Игристое вино

      День выдался невыносимо тяжелым и долгим. Приправленный холодным дождем и тяжелыми грозовыми тучами, он нагнетал тоску и дурное настроение, которое не отгоняли ни присутствие рядом любимой сестры, ни мягкий свет хрустальной лампы под потолком, ни долгожданный покой. Все тело болело. Болело от постоянных стычек со стражей и тамплиерами. Болело от падений с карнизов домов. Да… и одна рана уже не заживала так быстро, как это было раньше — лет так двадцать назад, когда Эцио был ещё наивным юнцом, амбициозным и вспыльчивым, полным энергией. С тех пор изменилось многое. Отец и братья погибли. Кристина, милая и нежная Кристина, которую он так вожделел, тоже канула в небытие и теперь оставалась лишь тусклым отблеском в памяти, ласкающим тысячи раз израненную и огрубевшую душу. Тёплое и уютное семейное гнездо во Флоренции, да и сама Флоренция давно уже перестали быть домом. Зато их заменила (хотя и не полностью) дядюшкина вилла в Монтериджонни. Забавно. А ведь когда-то он хотел уйти из этого места подальше, чтобы обезопасить мать и сестру… — Только ты меня и понимаешь. — устало вздохнул ассасин, пальцами поглаживая горлышко винной бутылки, уже изрядно опустевшей за всё то время, что он сидел у себя в комнате при тусклом свете свечей. Единственная его верная подруга, наполненная кисловато-сладким хмелем, который пьянил, утешал и приятно жёг горло, заставляя душу петь от одного своего приятного терпкого аромата, наполненного отдушинами деревянного бочонка, где вино десятилетиями настаивалось в тёмном влажном подвале виллы.       Аудиторе приподнял бутылку и, ухмыльнувшись, ласково припал к горлышку губами, запрокинув голову и делая пару жадных глотков. Пурпурные капли потекли по подбородку, обгоняя друг друга, словно играя в догонялки. — Да… — возбуждённо выдыхает Аудиторе, кончиком языка облизывая всё ещё кисловатые от вина пухлые губы. Он довольно улыбается, скидывая наконец с себя капюшон и снимая белоснежный плащ, чтобы не дай бог не заляпать его красными пятнами. Внимательно рассмотрев этикетку, мужчина отставил бутылку обратно на стол, прикрыв глаза, мысленно возвращаясь в те далекие времена, когда он был дерзким мальчишкой, коих много на узких улочках Флоренции. Он вспоминал лица старых друзей и родных людей. Любимых женщин, которых в свое время тоже было немало. Эцио вспоминал и с грустью отмечал про себя, что былые времена юношеской лёгкости и безудержного веселья остались далеко позади. — Ну что, подруга, — он игриво подмигивает бутылке, вальяжно располагаясь в кресле, — Развлечёмся? Вся ночь наша.       Бутылка вновь оказывается в сильных мужских руках. Аудиторе властно сжимает её, не давая выскользнуть и упасть на колени. Он дорожил каждой каплей. Чуть поколебавшись, он вновь страстно прижимает горлышко к своим губам, целуя, как любимую женщину, но намного жарче, с желанием. Вино вновь потекло в горло, лаская язык своим терпким ягодным вкусом, немного обжигая, доставляя тем самым огромное удовольствие ассасину. Глоток за глотком, постепенно, растягивая с головой накрывающее, словно волна, удовольствие, мужчина осушал бутылку, с каждым разом прикладываясь к бутылке с всё большим и большим энтузиазмом. Легкий флирт и нежные прелюдии с вином теперь переросли в пожар горячей страсти, когда не хотелось думать ни о чем другом, кроме как о происходящем в этой залитой холодным сумраком комнате. Эцио сладостно постанывал, ловя языком очередную проворную каплю, скользящую по аккуратному изгибу горлышка. Стекло бутылки маняще отсвечивало зелёным при свете свечи, а Эцио, как помешанный, не мог устоять перед этим отблеском. — Только ты меня и любишь, моя красавица… — бормочет ассасин, нежно обнимая бутылку, потягивая носом винный аромат, — … только ты меня и ждешь…       Он в очередной раз хочет сделать глоток — последний на сегодня глоток живительной влаги - но, запрокинув голову в страстном «поцелуе», внезапно понимает, что вино кончилось. Он выпил всё. Всё, до самой последней капли, как какой-то пьяный дикарь, живущий одной лишь выпивкой. — Чёр-р-рт! — злобно прорычал брюнет, осознав, какую потерю понёс только что. Кто теперь будет утешать его и ласкать холодными дождливыми вечерами, когда тоска отравляет душу своим горьким ядом? Кто выслушает и поймёт? — Предательница! — Окончательно разозлившись на себя, судьбу и треклятое вино, мужчина подскочил и с размаху швырнул опустевший сосуд в стенку.       Разбитое стекло жалобно зазвенело, прежде чем рассыпаться сотней острых осколков по полу. И этот звон, переполненный болью, коснулся сердца Эцио, заставив пожалеть о содеянном. Тяжело вздохнув и чуть помолчав в память о бывшей подруге, Аудиторе задул свечу и вышел из комнаты, понурив голову и оставив зелёные осколки одиноко лежать возле стенки в кромешной тьме.