Прощение

Эсбо смотрит на угольно-черное небо, раскинувшееся там, наверху, далеко-далеко. Оно не синее, даже не серое — черное, как смоль, и только месяц, дрожащий за решеткой окна, разгоняет мрак. В комнате жарко, обогреватель работает на полную мощность, и после безумного холода, царившего здесь пару дней назад, тепло кажется подарком свыше. Дэннис стоит у окна, уперевшись ладонями в потрескавшийся пластмассовый подоконник, переступая с ноги на ногу — полы все еще ледяные. На Джорджа он старается не оборачиваться, прячет взгляд. Тот не спит, сидит, уставившись в одну точку, поджав колени к груди. Дэннис ненавидит то, каким беззащитным он выглядит, ненавидит эту ебаную слабость в глазах Гога, потому что так быть не должно: он привык с детства, что Джордж — сильный, непоколебимый, несломленный, а сам Дэннис все время прячется у него за спиной, идет след-в-след, тащится, как раненый пес за своим хозяином, оставляя красные полосы на земле, укрываясь от чужаков. Если бы не Джордж… Эсбо правда не любит думать об этом, любая мысль — тупиковая, все заканчивается где-то на «если бы не Джордж я бы сдох я бы сдох блять как я виноват прости Джордж прости», и его скручивает пополам от боли; Эсбо позволяет себе вспоминать иногда, так, временами, чтобы окончательно не свихнуться. Потому что если отбросить все дерьмо, произошедшее за последний год, Дэннис мог бы считать Джорджа лучшим человеком в своей жизни. Эгоистичного, злого, самонадеянного — и все равно, единственного, кто не боялся так открыто заступаться за Северса. Он таскал его по новым компаниям, чтобы Дэннису не было скучно в одиночестве, делил все — от кровати до первого скуренного косяка, — мог гладить его по голове, как щенка, а Дэннис только слабо вздыхал и подставлялся под неловкие касания. Дэннис смотрел на Джорджа и все отходило на второй план. Потому что это Джордж. Потому что он всегда был на первом месте. — Дэн. Подойди. Дэннис сглатывает слюну - нет. Не подойдет. Ни за что на свете. Это сломает все, это его сломает, стоять тут, к окна, не слушать голос демона. — Дэн, — Джордж не говорит — шепчет, обманчиво ласково, и с каждым словом из легких вырывается свист. Это напоминает Дэну, кто с ним в одной комнате, и почему нельзя, ни в коем случае нельзя, оборачиваться. - Дэн, пожалуйста. Эй, я не собираюсь тебя умолять. Просто подойти, чобс. Давай же, малыш. Гог шмыгает носом и, судя по звукам, выпрямляет ноги, опуская их на пол. — Тебе стоит лучше протапливать комнату. Оставь обогреватель на ночь, я замерзну. Эсбо машинально кивает. — Не стой там столбом, — раздраженно бормочет Джордж. — Сядь рядом со мной, Дэннис. Сейчас. Уже не просит, а приказывает, хотя Джордж никогда ничего не просил — его «пожалуйста» и «спасибо» не значили абсолютно ничего, никакой искренности, он был свято уверен в том, что все ему должны, и принимал это как должное. — Ну, давай же, Дэн. Я хочу, чтобы ты сел рядом. Дэннис мотает головой. Мама учит в детстве: не разговаривай с незнакомцами, а тем более не иди у них на поводу. Они могут соврать, чтобы только затащить тебя в темный угол, а дальше… Просто не надо говорить с ними, сынок. Избегай опасных людей, иначе они принесут тебе много бед. Мама учит, что ты должен научиться говорить «нет». Не соглашайся делать то, что не хочешь. Твоя жизнь зависит только от тебя. Эсбо знает, что это не так. - Ты же мог вытащить меня. Ты догадался, что этот ублюдок решил сделать, Дэн, но пальцем об палец не ударил. Это не Кев оставил меня умирать. Это сделал ты. Иногда твоя жизнь находится в руках другого человека, и ты ничего не можешь с этим сделать. Он - вирус, лихорадка, помешательство, твоя зависимость и неизлечимая болезнь. Ты ненавидишь его так же сильно, как любишь, и от этого, мама, нет лекарства и нет никакого спасения. Иногда, чтобы избавиться от демона, нужно ему поддаться. - Но я не виню тебя. Подойди, сядь и скажи, как тебе жаль. Ты же знаешь, детка, я всегда тебя прощаю, я всегда на твоей стороне. Дэннис оборачивается в тот момент, когда Гог привстает с дивана. У него на лице еще недавно не было ни одного живого места - врачи, конечно, старались, как могли, но для них было в приоритете вывести Бивена из комы, а не замазать ожоги тоналкой. Кожа до сих пор изуродована - всюду рубцы, шрамы, а лоб словно рассечен катаной. Дэннис научился не раглядывать лицо Джорджа, зная, как того это бесит, и смотрит прямо в глаза. Уставшие и совсем немного - испуганные. - Я прощу тебя, Дэнни. А ты простишь меня? Дэннис протягивает ладонь и касается его щеки. Джордж вздрагивает, сжимает зубы, но взгляд не отводит. - Я виноват, - выдыхает Дэннис, и в глазах начинает щипать. - Господи, как я виноват. Я ненавижу себя, я не должен был, боже, я не знал, что делать, я так виноват...

-

Эсбо смотрит на угольно-черное небо, раскинувшееся там, наверху, далеко-далеко. Оно не синее, даже не серое — черное, как смоль, и только месяц, дрожащий за решеткой окна, разгоняет мрак. Джордж крепко сжимает его ладонь.