Мороз

      Зимние ночи в Токио никогда не казались Сацуки по-настоящему зимними, а здесь, в деревне Сиракава*, где она вместе с Рико и игроками Vorpal Swords проводила зимние каникулы, все в зоне видимости было покрыто толстым слоем чистейшего горного снега, искрящегося в лунном сиянии и отблесках разливающегося из окон местных домов теплого искусственного света, а от морозного воздуха нос и щеки краснели и приятно покалывали. Сацуки мечтала побывать в Сиракаве с тех самых пор, как об этом волшебном месте ей рассказала ее бабушка, которой довелось оказаться здесь в молодости в одно из своих японских путешествий; в то время деревня была закрыта для туризма, а путь до нее был едва преодолим и вовсе. Будучи еще ребенком, она, раскрыв рот, слушала о домиках с крышей, похожей на раскрытую книгу, практически утопающих в пышном снежном покрывале, невероятной красоты горных вершинах, маленьких водоемах, затянутых прозрачным как стекло слоем льда, инее, обволакивающем голые ветки деревьев и рисующем на стеклах причудливые узоры в особо морозные безветренные ночи, и местных жителях — добрых, улыбчивых людях, которые никуда не спешат и наслаждаются каждым мгновением своей жизни. Сацуки хотела разделить свою мечту с самыми близкими людьми, но при одном только упоминании об этом Дай-чан закатывал глаза, тяжело вздыхал и говорил «Сацу, да брось ты уже», Акаши наотрез отказывался прерывать расписание тренировок, Мидорима, коронным жестом поправляя очки, принимал сторону капитана, Мурасакибара отвергал даже саму идею поездки в место, где не продают его любимые сладости, а Кисе пожимал плечами и виновато улыбался. Даже Тецу-кун, любимый Тецу-кун, смотря на нее своими огромными, кажущимися болезненно равнодушными глазами цвета льда, лишь отделывался простым извинением и, развернувшись, уходил отрабатывать новый неуловимый прием, а Сацуки казалось, что в этом отрабатывании и нужды-то никакой нет: его сердце было неуловимо для всех ее приемов.       На помощь неожиданно пришла Рико. Услышав от Поколения Чудес историю об этой, с их слов, «дурацкой», мечте своего менеджера, она вдруг как-то задумалась, погрузившись в себя, потом, вызвав всеобщий сумбур, внезапно и вовсе пропала, а, объявившись вскоре и собрав всех после тренировки, с широкой улыбкой и горящими глазами громогласно объявила, что на грядущие через месяц зимние каникулы все до единого едут в Сиракаву, грозно уведомила, что возражения не принимаются, и на всякий случай уточнила, что они туда совсем и не отдыхать едут, а тренироваться: высокие сугробы, горные тропы, низкие температуры — разве для закаливания организма и повышения уровня физической подготовки можно было найти что-нибудь лучше? А присутствующая при этом Сацуки не могла поверить своим ушам: неужели ее мечте наконец дано сбыться, пусть и не совсем так, как она себе представляла, пусть перемежаясь с рабочими обязанностями и одинокими дневными прогулками во время тренировок, но все же дано?       Шесть дней прошло с момента приезда; пока, под предводительством Акаши и Хьюги, с утра до обеда, с обеда до заката ребята пытались покорить и протоптать так любовно и заботливо укрытые порой доходившим Мурасакибаре до пояса моментами и вправду неподъемным белоснежным покрывалом снега горные тропы, а Рико неустанно рисовала в своем блокноте различные схемы, Сацуки, очарованная, бродила пересекающимися под совершенно причудливыми углами протоптанными местными жителями и жизнерадостными любознательными туристами деревенскими тропинками, полной грудью вдыхала так приятно освежающий легкие чистый морозный воздух без грамма ветра, ловила счастливые улыбки первых встречных и не сдерживала счастливой улыбки в ответ, слушала беззаботный смех лепивших снеговика или бросающихся снежками порой слишком тепло укутанных детишек, а иногда любила присесть на лавочку рядом с прожившими в Сиракаве всю жизнь сухенькими старичком со старушкой, послушать местные притчи и с головой окунуться в историю деревеньки и «гассё-дзукури». Вечерами же, после ужина, когда сытые и успевшие немного отдохнуть Рико и игроки Vorpal Swords дружной гурьбой вываливались из маленькой гостиной их домика на прогулку, Сацуки шла с ними, по уже успевшим стать родными деревенским тропинкам, показывая самые красивые места и делясь услышанными днем увлекательными рассказами, а потом, бывало, Мидориме или Кисе прилетало снежком от развлекающихся детишек, а за ними Акаши или Кагами, и постепенно завязывалась маленькая снежная потасовка, каждый раз сопровождающаяся заливистым смехом и искрящимся во все стороны счастьем, а на пути домой губы Дай-чана расплывались в подобии легкой улыбки, и он тихо, на ушко, выдавливал из себя невероятное, абсолютно для него нехарактерное, но столь греющее душу «Я рад, что мы приехали сюда».       Шесть дней прошло с момента приезда, и на следующий надо было уезжать; Сацуки вышла из домика, не дождавшись конца ужина, не надев шарф и куртку, а ограничившись одним лишь только теплым свитером с высоким воротом, присела на лавочку, разглядывая сквозь облачко выдыхаемого изо рта пара усеянное мириадами звезд темное небо, прислушиваясь к эху всплесков кипящей вокруг жизни — смеху, шуму, разговорам, отголоскам играющей где-то на окраине музыки, — вдыхая в себя морозный воздух и впитывая, жадно поглощая каждую крупицу царящей вокруг атмосферы, с которой вскоре придется расстаться. Сацуки была счастлива, что ее мечте все же дано было сбыться, пусть и не совсем так, как она себе представляла, но зато с самыми дорогими и близкими людьми, она была счастлива, но было и кое-что, омрачавшее ее сердце.       — Момои-сан. Идем в дом. Морозно.       На фоне отпечатков всплесков кипящей вокруг жизни его спокойный голос прозвучал по-особенному громко, но Сацуки не вздрогнула от неожиданности: она знала, что Тэцу-кун стоял у входной двери за ее спиной уже около минуты, чувствовала его присутствие, согревающее и одновременно обжигающее сильнее любых морозов.       Сацуки выдохнула изо рта очередное облачко пара, не отрывая взгляда от до неприличия звездного неба.       — Морозно. Простынешь. Аомине-кун будет переживать.       «Аомине-кун».       Губы Сацуки изогнулись в грустной едва различимой усмешке.       — Тэцу-кун, — выдохнула она вместе с очередным облачком пара, — скажи, ты рад, что мы приехали сюда?       Тэцу-кун был единственным, кто еще не высказался, единственным из ее самых близких людей и, так уж вышло, что самым важным.       — Скажи, — новое облачко пара вырвалось изо рта и устремилось ввысь, — ты почувствовал себя по-зимнему счастливым?       Три едва слышимых шага, и на плечах Сацуки оказалась ее куртка, а миг спустя, согревая успевшие подмерзнуть даже не смотря на копну густых волос уши, голову покрыл капюшон.       Через секунду Куроко стоял перед ней, протягивая кружку еще не успевшего остыть источавшего пар любимого какао с тремя маленькими зефиринками. Сацуки всегда клала в какао три зефиринки, но тайком, по-шпионски — иначе Дай-чан точно посмеялся бы над этой ее сохранившейся с детства привычкой. Она в удивлении посмотрела на Тэцу, который, как и она несколько мгновений назад, рассматривал звезды на небе, а после, поймав ее взгляд, мягко улыбнулся; его щеки и нос раскраснелись от мороза, а ледяная отрешенность в глазах, контрастируя, растаяла, превратившись в обволакивающие заботой и нежностью теплые волны воды.       — Я бы сказал, по-морозному, — ответил он, скривив забавную рожицу. — Момои-сан, идем греться, а то все лицо щиплет.       Тэцу сфокусировался на кончике носа и попытался согреть его выдыхаемыми изо рта облачками пара. Это выглядело так смешно и мило, что Сацуки вдруг рассмеялась — громко, заливисто, по-настоящему счастливо, а он в ответ удивленно посмотрел на нее и улыбнулся вновь.       По-особенному ласково.       Зимние ночи в Токио никогда не казались Сацуки по-настоящему зимними, а здесь, в деревне Сиракава, они были по-морозному сказочными.