собой. Его новые воспоминания у него под руками: крепкое тело, глубокий голос, говорящий порой несусветные гадости, дьявольские глаза. И пряди, тяжелые, колючие, пропитанные чакрой. Пахнущие ромашкой и лавандой. Ромашка - для ванны, лаванда - для одежды. И главное, не перепутать!