Present

Он восклицает - что может быть круче, с судьбою в рулетку играя, приблизиться к раю, не умирая?.. (с.) Сэйджо «Окрашены в красный». Leave me out with the waste. (с.) Damien Rice - 9 crimes.

Мы познакомились чёрт знает когда. Я был выпускником колледжа, пошёл работать клерком в третьесортный филиал компании, производящей офисное оборудование. Я был молод, мне нужны были деньги. Мама говорила, что очень рада за меня и за моё успешное будущее. Я больше всего на свете дорожу матерью, я поблагодарил её. Мне дали личный стол и кучу работы, глупой, бессмысленной. Во всяком случае, я так считал. Вечные счета, бумаги с логотипом нашей компании в верхнем левом углу. Наверное, могу по памяти с закрытыми глазами воспроизвести его. Вся жизнь свелась к минимуму. Если так можно выразиться, мой узкий мирок ограничивался работой, квартирой – щедрый подарок родителей на совершеннолетие – и метро. По утрам я пил горький кофе, чтобы проснуться, чистил зубы, надевал рубашку, забывал про галстук, спускался с седьмого этажа в тесном лифте. Я шёл на ближайшую станцию метро, садился на поезд, ехал остановок пять. Около огромного офисного здания я покупал и снова пил кофе из одноразового стаканчика «Starbucks». Ну, чтобы все видели, я же деловой, занятой человек, без кофе – никак. Пока поднимался в офис, пытался пригладить торчащие волосы, смотря на своё отражение в одной из стенок лифта. Иногда шеф вызывал меня, давал какие-то курьерские поручения. Если бы меня попросили охарактеризовать мою жизнь, я бы назвал её одним словом: «дерьмо». А потом я встретил Джека. Однажды, осенним днём я зашёл в курилку, чтобы отвлечься на «Marlboro». С удовольствием, денег на сигареты я не жалел. Там курил Боб – парень из соседнего отдела, он частенько наведывался к Мэри, что сидела рядом со мной, строил из себя идиота, плоско шутил. Господи, какой же он идиот. При своем весе фунтов в двести и вторым подбородком он всерьёз пытался увлечь молоденькую блондинку Мэри с ярко-красной помадой и высокими каблуками. Он него несло потом. Я чуть не задохнулся. Привет Боб, широко улыбнулся я, как хорошо, что я тебя встретил, вроде кто-то из наших искал тебя. От этих слов в его глазах загорелись собачьи искорки, он сунул сигарету в переполненную пепельницу и сказал, я, мол, пойду, вдруг срочно. Я кивнул, щёлкая зажигалкой. Глубоко вдохнул, выпустил дым к потолку. Одна из стен была полностью прозрачной, можно было любоваться видом на дребезжащий город. Окна не открывались из соображения безопасности. Как же я их понимаю, сам бы спрыгнул вниз, желая убиться. Мои тяжёлые осенние мысли прервал стук в дверь. Кто вообще может вежливо стучать в курилку? Да, громко сказал я. Дверь приоткрылась, и в комнату просунул голову паренёк лет двадцати. Ох, чёрт, это вообще курилка, огорчился он, чувак, не знаешь, где офис 2б, спросил меня. Так прямолинейно, я удивился. Прямо по коридору, налево, ответил ему, выпуская дым из лёгких. Спасибо, говорит, я тут новенький, а двери без табличек. Я письма разношу, мне Боб нужен. Я так обрадовался, что мне с Бобом подфартило, даже на слова паренька: «Бывай, чувак» не обратил внимания. Я тогда даже его имени не узнал, не рассмотрел толком. Потом потянулась бесконечно-длинная неделя, меня опять завалили работой. По вечерам я возвращался домой, смотрел телевизор. В новостях говорили, что где-то взрываются самолёты, совершаются теракты в аэропортах, пираты захватывают судна. Поедая ужин на вынос их китайского ресторанчика, я надеялся, что однажды самолёт врежется и в окна моей двухкомнатной квартирки. Но этого не происходило. Уже ближе к Рождеству, когда город разукрашивали разноцветными огоньками, на витринах пестрели плакаты, извещающие о скидках, а улицы припорошил снег, случилось то, что кардинально изменило мою жизнь. С работы я шёл, плотно запахнув длинное чёрное пальто. За неимением перчаток, руки я сунул в карманы, а портфель нёс подмышкой. Около входа в метро молоденькая девушка в красном полушубке раздавала флаеры на якобы бесплатный вход в клуб. Я не любит эту предпраздничную толпу, она меня пугала. Мама звонила мне накануне Рождества, приглашая на семейный ужин. Правда, перед этим она могла раз десять спросить, не занят ли я, не договорился ли с друзьями и не хочу ли позвать девушку. Нет, мам, ну что ты, я так рад, что ты позвонила, да, мам, буду в восемь, и я клал трубку. За два дня до того, как мама мне позвонила, я ехал с работы позже обычного: устроили корпоратив. В огромном зале для презентаций собралась куча народу, все что-то пили и ели, пока шишки компании произносили речи на помосте. Я ушёл, не успев напиться, у меня жутко разболелась голова. Чёрное пальто спасало от декабрьского ветра. В метро народу было меньше обычного. Вагон, в который я зашёл, показался мне таким обыкновенным. На сидении развалился человек, вполне чисто одетый, он что-то бессвязно бормотал. Старушка сердито косилась на него, морща лоб. Две студентки шушукались, указывая на лежащего наманикюренными пальчиками. Я вздохнул и взялся за поручень. Судьба того человека не касалась меня, пока через две остановки его не вывернуло наизнанку прямо на пол около меня. Прежде, чем я успел закричать, студентки завизжать, старушка выпрыгнуть из вагона, бедняга поднял глаза и очень знакомым голосом прошептал что-то вроде: «Чува-а-ак». Тот парень, что разносил письма, полулёжа пыхтел над своей блевотиной. Знаешь, он перепил, сказало моё внутреннее я. Ох, это мой коллега, он перепил на корпоративе, воскликнул я, глядя на мужика с огромным портфелем. Я отведу его домой, добавил, пытаясь поднять парня на ноги. Он был худой, очень лёгкий. Я без особых усилий закинул его руку себе на плечо и, поддерживая, вытащил из вагона. По дороге домой на нас оборачивались люди, но мне было всё равно. Дома я засунул его под душ, открыл тёплую воду и оставил одетым. Всё равно его вещи были испачканы, а прачечная точно закрылась. На кухне я заварил кофе за неимением чая, достал лапши быстрого приготовления. Чува-а-ак, он звал меня из душа, обессилевший, не мог открыть дверцу кабинки. Я вытащил его, раздел до белья, сунул в руки полотенце. Кажется, он не понимал, что происходит, он не сопротивлялся. Пока я ждал в комнате за столом перед телевизором, он более-менее пришёл в себя. Я смог разглядеть его поближе, когда он рухнул в одном полотенце на бедрах рядом на диван. Тощий был – не то слово, будто его только-только выпустили из плена. Из самых недр земли, куда солнце не попадает: кожа его была бледная, даже слишком. Чувак, спрашивает, зовут-то хоть как. Я представился ему, он улыбнулся, кивнул и протянул, а я Джек, вот так вот. Это было самое необычное из всех моих знакомств. Правильнее будет даже сказать, что оно было единственным стоящим в моей жизни. Джек съел всё, что у меня осталось, сам я поел на работе. Мы выпили кофе. По телевизору опять говорили, что взорвался самолёт, учёные предсказали конец света, а метеорологи засекли поблизости метеорит. А нам было всё равно, я даже не задумался о том, что хочу сдохнуть. Я постелил ему на диване, дал свою одежду, выключил свет и пожелал спокойной ночи. Сам я тоже уснул быстро, выпитый кофе в компании Джека не украл мой сон. Кто вообще придумал, что этот напиток бодрит? Мне даже показалось, что я сильнее захотел спать. Меня не волновало, что в соседней комнате спит человек чужой мне, мне ничего не снилось. Вообще после того, как я окончил школу, я забыл про увлекательные цветные сны. *** Наутро он сам разбудил меня. На часах не было десяти. Он тормошил меня, пока я окончательно не проснулся, а потом воскликнул что-то вроде: « Чувак, спасибо тебе хотел сказать». Под глазами Джека залегли тёмные круги, как будто он и не спал вовсе. Я умылся, собрал одежду Джека в мешок. Он, наблюдая за этой процедурой, пробормотал: «Пиздец моим наушникам». Вечером я и не заметил их под шапкой, а вода их испортила безвозвратно. Я извинился, а он сказал, что ничего страшного не произошло, они всё равно были старые. Пока я ходил в магазин и прачечную, он ждал меня в моей квартире. Как-то абсурдно получилось. Однако после мы очень даже весело пили чай – купил, вдруг Джеку нравится – с тостами. Никаких следов похмелья у Джека не было. Вялый, как будто не выспавшийся, но не более. Он много улыбался, постоянно пытаясь убрать с лица длинные светлые спутанные волосы, много говорил. Я узнал, что его выгнали из колледжа за систематическое курение травки в туалете, родители его не контролируют, но стоит ему домой заявиться, не накормить не могут. Вроде есть сын, а вроде и нет. Джек рассказал, что переезжает с места на место, подрабатывает, старается моментально завести друзей, а потом ночует у них. Когда он о друзьях говорил, я усмехнулся, а потом спросил: «Ты и меня так использовать будешь?» Он кивнул, а потом взял ещё один тост. Непрошибаемый человек. Я и сказал ему: «Если хочешь, оставайся, мне скучно». Почему я так сказал, не знаю, но Джек у меня остался. Весь день мы провалялись на диване, занимались сущей ерундой. Вечером позвонила мама. Сынок, ты не приедешь к нам на семейный ужин? Нет, мам, наверное, не получится. Ой, дорогой, ну вот и ладно, повеселись с друзьями, с девушкой, я рада, что ты решил развлечься. Я положил трубку, вздохнул. Джек спросил меня, кто это был. Я пересказал диалог с матерью. Потом Джек спросил, когда можно будет забрать вещи из прачки, и есть ли у меня девушка. Я ответил, что уже можно. *** Джек оказался моим подарком судьбы к новому году. Любой здоровый человек сказал бы мне, что наше знакомство – глупость, ошибка и тому подобное. И я любого бы послал к чёрту. На Рождество Джек повёл меня в какой-то клуб. Он клялся, что там весело до умопомрачения, потрясная музыка и много алкоголя. Название клуба я не запомнил. Таких в городе немного. Вход не для всех, на столах целуются полуголые девушки, в прокуренном толчке в последней кабинке трахаются мужики. Я не был педиком. Я вообще: не_был. В школе, в колледже меня не принимали из-за серой внешности. Девушки на меня не смотрели, а парни из-за отсутствия девушек называли педиком. Получался замкнутый круг, но меня не трогали – я не жаловался. На слова можно вообще не обращать внимания. Скажи мне кто-нибудь, что я трансвестит, я же не брошусь с крыши. Я знаю, это не так. Джек постоянно со всеми здоровался, знакомил меня. Из всех новых знакомых запомнилась только Фрида – имя ей очень подходило. Вся исколотая пирсингом она не отрывалась от своей такой же фриковой, но молчаливой подружки. Понятие Рождества как семейного праздника для меня исчезло утром, когда я блевал над унитазом, в перерывах глотая минералку. Я, наверное, впервые так напился. Я ничего не помнил. Но знал, что было весело. Таблетки, спасительный сон и вода. Уж не знаю, чего я намешал, но оправился только через день, двадцать шестого, днём, ко мне заявился Джек с пивом и объявил, что рад видеть меня живым и здоровым. И пытался выведать подробности. Джек сказал, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Я не клеился к парням, но и к девчонкам я тоже не клеился, много пил. Ты, говорил Джек, понравился кое-кому, но все решили, что ты – мой парень. Я не возражал. Ты по ходу дела гетеро, я пытался не создавать тебе проблем. Вкратце обрисовав мне ситуацию, он хлебнул пива. Я был ему всецело благодарен, спокойно принимая тот факт, что у меня заочно появился парень. *** Мы с Джеком подозрительно быстро сдружились. Я принял его безоговорочно, не смотря на все недомолвки. Как-то раз он пришёл ко мне домой совсем поздно. Это было через месяц после нашего знакомства. Он постоянно где-то гулял, но я не был для него отцом, чтобы контролировать. Иногда и сам ходил. Разница в возрасте между нами получалась где-то лет в пять – не очень много. Я уже собирался спать, не дожидаясь Джека, у него был ключ. Но стук в дверь встревожил меня. Джек, мокрый из-за дождя, еле стоял на ногах. Джек, что происходит, ты в порядке, забеспокоился я. Про себя я сперва подумал, что Джек пьян, но алкоголем не пахло. Джек глупо беспричинно улыбался, бормотал что-то невнятное, зрачки его были сужены. Не надо было быть гением, чтобы догадаться, что Джек был под кайфом. Я уложил его, он моментально уснул, а потом и во сне разговаривал. Мне показалось, что он говорил чьё-то имя. Макс, вроде. Ему двадцать один, прожигает молодость, усмехнулся я и лёг спать. Наутро за чашкой кофе – на работу я уходил раньше – я сказал, чтобы он был аккуратнее, мало ли. Джек, выглядевший немного пристыженным, расслабился, хлебнул чай и, кивнув, сказал, он просто балуется. Вот именно, просто балуется, поддакнуло моё сознание. *** В конце января я съездил поздравить мать с днём Рождения. Сказал, что живу с другом, он отличный парень, вдвоём легче и веселей. Пожалуй, этой новости мать была рада больше, чем огромному букету цветов и книге. Кстати, подарок мы с Джеком выбирали вдвоём. Выбрались в город и как два придурка шатались по торговым центрам. В книгах он ничего не понимал. Я тоже не улавливал популярных тенденций, поэтому с подарком помогла девушка-консультант. Книга была из области любовных романов с примесью философии. Обложка была красивая, мне понравилась. Я честно отдал за книгу тридцать долларов, мне в придачу завернули её в подарочную бумагу. Зато Джек выбрал букет для матери. Аромат в магазине сбивал с ног, я еле стоял, одурманенный. Джек придерживал меня за плечи, советуясь с какой-то девушкой. Он выбрал лилии – самые, наверное, пахучие цветы. Он так глубоко вдыхал их запах, как я не мог вдыхать простой воздух. Мы купили еду на вынос в русском ресторане в том же торговом центре. Когда мы шли по улице с огромным букетом, довольные донельзя, прохожие оборачивались на нас. *** В феврале я очень часто гулял с Джеком, а по выходным сильно напивался. Клубы, по которым гулял Джек, все были необычные. Но я быстро привык, что ко мне подходили парни и просили номер телефона или предлагали уединиться. Я понял, что вариант Джека оказался самым действенным, поэтому тихо говорил, что-то вроде: «Вон там мой парень сидит». Иногда в таких низких местах можно было найти интересных людей. Конечно, все люди были по-своему интересные. Но, Анна, например, объездила полсвета, прежде чем осесть в Америке. По её словам, в этой стране самая свободная любовь. Не стал с ней спорить, просто выслушал её, пока она не напилась и не начала заплетаться. Джек куда-то уходил, возвращался. Он не пил, но когда мы выходили из клуба за полночь, он не мог твёрдо стоять на ногах. Однажды я видел, как он втягивает дорожку, принимает таблетки. Я совершенно не разбирался в наркотиках, зависимость Джека – да, это была зависимость – не воспринималась мною как что-то глобальное. Так, совершенно приземистое принятие, как бутылка пива у некоторых каждый вечер. Однажды за ужином я спросил, почему он мне не предлагает. Джек побледнел, широко распахнул глаза, а потом совершенно серьёзно воскликнул: «Не смей!». Будто он был опытным наркологом, пошагово мог расписать пагубное действие таблеток. Я рассмеялся. Успокойся, не собираюсь, говорю ему. А он потом весь вечер не мог успокоиться. Не знаю, что его удерживало, когда он был под кайфом, он постоянно шутил, обнимал меня. Было как-то обидно, одиноко. Но если бы меня попросили охарактеризовать мою жизнь одним словом, я бы ответил: «Статичность». Несмотря на шумные выпивки. *** Говорят, в день Святого Валентина случаются чудеса. Это всё глупые сказки, но со мной случилось. На работе объявили выходной, я выспался. Джек с утра куда-то ушёл, а вернувшись, сообщил, что вечером мы пойдём гулять. С самого утра шёл противный дождь со снегом. Но влюблённые парочки из принципа гуляли под зонтиками, целовались на каждом углу, щебетали в парке, на углах, в магазинах. Девушки запаслись тоннами ярко-розовой помады, а парни накупили цветов. Какой же глупый день, кто его придумал? Вечером я очень сильно напился, а Джек был каким-то угрюмым, трезвым и недовольным. Мы ехали домой на такси. Когда ковыляли пешком до дома, я, заикаясь, спросил: «Почему ты такой хмурый, Джек? Девушка отшила тебя? Ха!» Он рассердился. Лифт был тесным, я хорошо помню, как мы жались в нём. Джек схватил пьяного меня за воротник клетчатой рубашки, что была под расстёгнутой курткой, прижал к стенке. Чувак, чтоб тебя, моя девушка – это ты. Это уже, блять, все знают, какого чёрта?! Я плохо соображал. Джек что-то мне сказал, а потом лифт заскрипел и поехал наверх. Чувак, не кипятись, ты же моя девушка. Джек, прижимая меня к стене, целовал. Блять, я был пьян, как свинья, мне понравилось до одури. Пока лифт медленно ехал до седьмого этажа, мы не отрывались друг от друга. Он совал свой язык мне в рот, я поддавался ему, он не давал мне дышать, я был ему за это благодарен. Мозг из недостатка кислорода чуть не отключился. Не помню, как я уснул. Наутро мне казалось, что я видел сны. Там были смутные очертания серого города, по улицам которого плавала какая-то абстрактная красная масса. *** Джек - безумный мальчишка в моих глазах, был очень взрослым. После того случая ничего не происходило. Будто ничего и не было. Разве что Джек стал больше принимать. Я это видел, да и мне говорила Джин – сообразительная девчушка из клуба, который мы с Джеком стали систематично посещать в начале весны. Тогда в парке на деревьях проглядывали почки, оставшийся снег исчезал, талая вода утекала в водосток, унося с собой промозглое ощущение зимы. Природа оживала, а Джек деградировал, стал реже появляться на работе. Его могли уволить, но его это не беспокоило. Я свободен, говорил, захочу и уйду. Но он не уходил. И я был рад, потому что знал: уйди Джек с работы, спустя некоторое время он исчезнет и из моей жизни. Джек, по-моему, ты переборщил, сказал я ему в лоб. Нет, мне было скучно, я развлекался, говорит. Джек! Джек! Я кричал так громко, что соседи наверняка всё слышали. Я тряс его за плечи, но он оставался равнодушным к моему беспокойству. Чувак, сказал, поцелуй меня. Признайся, тебе же тогда понравилось, ты чуть не кончил в лифте. Сказав это, он, не дожидаясь ответа, потянулся ко мне. Он был немного ниже, но это не мешало ему властно держать меня, целовать: сначала медленно, затем смело. Он был лучший, хотя мне не с кем было сравнивать. Пряди его светлых волос щекотали мне нос, я был счастлив. Я думал, ты ломаться будешь, пошутил Джек. Мы долго сидели на кухне, на полу. Ясная весенняя ночь сохранила ту картину. Я бы всё отдал, чтобы её вернуть. Холодный кухонный пол, старая лампа под потолком, шкаф, на который я облокотился, и Джек, крепко держащий меня за подбородок. В ту ночь я, кажется, понял, что значит быть под кайфом. *** Лесли так мило отзывалась о нас с Джеком. Мы были похожи на тех парочек, которые долго живут вместе, но никак не могут оторваться друг от друга. Ранее я циклично ходил на работу, принимая будни как данное, а после того, как мы с Джеком приняли наши отношения друг для друга лично, стал ненавидеть душный город. Я хотел быть таким же свободным, как Джек. Джек принимал много, стал хуже выглядеть. Я кусал губы от волнения, когда он пропадал надолго. Но он всегда возвращался. Однажды я спросил, почему он вообще принимает, почему не откажется. Он ответил, что жизнь без наркотиков - ад. Как так, я не понимал. Пойми, говорил, когда я чувствую эйфорию, я живу. Такие минуты – истина для меня. У кого что: несчастная любовь, банкротство, смерть любимого, а у меня азарт. Умереть от передоза – такая же вероятность, что меня собьёт машина, когда я буду переходить дорогу, но первое куда увлекательней. Не беспокойся, чувак, если я умру от того, что вколол себе слоновую дозу, думаю, перед смертью я буду на седьмом небе. Смотри, чтоб не рухнула твоя лестница на небеса, ухмыляясь, отвечал я. Он тоже улыбался и брал меня за подбородок, запускал руку в густые волосы, языком щекотал мне нёбо. Он веселился. В детстве у меня была кошка. Жила она недолго у меня: убежала. Но я помнил, как она лизала своим шершавым языком мои пальцы, а я смеялся. Кошка делала это не потому, что я её заставлял, а потому, что ей самой это нравилось. А когда она сбежала, родители купили мне велосипед. *** Не появись Джек в моей жизни, я бы точно сгнил на рабочем месте или утонул в стаканчике с кофе. Жизнь стала бы копиями, какие я снимал на ксероксе в офисе. Чёрно-белая реальность, кажущаяся нереальной, поглотила бы меня. Я долго анализировал произошедшее, искал причины для поступка Джека, для нашего общего поступка. Я занимался ерундой, вместо того, чтобы в первый апрельский понедельник писать отчёт за первый квартал. Время летело очень быстро, прошло больше трёх месяцев с момента нашей с Джеком встречи. Мы переспали. В субботу вечером Джек куда-то ушёл, а вернувшись через полчаса, принёс с дюжину бутылок пива и обед из японского ресторана. Там были какие-то морепродукты, в основном креветки и кальмары. Чувак, такое дело, на районе копы завелись, обнюхивают всех подряд. Сегодня перестрахуемся, посидим дома, объяснил он. Я впервые увидел, как он нюхает. Он тщательно сделал дорожки из кристально-чистого белого вещества. Две идеально ровные равные полоски, дорожки в рай. Затем Джек свернул десятидолларовую банкноту в трубочку и по очереди втянул в себя порошок. Вся эта картина несла в себе какой-то познавательный характер. Меня не тянуло к этому порошку, я молча пил пиво, пока Джек, блаженно закрывая глаза, судорожно облизывал пересохшие губы. Он почти не пил, разве что за компанию. Где-то в первом часу ночи он спросил: что я буду делать лет через десять. Этот вопрос после выпитого количества пива меня сильно загрузил. Я не знал. Жизнь не имела какой-то определённой цели. Я не желал остепениться, не желал себе дом на Карибах. В детстве родители на летних каникулах отправляли меня за город, к тётушке Маргарет. Она жила в небольшом домишке со своим мужем, дядей Аланом. Они всегда радушно принимали меня, баловали. Тётушка любила поспрашивать меня на тему будущего. Я отвечал, что мечтаю стать космонавтом. Увы, выше пятнадцатого этажа здания нашей компании я так и не взлетел. Джек не собирался отставать от меня. Он спросил: а через двадцать? через тридцать? через сорок? Я засмеялся и ляпнул, что буду расчёсывать его седые волосы, искать вставную челюсть, чтобы поцеловать, также заливаясь пивом. Но Джеку было не смешно, он поднялся с пола, где сидел, и подошёл к дивану, где я развалился с очередной бутылкой. Он повалил меня на спину, прижимая руками за плечи. Бутылка пива упала на пол и укатилась в сторону, пива там оставалось немного, в какой-то момент я подумал, что надо будет оттирать пол. Джек выдохнул мне в лицо: «Пообещай!». Я растерялся, ситуация, смешная для меня, была абсолютно серьёзной для Джека. Я расслабился и пообещал, что так и будет. Мы как пятилетние дети давали обещания. Но я был серьёзен. Он долго целовал меня. Во время поцелуев он становился другим человеком. Джек утром с кружкой и Джек вечером на диване, целующий меня – были люди разные и не знакомые друг с другом. Он всегда угадывал, занимал активные позиции. В постели, точнее, на диване, он тоже был сверху. Господи, я неудачник с первым сексуальным опытом в двадцать шесть лет. Радует, что не идиот, ничего не знающий о сексе. Джек был под кайфом и меня я собой утянул. Мы раздевали друг друга. Я впервые увидел его абсолютно голым, раскрытым мне. Всё такой же худой. Однако смелость, открытость ставили его выше меня. У него торчали ребра, сильно выделялись ключицы и кости таза, ноги были худые, руки, пальцы тонкие. Он этими самыми тонкими пальцами проводил мне по члену, как я сотни раз сам до этого делал. Но ощущения другие. Я губами касался его кожи. Он не пользовался шприцами, сгибы локтей были чистыми. Однотонная незагорелая кожа казалась мне фарфоровой. Как у кукол, которые стоят бешеных денег, стоят на полках и вечно улыбаются. Первый раз было очень больно. Резкие ощущения притупляли алкоголь, смазка и шёпот Джека у самого уха. Расслабься, шептал мне Джек, постарайся не оценивать эту боль, потом лучше будет, он уговаривал меня. А я, пытаясь последовать его совету, выдавливал из себя лишь хриплые стоны и фразу: «Больно, черт возьми!» Не смотря на то, что он мне первоклассно отдрочил, это не уменьшило моих страданий, задница наутро болела так сильно, что я на стенку лез, завывая. Мы спали вдвоём, крепко прижавшись друг к другу. Он обнимал меня, я остро чувствовал его своим телом. Голый, без одеяла, я замёрз. В качестве извинений Джек готовил мне утром кофе и вытирал разводы от пролитого пива. Чувак, это было очень круто, шептал он мне на ухо. Где-то в глубине души я был полностью согласен. *** После первого раза Джек не притрагивался к моей заднице ещё неделю, понимая, что мне больно. А весь апрель мы отдавались друг другу. Но поначалу вдумчиво, неспешно, Джек учил меня получать удовольствие от новых ощущений. Бывало, даже забывали поесть вечером. Джек всегда был сверху. В надёжные объятия его умелых рук я падал безоговорочно. Смущало меня только тот факт, что без наркоты Джек не шёл в постель. Обязательно были таблетки, порошок. В конце апреля мы сильно поссорились. Я обвинял его в том, что я ему не нужен, что без порошка секс со мной для него пустая трата времени. Мы неделю спали в разных комнатах, не целовались на кухне. А через неделю, считая скандал исчерпанным, он пришёл в комнату, залез под одеяло, прижался ко мне и уснул. Я не мог на него сердиться, на следующий день мы опять занимались сексом, и Джек опять был под кайфом. В мае, когда земля полностью прогрелась весенним солнцем, я поздравил отца с днем Рождения. Подарил ему дорогую бутылку коньяка. Мама, счастливая донельзя, накрыла на стол, спрашивала меня о друге. Я ответил ей, что всё отлично, уживаемся. Смешно, но я говорил о нем, как о друге, а сам вспоминал, как он делал мне минет. Чувак, тебе нужно больше ощущений, говорил он, раздвигая мои ноги. Его губы на моём члене – это было что-то невероятное. Целая гамма чувств, пожалуй, такое нельзя было представить ни в одной из самых эротичных фантазий. Он долго ласкал меня пальцами, не давал кончить. Я заходился от экстаза, умолял его перестать меня сдерживать, просил отпустить. Он смеялся, когда я кончил ему на лицо. Мама, да, думаю, меня скоро повысят, добавил, пробуя новое блюдо по маминому рецепту. Она всегда отлично готовила. *** Я стал редко курить. В клубе я даже не притрагивался к сигаретам, меня переполнял тот дым, который скапливался в помещении. Я не курил дома, Джек заявлял, что он от дыма плохо видит. Я притрагивался к сигаретам разве что на работе, да и то редко. Мэри, отметив мои редкие походы в курилку, похвалила меня. А потом добавила, что себя на новую здоровую диету. Сигареты не снимали стресс, не так уж и много у меня его было. Я просто занимал руки, отвлекался. Когда куришь, создаётся иллюзия, что ты занят делом. Пустая трата времени приобретает смысл. Пойми ты, наконец, твердила мне Сесиль, Джек – наркоман. Я его долго знаю, он начинал с травки, потом перешёл на стимуляторы, пробовал всё, что попадалось под руку, а теперь и на героин подсел. Ты знаешь, сколько стоит хороший наркотик? Джеку с его работой не хватит денег и на неделю, а он ежедневно закидывается. Вы вроде вместе живёте, не задумывался? Сесиль, эффектная блондинка со шрамом от правой груди до пупка, мне нравилась. Она угощала меня выпивкой, рассказывала занимательные истории из жизни подпольного клуба, знакомила с интересными людьми. Я не пытаюсь вас поссорить, ты пойми, говорила она, я просто беспокоюсь, вы же отличные ребята. Спасибо, Сесиль, сказал я и опрокинул рюмку за её здоровье. Пока вокруг орала музыка, и Сесиль что-то ещё говорила, я оторвался от барной стойки и отправился искать Джека. Клуб был полон молодёжи от двадцати лет. Многие были, по меньшей мере, странными. За всё моё общение с Джеком я заметил, что мы спускались всё ниже и ниже: начинали с относительно легальных заведений, а перешли к довольно подозрительным. Я чувствовал себя несовершеннолетним ребёнком, который втайне от родителей курит травку в пыльном подвале. Я не мог его найти. Ощущение времени в толпе исчезало напрочь, а не знаю, сколько проискал его. В итоге он сам объявился, взмыленный и довольный. Чувак, а я тебя ищу, ты что такой серьёзный, он почти орал, стараясь перекричать музыку. Пошли домой, голова разболелась, говорю. Он согласился, улетел куда-то, а вернувшись, схватил меня под руку и потащил на выход. Глоток ночного воздуха оказался спасением, напряжение спало, я несколько раз вдохнул полной грудью. Мы быстро пошли домой, Джек надел лёгкую куртку. Уже сидя в тепле, я решился на разговор. Джек, ты хочешь жить? Чувак, что за идиотский вопрос, все хотят жить! Я, ты, Сесиль, Мартин, самоубийца, летящий вниз с крыши небоскрёба. Неужели и он? Конечно, но всё дело в том, что он уже не может жить, он разобьётся. Он импульсивно поддался порыву, он несознательно спрыгнул с крыши. В нас заложен инстинкт, мы стремимся выжить любой ценой. Джек, ты разве не хочешь выжить? Ха, ты к этому клонил. Ты не правильно задал вопрос. Он заключается не в том, хочу ли я жить, а в том, как я хочу жить. Я обычный, сознательно отмеряю дозу, потому что хочу жить. Но отмеряю я дозу потому, что хочу жить под кайфом. Джек, откуда у тебя деньги на наркоту, спросил я, решив идти напрямую. Неважно, они у меня есть и завтра будут. Он потянулся ко мне, обнимая за шею, больше я ему вопросов не задавал. У меня в голове ещё мелькали обрывки ужасных мыслей. Я предполагал наихудшие варианты, думая, откуда Джек берёт деньги. Но пока Джек меня целовал, гладил мои рёбра, мои руки, живот, член, я забыл обо всём. Я растворился в Джеке, как кофе в крутом кипятке, без неприятного осадка. *** А потом мы опять поссорились. Очень сильно, Джек ушёл куда-то, я очень много курил и пил. Я обвинил Джека в том, что он наркоман. Я орал так сильно, что у меня сел голос, как при тяжёлой болезни. Я перевернул журнальный столик, и та белая пыль, порошок, открывающий ворота в рай для Джека, рассыпался на ковёр. Я сделал это необдуманно, стол попался под горячую руку. Реакция Джека меня потрясла. Чувак, ты, что, охренел? Да, именно так. Я смотрел, как Джек упал на колени, пытаясь собрать порошок своими тонкими пальцами, но у него не выходило. А потом он начал орать, бессмысленно, истерично вопить, хватая себя за волосы. Ты, блять, знаешь, что ты натворил? Да, я знаю, прекрасно знаю. Я доказал, что ты зависим. Он вскочил, в какой-то момент я испугался его покрасневших глаз, испугался, что он кинется на меня, но он просто выбежал вон. Я неделю его не видел, ходил полуживой, как будто меня лишили дозы, самого ценного. Погода была уже жаркая, я легко одевался, в метро толчея становилась противнее. Пойми, говорила Мелани, ваши ссоры смешны. Я спросил её коротко, в клубе ли Джек. Она неопределённо пожала плечами. Я заказал выпить. Я напился до такого состояния, что просто не мог встать. Некому было отвести меня домой. Понимая, что нужно опустошить желудок, я отправился в туалет. Яркие парни, обнимающие девушек, красивые девушки, обнимающие девушек, раскрепощённые парни, целующие парней, и я, с мутным взглядом ищущий сортир. Я ошибся дверью, вырулив в непонятную подсобку. Маленькая комната была освещена лишь тусклой лампой, по углам стояли ящики с бутылками, какой-то мужчина сидел за старым столом. Послушай, сегодня уже ничего не осталось, босс распродал товар. Я нечленораздельно объяснил, что я о нём думаю, а он решил, что у меня жуткая ломка и сказал: «Хотя, знаешь, что-нибудь найдётся, судя по твоему виду, деньги у тебя есть». Вот уж не думал, что произвожу впечатление богатого человека. Толкая меня в незаметную дверь, мужик шепнул на ухо: «Только подождать, наверное, придётся, у босса сейчас время для особых покупателей». Он был так добр со мной. В той комнате было относительно светло, горели старые люминесцентные лампы, часто мигающие. Из всей мебели я запомнил диван в дальнем углу, глухие шкафы почти по всей правой стене и стол рядом с диваном. Там сидел толстяк в роскошном пиджаке, он расставил ноги настолько широко, настолько ему позволял вес. Закинув голову, он улыбался во все тридцать два зуба и что-то шептал. Облизывая широкие губы. У него между ног сидел кто-то и отсасывал ему. Толстяк размазывал слюну по губам и шептал: «Да, Дженни, хорошая девочка, ты сегодня очень хороша». Дверь за мной закрылась бесшумно, меня не замечали. Ещё некоторое время толстяк, схватив «Дженни» за светлые волосы, насаживал её на свой член, так как сам был не в состоянии приподнять задницу. Он кончил «Дженни» в рот, та закашлялась и схватилась за горло. Доставая что-то из кармана своего пиджака, он сказал: «Молодец, Дженни, вот тебе подарок от Мартина. Помни, как я к тебе добр». И он кинул ей свёрток. Потом толстяк заметил меня и прокуренным голосом спросил: «Неужели ещё один?» Я в страхе отрицательно замотал головой, прижимая ладонь ко рту. Толстяк смотрел на меня своими свинячьими глазками, при разговоре его подбородки колыхались, его обвислый член торчал из ширинки, меня душил рвотный рефлекс. «Дженни», прижимая пакет к груди, обернулась и посмотрела на меня глазами Джека. Я выбежал из комнаты, за пару секунд пересёк танцплощадку и очутился на улице. В подворотне меня вырвало. Весь в ошмётках рвоты, я заполз домой, сразу кинулся в ванную, залез под душ. Еле тёплая вода пропитывали мою одежду, волосы, стекала по лицу и рукам, очищала меня. Я был бы рад, если бы они очистила и мои мысли, сделала память пустой, ровной, белой, как снежный покров на диком лугу. Спал я плохо, постоянно бегал в туалет. Можно было сделать гораздо проще и вообще не спать, но организм стремился уйти от переживаний, забыться глубокой дрёмой. Джек, он… он… Я не знал нужных слов, Джек предал меня. *** Я позвонил на работу и кое-как объяснил, что заболел и не смогу прийти пару дней. Мне было чудовищно плохо. Как будто из меня медленно выходила болезнь, не поддающаяся медикаментозному лечению. Перед глазами стояла картина того подвала, бледное лицо Джека, довольная улыбка Мартина. Я прокручивал эту сцену в голове снова и снова, с каждым разом она становилась всё ужаснее и ирреальнее. Мне не хотелось этого признавать, но Сесиль оказалась права, а я и не послушал её. Джек вернулся через несколько дней, открыл дверь своим ключом. Зачем ты пришёл? Он молчал, прислонившись к стене, смотрел в пол. Я чувствовал себя строгим отцом, который отчитывает сына за побег из-под домашнего ареста. Ему нечего было сказать, он неловко мялся на пороге. Джек, Джек, я позвал его по имени, подошёл к нему, взял его лицо в свои руки, посмотрел в мутные глаза. Джек, ты наркоман, ты, блять, зависимый идиот, который готов прыгнуть с моста за дозу. Ты берёшь в рот у каких-то толстяков. Тебя это устраивает, но самое плохое в этой истории то, что я тебе даже помочь не могу. Джек, Джек, ты конченый человек. В тот момент, когда я говорил это, я понял весь ужас наркотической зависимости. Джек смотрел на меня, готовый зарыдать, он был жалок. Чувак, просто выбрось меня, как мусор. Мусор не извиняется, ты просто выкидываешь его из своей жизни, забываешь и идёшь дальше. Логический конец. Нет, самое плохое то, сказал я, что я не могу от тебя отказаться. Я признался вслух, про себя понимая, что Джек своими наркотиками утянет меня на самое дно, как балласт. Солёная морская вода быстро заполнит мои лёгкие, желудок, глаза, уши, и я плавно осяду на песчаное дно. Джек целовал меня в прихожей, слабо прижимая к стенке, как бы пытаясь извиниться. У него не получалось, но оттолкнуть от себя я его не мог. Мне было слишком хорошо, даже воспоминания о том мужике, сильно коробящие меня, становились плохим сном. Вот он, Джек, он него пахнет какой-то мятной жвачкой, он в лёгкой куртке, серых джинсах, светлые волосы как всегда растрёпаны. Самый обычный Джек. Зачем он делал это со мной? Неужели я давал ему так много, что он позволял себе со мной спать? Пока он целовал меня в прихожей, лез руками под футболку, я его прощал. Душа ныла, а тело пело, потому что Джек был рядом. Мы никогда не занимались таким сексом. Мы не трахались, не перепихивались, мы занимались любовью. Это понятие не было самым точным, но ближе остальных описывало то, что мы делали. Кровать казалась мне очень большой, мягкой. Мы долго целовались. Я откинул все мысли, все тревоги, я безусловно отдался Джеку. Мы не разговаривали, ограничиваясь неясными стонами-всхлипами. Долгая прелюдия, Джек дотронулся до меня везде. В комнате стало очень жарко, вечернее солнце грело комнату, Джек брал меня так аккуратно, будто делал это в первый раз, но мне уже было не больно. Мы сплетали наши пальцы, руки, ноги. Я зарывался в волосы Джека, постоянно искал его губы, поддавался бёдрами навстречу ему. Я доверял ему, не знаю точно, почему. Мне очень этого хотелось. А ещё Джек был без наркоты. Всем своим видом, плотно сжатыми от экстаза губами, напряжёнными мышцами, капельками пота на виске Джек как бы говорил: «Только не отталкивай!» Кончив, мы лежали, обнявшись, пьяные от близости. Джек смотрел на меня и плакал, очень тихо, стараясь не шмыгать носом. Я всё простил. Странно, но я неконфликтный человек. Вспышка гнева прошла, оставив после себя неприятный налёт. Засыпая, я видел перед собой лицо Джека, бледное и худое, был счастлив и обещал обо всём подумать, когда проснусь. Мне снились дождливые переулки, я бегал по ним и постоянно кого-то звал, стучался в двери. Сильно дёргаясь, я просыпался, но Джек прижимал меня к себе, и я засыпал вновь. В глубокий сон я провалился только ранним утром, когда небо посветлело, но солнце ещё не взошло. *** В детстве я очень боялся темноты и одиночества. Но эти вещи, так или иначе, всё время сопровождали меня. В средней школе я подружился с Питером, отличным парнем. Мы вместе ходили в кино на боевики. Но дружили мы всего месяц, потом он с родителями переехал в другой город, за много миль от нашего. Потом я понял, что бояться темноты глупо. Иррациональный страх не имеет под собой никакого основания, поэтому вообще нелогично его испытывать. Я сидел один за партой, гулял один. И не испытывал дискомфорта. Я проснулся около полудня, опустошённый, совершенно один. Сначала я подумал, что Джек вышел в магазин, за продуктами – так иногда бывало. Или же он на кухне, в ванной. Я встал и босиком по прохладному полу пошёл по квартире. Джека нигде не было. Я пожалел, что у меня не огромный дом с десятком комнат. Тогда я бы искал Джека куда дольше, надежда теплилась во мне ещё минут десять. Джек исчез. Так исчезает вода из прозрачного стакана – испаряется. Тихо тикали часы в прихожей, пока я стоял на кухне и курил, стряхивая пепел в раковину. Дым повисал в воздухе, солнечный свет красиво разрезал его. Постепенно вся кухня заполнилась размытыми фигурами, сотканными из дыма. Я пытался разглядеть в них знакомые контуры, но тщетно, дым оставался всего лишь дымом. Стоило мне сильно выдохнуть, он резко улетучивался к белому потолку. Стало ужасно пусто и холодно. Хотя, возможно, мне стало прохладно, потому что я долго стоял голый в одном положении. У меня закружилась голова, стало подташнивать. Я открыл окно, резкий поток воздуха мгновенно выветрил дым, кожа покрылась мурашками. Из моей жизни никто никогда не уходил безвозвратно. Я даже не был близок с бабушками или дедушками, чтобы рыдать на их похоронах. Питер не в счёт, при большом желании я и сейчас могу узнать, где он живёт, кем работает и имеет ли детей. Меня не бросала девушка, заявив, что у меня плохой характер, плоские шутки, некрасивый нос. Таких глупостей не было. Случайные знакомые уходили, не успев появиться. Джек пришёл один, а ушёл, забрав с собой куда больше, чем полагается. Эгоистичный идиот, он бросил меня. Зависимый человек, низкий человек. Человек, которому я безумно отдавался, просто взял и ушёл. Так или иначе, после этого я стал делить свою жизнь на два периода: жизнь с Джеком и жизнь без него. Признаться, мне стало скучно. Я ещё много раз ходил в клубы, где мы с Джеком часто бывали. Нет, Джека не было видно уже с месяц, вы же вдвоём тут были в последний раз, покачала головой Мари. Перестань, ты что, шутишь? Чтобы Джек испарился, хотя, он птичка высокого полета, а со своей наркотой взлетает так, что его и не видно, засмеялась Анна. Только не впадай в депрессию, ты же не думал, что Джек с тобой до гроба будет трахаться, а потом в одном стакане челюсти полоскать, мягко улыбнулась Сесиль. Но, я пытался возражать, хоть это и было абсурдно. Хотелось кричать на весь мир: «А как же обещания, до исступления долгие поцелуи на кухонном полу, одна кровать на двоих?!». Красивые фантазии, о которых мечтают заточённые в своих высоких башнях принцессы. Ты знаешь, мам, он съехал, да, теперь работает в другом месте, бывает. Сынок, тебе там не очень скучно? Как бы ты хотел отметить свой день рождения? Думаю, приеду к вам на ужин, ладно, мама? Какой к чёрту день рождения, мама. Рождаться не имеет смысла. За всю свою жизнь человек много теряет. Иногда часто и понемногу, а иногда резко сразу всё. Джек не самоубийца, поверь, говорила Сесиль. Он закупил тут слоновую дозу, и куда-то уехал, никому ничего не сказав. Обычно от потерянной любви ударяются в безрассудства, сказала Сесиль, с тебя хватит один раз напиться. Не губи себя. А мы, оказывается, были влюблены, вот так просто эту пагубную привычку, моего Джека, назвала Сесиль. *** Сынок, мы так долго думали и решили сделать тебе этот подарок, зачем тебе ездить в метро, там очень много неприятных людей, преступники всякие гуляют. Мать с отцом подарили мне машину, непримечательную серенькую легковушку. Конечно, на ней уже кто-то отмотал порядочно миль, но я всё равно жутко обрадовался. Всегда думал о машине, даже права получил. Стоял конец июня, солнце палило особенно жарко. Мам, ты знаешь, я решил взять отпуск, поездить по стране, потом, может, найду другую работу. Это замечательно сынок, я так рада за твои амбиции, хорошо, что мы с подарком угадали. Иди, я тебя обниму. Да, мама. Из критической ситуации можно выйти по-разному, проблему можно решить. Можно всё исправить, залатать и забыть. А можно кинуться с моста, вылететь из окна, наглотаться таблеток. Джек как-то шептал, что любит риск. Можно перерезать вены, броситься под машину, пристраститься к наркотикам. Джек иногда под кайфом звал каких-то незнакомых мне людей, разговаривал с ними, будто они рядом сидели. Можно на огромной скорости разогнаться на длинной дороге. Я так и сделал, выехал за город, разогнался сильно, аж перестал различать дорогу. Но остался жив. Наверное, в загробном мире я ещё не нужен. Я уволился, стал ездить из города в город, мысленно глазами ища Джека, мою тонкую полоску на столе, которую я готов втянуть через скрученную десятидолларовую банкноту. Я перестал курить, перестал пить кофе, сменил стиль одежды. Чёрт возьми, где ты, Джек? В мире миллионы людей, лиц, Джека найти невозможно. Я медленно с каждым рассветом начинаю осознавать свою жизнь как тягучее и опустошённое, но вполне реальное, не присыпанное белоснежным порошком настоящее.