До конца

В ночь перед ареной слишком возбужденные предстоящей бойней капитолийцы никогда не спят. Некоторые трибуты этого тоже не делают, вот только покоя им не дают не восторг и нетерпение, а печальные мысли. Обреченные переживают, боятся, молятся, а кто-то, как Блеск, курит в гордом одиночестве у открытого окна в конце коридора. Ему в этом году не повезло больше всех: на Игры вместе с ним приехала его родная сестра. Давно уже не маленькая, но для него навсегда такая, Кашмира. Блеск втягивает дым в рот, вдыхает его и медленно выдыхает. Курит он не часто и без особого удовольствия, но этой ночью никотин ему буквально жизненно необходим, как лекарство для того, чтобы успокоиться. В прошлый раз перед ареной было намного проще, наверное, потому что тогда вместе с ним на нее не должен был выходить родной и любимый человек. Его плоть и кровь, которую он защищает и оберегает сколько себя помнит. Как ни крути, жизнь — несправедливая и жестокая штука. Блеск горько ухмыляется, стряхивает пепел и затягивается снова. — Надымил здесь, — без доли возмущение произносит подошедшая Кашмира, заставляя брата обернуться. Ей не нравится запах и вкус сигарет, а еще больше то, что Блеск курит их. На правах младшей сестры она всегда делает ему замечания по этому поводу. Всегда, но не сейчас, потому что видит и чувствует, как брат напряжен и переживает. Никто по нему этого не скажет, но она знает, поэтому, пусть курит, если это помогает ему сохранять спокойствие. Дай Бог, делает он это не в последний раз. Кашмира становится рядом с Блеском, совсем близко — плечом к плечу, и какое-то время молча рассматривает ночной Капитолий, который горит всеми цветами радуги. На его улицах светло точно днем, а небо над ним периодически освящают яркие вспышки. Столица без всего это выглядит шикарно, а сейчас смотрится просто волшебно. — Красиво, — выносит она вердикт, наблюдая за танцующими на площади капитолийцами в пестрых нарядах. — Прощаются с размахом, — отзывается Блеск в ответ, делая очередную затяжку. Его сестра вздыхает, а затем кладет голову ему на плечо. Всегда так делает, когда ей грустно. Сейчас ей не то, чтобы грустно ... Хочется громко кричать, плакать и рвать на себе волосы. Ее мучает то же самое, что и Блеска. На арену они выйдут вместе, а вернется с нее, в лучшем случае, лишь один из них. Нет варианта «он и она», есть только «либо он, либо она». Эта мысль сводит Кашмиру с ума с самой Жатвы. Ведь она любит брата так сильно, как только может, и жизни своей не представляет без него. Случись с ним что, профи не соберет себя по осколкам. Да, она сильная, но для этого недостаточно. Блеск докуривает и тушит сигарету о железный подоконник. Пора ложиться. Спать никто из них не будет, но они все равно разойдутся по комнатам, где будут лежать на мягкой кровати, разглядывая потолок и гадая, что их ждет. Об арене брат и сестра не говорили и не заговорят, они не сказали друг другу «все будет хорошо» и не скажут, потому что ничего подобного не будет, в любом случае все обернется катастрофой. — Будь рядом, — произносит Блеск ничего не выражающим голосом, но его сестра знает, что так он говорит ей «я позабочусь о тебе» и «люблю». Она поднимает голову, чтобы посмотреть в любимые глаза цвета моря, и сглатывает ком, что застрял в горле. Плакать нельзя! Пусть сердце обливается кровавыми слезами, глаза должны оставаться сухими. — До конца, — кивает Кашмира, не уточняя до чьего именно, но ловя себя на мысли, что не хочет видеть смерть брата. Удар гонга этого не изменит. Биться она будет за него. До последнего вздоха.