Воскрешающий камень

      Она нашла его, когда уже потеряла всякую надежду. На поиски ушло без малого семь месяцев. Гарри, Рон и Гермиона вернулись в Хогвартс, как только представилась такая возможность, чтобы помочь профессорам и Ордену в восстановлении школы. И уже тогда мысль о поиске потерянного Дара Смерти прочно засела в голове Гермионы. И девушка безрассудно кинулась в чащу Запретного леса на поиски, которые, как и следовало того ожидать, не дали никаких результатов. В общем-то, ожидать, что древний артефакт отзовется на банальное «Акцио» было довольно глупо.       «Как неразумно, мисс Грейнджер» — в интонациях внутреннего голоса отчетливо проскакивают саркастичные нотки профессора Снейпа, разве что баллов воображаемый профессор не снимал.       Уже позже, в начале учебного года, который герои войны решили не пропускать, Гермиона, видя, как мучается чувством вины Гарри, предложит другу отдать ей на хранение самые страшные воспоминания о майском сражении. Поттер будет удивлен, но согласится с советом лучшей подруги, потому что от ужасов прошедшей войны, преследовавших его в кошмарах, не помогает даже зелье сна без сновидений. К чести самой лучшей ученицы следует признать, что это действительно идет Гарри на пользу, и никто не заподозрит Гермиону в том, что она преследует личные мотивы.       Девушке повезло, что среди отданных другом воспоминаний оказалось то самое, нужное ей, хотя и в оборванном варианте. Желание Гарри оставить при себе его встречу с родителями и Мародерами было понятно, уж слишком личными, почти сакральными были эти моменты для его памяти. Но как бы Гермиона хотела пусть так, пусть только в воспоминаниях посмотреть на дорогого ей человека!       «Если все получится, я его увижу!» — уговаривала она себя после того, как вынырнула из Омута памяти в первый раз.       В принципе, воспоминание Гарри содержало главное — то место, где он обронил Воскрешающий камень, то место, где он встретился с Волан-де-Мортом, чтобы отдать свою жизнь за их жизни. И все же Гермионе потребовалось очень много времени, чтобы найти ту поляну, где весной собирались Пожиратели смерти со своим предводителем. Запретный лес был огромен, а каждое дерево похоже на соседнее, тем более, что девушка все еще оставалась ученицей и старостой школы, а значит не могла уделять поискам столько времени, сколько ей хотелось. Просить у Гарри мантию, как впрочем и какую-либо другую помощь, Гермиона не стала, потому что ей очень не хотелось делиться с друзьями своими планами, ведь тогда бы ей пришлось рассказать о многом, настолько тайном, что даже лучшие друзья оставались в благом неведении. Поэтому ей оставалось отделываться обычной отговоркой «я в библиотеку» и уповать, чтобы ребята не смотрели в карту мародеров, на которой отчетливо видны были бы ее передвижения по территории Хогвартса.       И, вот, почти в канун Рождества, девушка сжимает в руке то, что так долго искала и не может поверить в свое счастье. Ах, как же хорошо, что кроны деревьев в этой части леса слишком плотные и не пропускают снег, ведь иначе сколько бы еще продлились ее поиски? Острые грани Воскрешающего камня царапают нежную кожу ладони, но Гермиона продолжает сжимать свою находку с такой силой, будто боится, что стоит лишь дать слабину и камень исчезнет. Девушка вдыхает холодный воздух и закрывает глаза. Тоска по человеку, которого она потеряла, затопляет грудь и остро впивается в сердце. Как давно это было… как давно…       Никто и не поверит, что Гермиона Грейнджер влюбилась в крестного отца своего друга. Хотя, ведь это она, самая лучшая ученица, еще на втором курсе была увлечена Гилдероем Локхартом. Но это было таким дурачеством! И Сириус, в глазах юной мисс Грейнджер, во многом превосходил своего предшественника. Ведь четырнадцатилетней девочке так немного надо для восхваления своего избранника, а Сириус, окруженный романтической аурой невинно осужденного, полностью подходил под девичий идеал. Но Гермиона не была бы Гермионой, если бы даже к такому неуместному к анализу чувству не подошла бы со всей ответственностью.       Девушка резонно рассудила, что взрослый мужчина, по возрасту годящейся ей в отцы, вряд ли обратит внимание на ровесницу ее крестника. Даром, что умом она превосходила своих сверстников, многие ее взгляды на жизнь оставались по-детски наивными, и это не говоря уже о физиологии! Не педофил же мистер Блэк, в самом деле! А значит, оставалось ждать… Как кстати, что совершеннолетие в волшебном мире наступало на год раньше, чем в магловском, а значит, Гермионе оставалось скрывать свое чувство всего каких-то три года. С такими обнадеживающими выводами девушка перешла на четвертый курс.       Начало учебного года, а также Турнир Трех, а в последствии, как выяснилось, Четырех Волшебников на время остудило романтические порывы Гермионы, лишь легкая зависть поднималась в душе, когда Гарри читал ей очередное письмо от Сириуса. Когда же на Святочный бал ее пригласил сам Виктор Крам, Гермиона восприняла это как некий шанс попрактиковаться в амурных делах, тем более, что болгарин был на три года старше. Их отношения не продвинулись дальше пары поцелуев, но одарили мисс Грейнджер надеждой, что если уже сейчас она может нравиться молодому человеку постарше, то, достигнув совершеннолетия, у нее есть шанс вызвать взаимность у Сириуса.       А в конце года возродился Волан-де-Морт, и девушка всерьез задумалась, что, может быть, сейчас не самое разумное время, чтобы предаваться мечтаниям.       Часть лета друзья провели на площади Гриммо, в доме родителей Сириуса, и если раньше Гермиона и не надеялась бы на такое счастье, сейчас все ее помыслы были лишь оказать посильную помощь Ордену феникса, пусть даже если эта помощь заключалась в уборке давно заброшенного особняка. Трудясь бок о бок с Сириусом, она все лучше узнавала этого сложного человека с еще более сложной судьбой. Романтический идеал таял на глазах, уступая место человеку живому, прошедшему Первую магическую войну, потерявшему друзей и осужденному за преступление, которого не совершал, но, как искренне надеялась грифиндорка, не сломленному до конца. Гермиона знала, что ночи хозяин дома предпочитает проводить на кухне или в библиотеке, зачастую в компании Огденского огненного виски.       В одну из таких ночей, как раз после того, как Гарри оправдали, девушка столкнулась с Сириусом на кухне, куда пришла за стаканом воды. Судя по расслабленной, если не сказать развязной, позе, а также по тому, что бутылка была пуста на две трети, Сириус сидел давно и был прилично пьян.        — М-мистер Блэк, — чуть заикаясь пробормотала девушка, но заметив, как тот тянется за недопитым стаканом, неодобрительно поджала губы.       Мужчина поднял на нее мутный взгляд и ухмыльнулся:        — Гермиона? Кажется, мы уже договаривались, что ты будешь называть меня Сириусом. Не тяну я на мистера Блэка, знаешь ли… — он недобро сузил глаза, качнувшись на ножках стула, но сделал это так неаккуратно, что задел локтем стакан, который со звоном разбился, соприкасаясь с полом. — Вот черт. Кажется, пора спать…       Девушка уже собралась отчитать хозяина дома за то, что он оставляет за собой беспорядок, но, трезво оценив его состояние, достала свою палочку и, прошептав: «Эскуро, Репаро!», подняла целый стакан и, немного подумав, налила туда воды заклинанием. Она уже нарушила правило неиспользования магии в пределах школы, так что одним заклинанием больше, одним меньше… Тонкие пальцы впились в стекло, и девушка нервными глотками осушила стакан, заворожено рассматривая хозяина дома.        — Нарушаешь школьные правила, Гермиона? — хмыкнул Сириус.       Гермиона неопределенно передернула плечом, отводя глаза. Не говорить же ему, что она просто не хотела, чтобы наутро миссис Уизли опять устроила скандал из-за ночных попоек Сириуса. Не сказать, чтобы самой Гермионе нравилось подобное времяпрепровождение мистера Блэка, но, в отличие от миссис Уизли, часть девушки считала, что Сириусу, попавшему из одной тюрьмы в другую, которая хоть и являлась домом его предков, не вызывала в нем ни одного теплого воспоминания, простительна подобная слабость. А еще она верила, что его обязательно оправдают, и даже если и нет, то через год с небольшим она, Гермиона, признается ему в своих чувствах, и, возможно, сможет как-то разнообразить его жизнь, вытащив мужчину из пучины отчаяния.       От подобных мыслей ее отвлек звук отодвигающегося стула и хриплый голос Сириуса:        — Уф… Знаешь, что, помоги-ка мне дойти до моей комнаты, девочка…       «Девочка» неприятно резануло слух, но Гермиона послушно подошла к мужчине и неуверенно приобняла его за талию, позволив ему опереться на себя. Коленки предательски подрагивали, пока они шли через темный коридор, и девушка не была уверена, вызвано это тяжестью мужского тела или же близостью Сириуса. От него пахло алкоголем и пылью, а еще чем-то пряным и поистине мужским, отчего сердце нервно трепетало в груди, подобно испуганной пичужке, а мысли туманились и становились тягучими словно мед. Гермиона пришла в себя только, когда под их ногами громко скрипнула ступень. Лицо девушки залила краска стыда, когда она сообразила, как двусмысленно они смотрятся со стороны — пьяный взрослый мужчина в обнимку со школьницей, одетой лишь в тонкую ночную рубашку, едва прикрывающую колени. Гермиона прикусила губу, моля Мерлина, чтобы жаждой в эту ночь, кроме нее, больше никто не страдал. К счастью, до его комнаты они доходят без происшествий. Спальня Сириуса погружена во тьму, и девушке ничего другого не остается, как следовать за мужчиной, чтобы не споткнуться в незнакомой обстановке. Она уже видит темные очертания кровати и собирается отпустить Блэка, но тот резко подается вперед, падая ничком поверх покрывала и увлекая за собой девушку. Гермиона вздрагивает, уткнувшись носом в пыльную ткань и попытается вырваться, но рука, обнимающая ее за плечи, своей тяжестью придавливает ее. Она резко поворачивает голову, собираясь возмутиться, но слова застревают в горле, когда она натыкается на взгляд Сириуса, из-за темноты блестящий иссиня-черным.        — Вот мы и пришли… — шепчет мужчина и тянет ладонь к ее лицу, заправляя за ухо упавшие ей на лоб кудряшки, — Знаешь, давненько ко мне в постель не забредали такие хорошенькие девушки…       Гермиона вспыхивает и отводит взгляд, не в силах вымолвить ни слова. Она знает, что это верх неприличия, что она должна немедленно встать и уйти, но почему-то ей совсем не хочется этого. Взгляд Сириуса изучающе скользит по ее лицу, пока наконец не останавливается на губах, он приближает к ней свое лицо, и, кажется, их разделяет не более шести дюймов. Гермиона видит в глазах мужчины то, что не раз видела в глазах Виктора, когда тот собирался поцеловать ее, и послушно зажмуривается, с волненьем ожидая прикосновение губ, которые, она в этом уверена, на вкус будут горчить огневиски.       Одна секунда медленно, будто издеваясь, тянет за собой другую. Не спеша к ним присоединяется третья, четвертая, пятая… Ничего не происходит. Гермиона удивленно приоткрывает один глаз и возмущенно выдыхает. Мужчина вне всякого сомнения спит. Вслед за возмущением приходит острое чувство стыда, как будто то, что произошло отбрасывает на нее тень, а может быть даже компрометирует в глазах Сириуса. Вслед за стыдом приходит разочарование. Девушка уже почти уверилась, что сейчас ее поцелует мужчина, которого она любит, и то, что этого не произошло, оставляет во рту кислый привкус поражения.       «Еще не время», — горько думает она, аккуратно, стараясь не разбудить Блэка, высвобождается из-под его руки и встает на ноги. Прилежная девочка, живущая в ней, вопит, чтобы она немедленно уносила ноги, но Гермиона отмахивается от нее, и продолжает стоять. Она не может так просто уйти и оставить Сириуса, заснувшего в одежде и ботинках.       «Что же ты творишь, Грейнджер?» — спрашивает она себя, и присаживается обратно на кровать, намереваясь снять с мужчины хотя бы обувь. Закончив с ней, Гермиона хмурится и, немного подумав, укрывает Сириуса краем покрывала, и уже потом выходит за дверь, стараясь не шуметь.       Если Сириус и запоминает что-то с этой ночи, то не показывает виду, и Гермиона не знает, рада ли она этому обстоятельству. Оставшиеся дни каникул обитатели дома на площади Гриммо проводят как ни в чем не бывало.       Пятый год обучения проходит в нервном напряжении, связанным прежде всего с тем, что Министерство Магии упрямо продолжает делать вид, что Волан-де-Морт мертв. Гермиона, как верная подруга, всячески поддерживает Гарри, которого министр Фадж выставил едва ли не психопатом в глазах всего магического общества. К добавок ко всему, новым преподавателем Защиты от Темных искусств назначили Долорес Амбридж — весьма пренеприятную особу, являющуюся, в довершении, помощницей министра магии. Гарри, взвинченный до предела, то и дело не может сдержаться на ее уроках и не наговорить лишнего, в результате чего получает наказания. Заметив, что методы воспитания учеников у профессора Амбридж уж слишком радикальные, Гермиона приходит в ужас и решает во что бы то ни стало бороться с этой отвратительной женщиной. Она продолжает оставаться все той же прилежной ученицей, но в груди уже разгорается пламя неповиновения. Но, в отличие от Гарри, девушка знает, что открытой борьбой с министерской жабой ничего не добьешься, а значит, действовать нужно скрытно. Идея создания тайного клуба приходит к ней после дня рождения, когда она с удивлением обнаруживает подарок от Сириуса и Римуса. Гермиона не помнит, делалась ли она с крестным друга тем, что единственным предметом, который дается ей не так легко как прочие, является Защита, или, может быть, с Блэком поделился своими наблюдениями Люпин, но ни одну книгу она не прижимала к груди с таким трепетом, как потрепанное издание «Тёмные силы: пособие по самозащите» времен Мародеров с их пометками внутри. Часами Гермиона могла вглядываться в бисерный почерк Хвоста (хотя его заметок в книге почти не было), аккуратный, каллиграфический почерк молодого Римуса, бегущие вперед мысли хозяина строчки Джеймса Поттера, чей почерк так похож на почерк Гарри, и, самое главное, в острые, летящие предложения, оставленные рукой Сириуса. Именно этот учебник и наталкивает ее на идею создания Отряда Дамблдора — клуба, где все желающие ученики могут овладеть практическими чарами Защиты от Темных искусств под руководством Гарри Поттера, а не той туфтой, что им впаривает на уроке Амбридж. Кто бы мог подумать, что в голове заучки Грейнджер бродят такие нелицеприятные мысли о собственном преподавателе, но Гермиона-то знает правду — новые знания еще не все, что она получит в награду, не менее, а, возможно, и более ценным подарком станет для нее изумление и искренняя заинтересованность на лице Сириуса в рождественские каникулы, когда Гарри поделится, кто был инициатором идеи.       «Полгода, Сириус, осталось чуть больше полугода…» — Гермиона скромно улыбнется и потупит глаза в ответ на его похвалу.       Но судьба окажется слишком жестока к грифиндорке. Когда Гарри станет плохо на последнем экзамене СОВ, а потом он расскажет друзьям о своем видении, где Волан-де-Морт пытает Сириуса в Отделе тайн Министерства, Гермионе покажется, что она сходит с ума. Лишь разум будет кричать о том, чтобы друг не торопился с выводами и для начала все тщательно проверил, но душа уже будет готова сорваться на помощь любимому человеку. И стоит Гарри сказать, что дом на площади Гриммо пуст, как она, Рон и несколько добровольцев из Отряда Дамблдора опрометью бросятся спасать крестного друга.       «Его здесь нет», — мысль на короткий миг приносит успокоение, а в следующую секунду уносится прочь, оставляя ужас от того, в какую глупую ситуацию они попали, сами загнав себя в ловушку к Пожирателям Смерти. Одно из неизвестных заклятий попадает девушке в грудь и она проваливается в спасительное небытие, не зная, что, когда очнется, мир потеряет привычные краски.       Страшную новость о гибели Блэка ей преподнесет Рон, занимающий соседнюю с ней койку в больничном крыле. Девушка в ответ неуклюже качнет головой, улыбнется какой-то страшной, потусторонней улыбкой и отвернется, делая вид, что слишком устала для разговоров, а на самом деле жалея лишь о том, что заклятие, пущенное в нее Антонином Долоховым не было смертельным. Она позволит заплакать себе лишь ночью, когда все обитатели больничного крыла будут крепко спать, да и то, зубами впиваясь в подушку, исступленно колотя кулаками перину и без права выпустить из себя замогильный вой, царапающий глотку.       На утро она проснется другой Гермионой Грейнджер, девушкой, чья цель существования будет состоять лишь в том, чтобы приложить все усилия, чтобы Мальчик-Который-Выжил одержал победу над Волан-де-Мортом. Ее душа станет такой же сухой, как страницы ее любимых учебников, как и говорила на третьем курсе профессор Трелони. Что ж, хоть что-то, предсказанное этой шарлатанкой, сбылось.       Последующие два года пролетят для Гермионы как в тумане. Она снова будет прилежно учиться, поглощать все новые и новые знания, но уже направляя усилия на материал, который понадобится им в грядущей войне. Она будет рядом с Гарри, когда погибнет последний дорогой ему человек — профессор Дамблдор, а когда придет время отправиться на поиски крестражей, без лишних сантиментов сотрет память своим родителям, чтобы они не пострадали. И лишь однажды она позволит себе небольшую слабость. Гермиона, Гарри и Рон будут временно скрываться на площади Гриммо, и, повинуясь тянущему чувству в груди, девушка поднимется в спальню на четвертом этаже, где до этого была лишь единожды. Комната Сириуса, не скрытая от глаз полумраком, будет хранить былое величие, а так же память о своем хозяине.       Несколько неуверенных шагов, и Гермиона падает на кровать и прячет лицо в подушку, которая кроме пыли уже ничем не пахнет. И одинокая слеза скользнет по щеке девушки, так долго и так тщательно подавляющей воспоминания глубоко внутри. Она уже давно совершеннолетняя по законам магов и скоро будет совершеннолетней для магловского мира, да только что это меняет? Уже никогда она не признается Сириусу в своих чувствах и никогда не узнает, могли ли эти чувства стать взаимными.       Уже через несколько часов после победы Гарри Поттера над Волан-де-Мортом Гермиона поймет что что-то не так. Сосущая пустота под ребрами связана не только со смертью друзей, однокурсников и знакомых. Нет, все не так просто. Дело в ней самой. Девушка никогда по-настоящему не верила, что выживет в этой войне, и теперь не знала, что ей делать в этом новом, послевоенном мире. И новой целью, спасительной ниточкой от саморазрушения, становится для нее поиск Воскрешающего камня.       Не открывая глаза Гермиона медленно поворачивает камень на своей ладони. Раз, другой, третий. С силой закусывает губу и чувствует, как под закрытыми веками скапливаются горячие слезы. Она слышит приближающиеся шаги, но не может заставить себя поднять взгляд.        — Гермиона… — сквозь пульсацию крови в ушах слышит она знакомый голос, но лишь мотает головой, боясь вздохнуть, ведь истерика поднялась к самому горлу, — Гермиона, открой глаза…       Гермиона всхлипывает и подчиняется, поднимая глаза на… призрака? .. нет, все же сейчас он смотрится более ощутимее призрака, почти как живой…, но лишь почти… Сириус выглядит моложе, чем когда они были знакомы. Наверное, он был таким лет в двадцать пять или мог бы быть, если бы в это время не сидел в Азкабане. Темные волосы спадают почти до плеч, губы изгибаются в шаловливой улыбке, и лишь синие глаза смотрят с грустью и тоской. Он стоит от нее в футах четырех-пяти, и она даже может протянуть руку, но так и не решается сделать это. Гермиона боится ощутить, что человек перед ней не принадлежит ее миру.        — Мистер Блэк, — обращение, сорванное с ее губ выходит каким-то корявым и неправильным.        — Сириус, Гермиона, мы уже договаривались… — он непринужденно держит руки в карманах и кажется совсем не обремененным тем, что оказался здесь, но его глаза… Гермиона никак не может взять в толк, почему он смотрит на нее с такой жалостью.        — Сириус… я… я хотела задать вам всего один вопрос… — кое-как выдавливает из себя девушка чувствуя себя донельзя глупо. Она верила, что никак не потревожит мертвых своим вмешательством, ведь она понимает, что их нельзя вернуть к жизни, и трагичная история Кадмуса Певерелла, первого хозяина Воскрешающего камня, была тому примером, но сейчас, задав свой вопрос, она отчетливо почувствовала, что не хочет отпускать Сириуса.       Глаза Блэка полыхают скорбным синем пламенем, а губы перестают улыбаться:        - Нет, Гермиона.        - Нет? — девушка прижимает правую руку к груди и пытливо смотрит на мужчину, не понимая. Ведь не мог же это уже быть ответ? — Я ведь даже не успела задать вопрос.       Ну почему? Почему она такая слабая и не может удержать слезы? Гермиона нервно трясет головой и рукавами вытирает мокрые щеки.        — Это не ответ, но он тебе и не нужен, — никогда еще она не видела Блэка таким серьезным. Кажется, он не был таким даже на третьем курсе, собираясь вершить возмездие над Петтигрю, так почему сейчас? И снова эта невыносимая жалость в глазах! — Гермиона, тебе кажется, что будет легче, если ты получишь ответ на свой вопрос, но это не так. Чтобы я не ответил, тебе все равно будет больно. Возможно, если я отвечу да, то будет больнее, нежели от отказа. Тебе это не нужно. Я тебе не нужен. Ты умная ведьма и сама это понимаешь…       Гермиона уже и не силится скрыть слезы, застилающие глаза. Блэк говорит правильные вещи, но почему-то каждое слово только выжигает в ней все большую дыру, и кажется, что этой боли не будет ни конца ни края. А он все продолжает говорить что-то успокаивающее, почти ласковое, но Гермиона его не слышит.        — Я люблю тебя, Сириус… люблю… — шепчет она, слизывая соленые слезы с губ. Он может не дать ответ, но права признаться в своих чувствах он у нее не заберет!       Она приходит в себя лишь чувствуя его прикосновения к своим предплечьям. Девушка не может почувствовать его ладони сквозь зимнюю мантию, но почему-то она просто уверена, что они теплые.        — Все будет хорошо. У тебя вся жизнь впереди и ты будешь счастлива. Ты знаешь, что нравишься Рону и он собирается сделать тебе предложение? Он будет тебе хорошим мужем, Гермиона. А теперь… Отпусти меня… Выпусти камень…       Сначала девушка медленно качает головой, но, наконец, так же медленно кивает и разжимает ладонь. Но прежде, чем камень успевает скатиться и сорваться с ее пальцев, Сириус наклоняется, мягко целует Гермиону в щеку и шепчет на ухо:        — Да, Гермиона. У нас мог бы быть шанс…       Он исчезает, а Гермиона падает на колени и, спрятав лицо в ладонях, безутешно рыдает. Сириус Блэк был прав. От его ответа намного больнее, чем от отказа…