Ойун

Лето выдалось коротким, но очень жарким. Зной иссушил траву, и она ломалась под лапами, какими бы осторожными ни были шаги. Подобраться к добыче на охоте становилось все сложнее, и для стаи грозили настать тяжелые времена, но очень вовремя прошедшие дожди все вернули на круги своя. Но с севера уже тянуло холодом, и склоны Далеких гор окрашивались в желтый и красный, хоть здесь, на равнине, еще вовсю цвели саринки, нежным звоном отвечая на каждый порыв ветра. Последние цветы лета пахли приятно, но сбивали с толку охотников, выслеживающих добычу. И только лучшие из них могли пробиться через мягкий обволакивающий аромат, чтобы учуять след оленя или куропатки. Лер повел носом в воздухе и потрусил в сторону дома. Ветер принес тревогу и возбуждение со стороны леса. Стая волновалась, и ему стоило поспешить. Он стелился по траве, стремительной тенью несся по лесу, ловко и привычно перепрыгивая через поваленные деревья. Белый мех был слишком заметным, но скорость размывала всю его фигуру в всполох молнии. Ему давно перевалило за десяток зим, но он все еще был самым быстрым в стае. Быстрее был разве что Ксандр. В груди потеплело от воспоминаний об умных карих глазах и черном лоснящемся мехе. Последний раз они виделись три дня назад, и он уже успел соскучиться. Лер замедлил бег, когда до норы оставалось всего ничего. Сунул нос в траву, принюхиваясь. Час назад здесь пробегал заяц, еж свернулся в колючий клубочек, решив подремать на солнышке. Ничего опасного и чужого. Только тревожное ощущение, идущее от стаи, стало сильнее. Значит, гостей стоит ждать совсем скоро. Лер фыркнул от щекочущего ощущения в носу и потрусил к норе, устроенной в самом центре пещеры. Нависавший каменный козырек и поросший склон горы отлично скрывали вход в его жилище и защищали от непогоды, поэтому внутри всегда было тепло, сухо и очень уютно. Лежанку из еловых веток и листьев лопуха он обновлял каждое лето, и новая уже ждала своего часа в дальнем углу пещеры. Сушеные листья медоники лежали в другом углу пещеры, а в выкопанной в земле яме хранился запас ягод желтой марики. Прошлой зимой их не хватило, и стаю охватила настоящая эпидемия лихорадки. И хоть Лера никто и не винил, он все равно чувствовал себя виноватым и нынче сделал запас в два раза больше, чем обычно. Собирать ее пастью было неудобно, поэтому он ломал самые густо обсыпанные ягодами веточки, относил в нору и уже там стряхивал мелкие желтые плоды в приготовленную ямку. Там, в прохладе, они отлично сохранялись до самой весны, но обычно к тому моменту, как начинали бежать первые ручьи, от них уже почти ничего не оставалось. Зимняя лихорадка досталась им от далеких предков, которые, согласно легендам, умели превращаться и ходить на двух лапах. От них же остались и знания о лекарстве. Кислом, вяжущем язык и отшибающем нюх на несколько дней, но очень действенном. Лер проверил запас дождевой воды, скапливающейся глубоко в колодце сбоку от входа в нору, и лег на траву, подставляя морду под ласковое солнце. Пока есть время, нужно подумать о том, не забыл ли чего, готов ли к приходу зимы. Когда листья станут желтыми и сухими – придет время собирать сорошку. А там и до сбора древесных грибов дойдет. Лер махнул хвостом и дернул ухом, недовольный тем, что не может сосредоточиться. Он слышал этот запах. Тонкий, еле уловимый, но возбуждающий. Когда-то он сам пах точно также, но его время прошло. …Шаги были слышны издалека. Тот, кто шел, ничуть не скрывался. Да и тонкий испуганный скулеж был слишком отчетливым. Вышедшего из чащи большого черного волка с подранным ухом и шрамом через всю морду, Лер встретил стоя. Белый волчонок, которого пришедший держал в пасти, мелко дрожал и прятал хвост между лап. Он тихо скулил от страха, боли и того, что творилось с его телом, но чего он пока не понимал. Лер оскалился, когда носа коснулся его густой мускусный запах. Отошел в сторону, пропуская вожака стаи в свою нору, и вошел следом. Ксандр аккуратно положил комок белого меха на лежанку и повернулся к хозяину. В полумраке пещеры его глаза сияли угрозой и желанием. Лер склонил голову, подставляя шею под его клыки, и только вздрогнул, почувствовав легкую боль от укуса. Шершавый язык прошелся по шерсти, слизывая выступившую кровь, и Ксандр покинул нору. Лер слышал как он лег у порога. Запах Ксандра, смешавшийся с манящим ароматом волчонка, вскружил голову и заставил на миг шерсть встать дыбом. Ступая мягко и неслышно, Лер подошел к лежанке и лизнул мягкую и чистую шерстку волчонка. Тот перестал скулить и распахнул глаза, оказавшиеся почти такими же голубыми, как и его собственные. Будущий ойун* стаи смотрел на него мутным от жара взглядом, в котором страха уже не было. Только желание избавиться от того, что разрывало его молодое, но уже готовое к соитию тело. Лер помнил этот жар, выворачивающий кости. Тянущую боль. Страх от непонимания, что с ним творится. Стыд от того, что он не такой, как все. Но у этого щенка сильная воля. Лер рыкнул, мотнул головой и лапой перевернул волчонка на живот. Тот жалобно заскулил-застонал и ткнулся мордой в высохшие за год еловые иголки. Стоило провести языком по его спине, как короткий и пока еще куцый хвост поднялся вверх и в сторону, открывая взгляду влажную шерстку и сжавшийся вход. От сладкого влекущего запаха в горле родился глухой рык. Лер лег на пол и принялся слизывать выступающие пахучие капельки. Внизу между лап стало тяжело и жарко, но малыш еще не был готов. Он скулил почти жалобно, но тугой вход неохотно поддавался шершавому языку. Хотя стоило Леру чуть поддать носом, чтобы приподнять заднюю часть туловища, как он открылся. Лер довольно зарычал, запустил внутрь кончик языка, проверяя, а потом поднялся. Собственный член – напряженный и красный от прилившей крови на фоне белой шерсти казался слишком ярким и большим, но волчонок принял его легко. Только вздрогнул, но Лер предусмотрительно зубами стиснул его загривок. Волчонок снова заскулил, но сопротивляться не попытался, лишь слепо тыкался смешной мордочкой в его большую лапу, пытаясь облизать ее сухим языком. Хватило его ненадолго. В какой-то момент Лер двинулся слишком глубоко и сильно, и на лежанку упали редкие капли семени. Волчонок взвыл и обмяк, выпуская его из себя. Лер провел носом по его загривку, и до сознания донеслось едва различимое: «Спасибо» и почти сразу следом: «Нот. Я Нот». Лер фыркнул, дернув ухом. Смешное имя для волка. Но обычное для ойуна стаи, даже если таковым этот малыш станет не раньше, чем через пять зим, когда время самого Лера подойдет к концу. За порогом норы нетерпеливо и требовательно рыкнули, и Лер, проверив волчонка, вышел, чувствуя, как возбуждение, отступившее было, захлестывает с новой силой от горящего ревнивого взгляда Ксандра и от того, как перекатываются мускулы под черной шерстью. Перед ним таким – большим, сильным, горячим и властным хотелось опустить голову, подставляя шею в знак преданности и покорности. Лер махнул хвостом, Ксандр клацнул зубами в опасной близости от его уха и пошел кругом, поводя носом, принюхиваясь. Толкнул в бок лобастой головой, и Лер повалился на землю, подставляя беззащитный живот. Ксандр довольно оскалился и сунулся меж его лап, слизывая чужой запах. Лер заскулил от острых ощущений, замотал башкой, пятная белоснежный мех пылью. А Ксандр заворчал, приминая языком торчащий член, поводя по нему носом и шумно вздыхая. Лер забил хвостом, чувствуя, как мокнет нежная шерстка. Когда-то, когда он еще был неуклюжим белым волчонком, совсем, как Нот сейчас, ему было стыдно за собственное тело, но с Ксандром все изменилось. С ним рядом он становился течной сукой и был счастлив, чувствуя его так близко. Ксандр вылизал его живот, куснул за шею, языком прошелся по морде и отступил, давая Леру возможность перевернуться. Хвост сам собой поднялся вверх, обнажая намокшую от выделившейся смазки шерсть и пульсирующий от желаний вход. Он был взрослым волком, не раз, и не два подставляющимся вожаку, и подготовка ему не требовалась, но Ксандр все равно принялся за влажную ласку, заставляя его скулить, как щенка. И только когда вожак вдоволь наигрался с чужим удовольствием – навалился сверху, смыкая пасть на загривке и вторгаясь в ждущее его тело. Лер глухо заворчал и, как только Ксандр задвигался, начал тихо подвывать от накатывающихся ощущений. Больно–хорошо–хорошо–хорошо–ярко–невыносимо–жар–еще–сладко–еще–еще–еще–гроза–еще–солнце! Узел внутри стал большим, горячим, и Ксандр завыл во весь голос, подняв морду к небу. Лер заскулил жалобно и затих, стараясь не шевелиться. Тепло разливалось внутри, мышцы расслаблялись, и он обмяк, чувствуя себя наполненным и счастливым. И когда Ксандр наконец вышел из него и вытянулся на траве рядом, только лениво лизнул его в подраный нос. Ксандр зевнул и, придвинувшись ближе, устроил голову на его лапах, подсунув ее под морду Лера. Тот дернул ухом и прикрыл глаза, привычно проверяя, все ли в порядке со стаей и в лесу. Убедившись, что причин для беспокойства больше нет, он обратил свой внутренний взор в нору. Нот спал, похоже, взрослые игры его не потревожили ничуть. Вот и хорошо. Пусть поспит, его телу, только-только прошедшему инициацию, нужен отдых. ...В их стае белый волк рождался один раз в поколение, и не было никого, кто бы осмелился косо посмотреть в сторону того, кто был так непохож на остальных. До пяти зим он жил вместе с семьей и стаей, а потом уходил в лес, чтобы стать ойуном. Несколько лун старый ойун обучал его всему, что знал сам, передавал секреты и тайны, а потом уходил или оставался рядом, если пожелает или так захочет его пара. Лер свою пару нашел давно, а вот Ноту это еще только предстоит, ибо ойун без пары – это проклятие для стаи. Без пары, когда раз в несколько лун кровь ойуна кипит, а тело требует вязки и его запах расходится далеко за пределы леса, все самцы стаи сходят с ума. Забыв свои семьи и самок, они устраивают бои до смерти, только бы покрыть текущего белого волка. Лер зарылся носом в густую шерсть Ксандра и позволил себе расслабиться. Его вожак с ним, со стаей все в порядке. Вечером они вернут Нота домой, а потом отправятся на охоту и Ксандр снова отдаст ему сердце добычи. Хорошее лето. Хорошая жизнь.