Не было бы счастья

— Блэк, ты придурок, каких свет не видывал! Злобно зыркнув на Сириуса, Лили Эванс обняла горько плачущую Миллу Джонс за плечи, защищая и успокаивая. — Нельзя же так с людьми, Блэк, ну нельзя! — продолжила она бесноваться. — Я что могу с собой поделать? — рыкнул Сириус, которому порядком надоела эта ситуация, в ответ. — Если она мне не нравится? Читай по губам, Эванс: не-нра-вит-ся. В твою очаровательную рыжую голову такой простой факт не стучался переночевать? — Эй, Бродяга, полегче, — влез в спор Джеймс. — Не задирайся к Эванс. — Ты вообще молчи! — Лили, точно ждала такого шанса, тут же переключила свое внимание и ярость на Поттера. — Вы все парни одинаковые! Ловеласы! Пойдем отсюда, Милла, — мягко сказала она подруге, уводя ее из Гриффиндорской гостиной. — Ну их всех. — Эй, Эванс, постой! — Джеймс, как несложно было предсказать, тут же поскакал за ней. Сириус, не чувствуя в себе ни сил, ни желания что-либо решать, устало опустился в мягкое кресло возле камина. Стайка девчонок-четверокурсниц, стоящих у доски объявлений, поглядывала на него, кокетливо хихикая и улыбаясь. Сириус сделал страшную гримасу, надеясь отпугнуть их: — Вы чего смотрите? Вас вообще не касается. Его усилия были напрасными — девчонки захихикали громче прежнего, кидая на него полные восхищения взгляды. Сириус был очень популярен среди женской половины Хогвартса, не только гриффиндорки заглядывались на него. Впрочем, их можно было понять — красивый, хорошо сложенный парень с длинными темными волосами и блестящими глазами, из благородной семьи, всегда такой загадочный и недоступный, смелый и презирающий правила… Как-то против его собственной воли и любых зачатков здравого смысла, Сириуса единогласно сочли сердцеедом и дамским угодником. По школе ходили слухи, что он встречается с одной, другой делает комплименты, одновременно с этим третьей назначает свидание, а с четвертой целуется. Все это было от правды далеко примерно так же, как статьи молодой и активной журналистки Риты Скитер. Парадоксально, но такого рода сплетни делали Блэка в глазах девушек еще более привлекательным. Они ходили за ним, улыбались и подмигивали, некоторые даже, презрев правило «мужчина должен сделать первый шаг», делали попытки заговорить. Все это утомляло Сириуса и ужасно бесило Джеймса. Он не упускал возможности высказать Бродяге что-то вроде: «Мы тут шалость планируем, а твои поклонницы за нами по пятам таскаются». Конечно, это был всего лишь предлог. Он просто не мог принять такую несправедливость: Сириус может получить любую одним кивком головы, а он, Джеймс, не может добиться взаимности от одной-единственной. Блэк пытался просто не обращать на это внимания, но снова все получалось не так, как он хотел — его равнодушие отчего-то заставляло девичьи сердца биться еще быстрее, и история повторялась. Питер однажды предложил: «Может, тебе уже действительно начать с кем-нибудь встречаться, тогда они отстанут? Ведь это все из-за того, что ты свободен, вот они и выдумывают всякую чепуху». Сириус сам был бы рад начать встречаться, вот только не с кем-нибудь, а с очень конкретным человеком. Вся правда состояла в том, что Блэк давно был влюблен, но никак не мог признаться. Он, настоящий бесстрашный гриффиндорец, чувствовал, как от ужаса немеет лицо, когда представлял себе реакцию человека на его признание. Именно поэтому он решил написать послание на День Святого Валентина. Вся сцена с Лили Эванс и ее подругой Миллой Джонс стала неприятной, но ожидаемой кульминацией истории с любовным письмом Сириуса. Он всю ночь не спал, вымучивал из себя текст, чтобы это звучало не слишком глупо (почему-то ему казалось, что объект его симпатий непременно будет смеяться), переживал, на утро ничего не ел — и все только для того, чтобы бумажный самолетик с его письмом полетел не к тому человеку! Сириус сжал кулаки. Как глупо все получилось! Милла поймала самолетик и подумала, что он адресован ей — в тексте письма по случайности не было имени. Целый месяц она ходила за Сириусом, заглядывая ему в глаза и ожидая следующего шага, всем своим видом подтверждая, что согласна встречаться с ним. Блэк же в свою очередь старался минимизировать время своего нахождения рядом с Миллой, что оказалось занятием довольно тяжелым, ведь они учились на одном факультете. Единственное, что он мог сделать — это тянуть резину в надежде, что Милла однажды забудет о нем. Конечно же, этого не случилось. И вот сегодня, устав ждать, Милла подошла к нему сама в коридоре возле кабинета истории магии. — Сириус, насчет твоего послания на День Святого Валентина… — начала она, отчаянно краснея. — Я знаю, что не должна говорить об этом сама и быть навязчивой, но я подумала… может, ты просто стесняешься ко мне подойти? Ты мне тоже нравишься, — Милла опустила взгляд и улыбнулась. — Очень нравишься. — Слушай, эээ… тут видишь, такое дело… — Сириус попытался сказать правду помягче. — Мне неприятно это говорить, но… В общем, письмо было адресовано не тебе. Милла замерла, как громом пораженная. — А кому? — спросила она тихо. — Другому человеку, — уклончиво ответил Блэк, избегая смотреть ей в глаза. — То есть… я тебе не нравлюсь? — всхлипнула Милла. — Ты красивая девчонка и все такое… — попытался оправдаться Сириус. — Но понимаешь… Ты немного не в моем вкусе. Да не плачь ты! Но Миллу было уже не остановить. Громко рыдая, она убежала, так и не появившись ни на истории магии, ни на обеде, ни на зельях вечером. Все могло бы пойти не так плохо — ну поплакала и забыла — но именно в этот момент нужно было вмешаться вездесущей Лили Эванс. Она устроила громкий скандал и раструбила о поступке Сириуса на всю школу. По ее словам он Миллу «очаровал и бросил, не сдержав обещания». О каком обещании шла речь — непонятно, но вне всяких сомнений, Хогвартс и конкретно Гриффиндор еще долго будет обсуждать, какой Блэк ветреный. Сириус потер лоб и запустил обе ладони в длинные черные волосы. В этот момент он услышал рядом с собой спокойное: — Знаешь, Бродяга, ты и вправду поступил нехорошо. Ремус сказал это, не отрываясь от книги — он снова читал что-то нудное и, без сомнения, связанное с учебой. — Давай еще ты меня осуждай, — раздраженно ответил он. — Луни, ты вообще-то должен быть моим другом и поддерживать меня! — Только не тогда, когда ты не прав. Ремус по-прежнему смотрел в книгу, но его глаза не двигались. Сириус вдруг заметил на одной из страниц весьма запоминающуюся картинку — дракон с головой козы. Он видел ее еще вчера вечером, когда они с Сохатым и Хвостом домучивали эссе для МакГонагалл, постоянно дергая Лунатика и спрашивая, что написать дальше. В тот раз ему не удалось дочитать эту страницу. Сегодня же он уткнулся в книгу как только Лили начала скандал, оповещая всю гостиную о том, что сделал Сириус — и не сдвинулся ни на страницу! — Эй, Луни… — тихонько спросил Сириус. — Что с тобой? — Все в порядке, — сухо ответил тот. — А вот тебе бы я посоветовал разобраться со своими поклонницами. Сириус взорвался, не выдержав: — К твоему сведению, она сама виновата — она перехватила мое послание на полпути! — Так почему бы тебе не высказать все истинному адресату и не начать уже, наконец, с этим самым адресатом встречаться? — огрызнулся Ремус. Сириусу послышались рычащие нотки в его голосе, и он некстати вспомнил, что скоро полнолуние — любимое время Блэка. Время, когда можно безнаказанно прижиматься к Луни, оправдываясь безопасностью и необходимостью сдерживать его. — Потому что! — рявкнул Сириус и вдруг сбавил тон: — Потому что… потому что я боюсь, он не поймет меня. И откажет. Ремус наконец-то посмотрел на Сириуса с ироничной улыбкой. — Откажет, да уж конечно… Да девчонки за тебя чуть ли ни дуэли устраивают. Любая будет счастлива до обморока, если ты ей признаешься. Сириус зло прошептал в ответ: — Тебе не приходило в голову, что это может быть не девчонка? Он встал и собирался уйти. В этот момент Лили Эванс, уже доведшая подругу до портрета Полной Дамы, вдруг вернулась и со злостью кинула в Сириуса скомканной бумажкой с его посланием, но промахнулась и попала Ремусу прямо в лоб. Письмо упало на раскрытую книгу, Сириус не стал его подбирать — какая теперь разница? Чувствуя, что не в силах больше выдерживать атмосферу в гостиной, он направился в спальню. Убедившись, что никто на него не смотрит, Ремус, весь вечер отчаянно пытавшийся задавить в себе порывы ревности, осторожно развернул бумажку...

***

Сириус лежал на кровати и смотрел в потолок. Он понимал, что ему все же придется спуститься вниз — домашняя работа сама себя не сделает — но ни моральных, ни физических сил смотреть на Ремуса, который считает его ловеласом, не было. Кто угодно, но только не Луни. Пусть об этом говорит весь факультет, да хоть все окрестности, включая Хогсмид, пусть Джеймс подначивает его, спрашивая, скольких девчонок он закадрил сегодня, а Питер тихо восхищается, пусть. Это все неважно, пока Ремус на его стороне. "Почему все так по-дурацки? — задал он себе риторический вопрос. — Не нужно было вообще это письмо писать...". Дверь в спальню скрипнула и на пороге показался Ремус. Он тихонько прикрыл дверь и сел на постель Сириуса. — Бродяга, я... — он снова и снова комкал в руках злосчастное письмо, не зная, как выразить свои чувства. — Я прочитал... — И ты, конечно же считаешь, что это неправильно, и что мы должны оставаться друзьями, — горько усмехнулся Сириус, прикрывая глаза. Ремус быстро покачал головой, но Сириус, конечно же, этого не увидел. Секундное колебание — и вот он наклонился, осторожно целуя губы Сириуса. Тот не ожидал подобного, поэтому в первую секунду растерялся. Ремус, по-видимому, испугался и попытался отстраниться, но Блэк, кладя руку ему на затылок, горячо прошептал: — Ну уж нет. Про себя добавив: "Я слишком долго этого ждал", он притянул Ремуса к себе, углубляя поцелуй, лаская его языком и гладя по плечам. Его губы были сладкими, а поцелуй — нежным. Ремус расслабился, заваливаясь на Сириуса и обвивая его шею руками. "Не было бы счастья, да несчастье помогло, — подумал Сириус, переворачиваясь, подминая Луни под себя и залезая под его рубашку. — Спасибо тебе, Эванс, спасибо, Джонс...".