Час как 48 секунд.

      — Занзас, где ты? — он тянет гласные, довольно улыбаясь, отправляя очередную зефирку в рот.       — Тебя ебёт это, дорогуша? — наигранная вежливость слышится в хриплом голосе. — Я в особняке, где я, блять, еще могу быть?       — Тогда прошу тебя выйти и прогуляться со мной по городу, — засмеялся белобрысый в трубку, все так же довольно улыбаясь, прикрывая глаза. Но услышав помехи, а после короткие гудки, Бьякуран тяжело вздохнул, смотря на экран и видя длительность разговора. 48 секунд. Вздохнуть, убирая.       — Ладно, хер с тобой, сам приду.       ***       Занзас не ожидал увидеть Бьякурана на пороге своего кабинета. Большинство варийцев расползлось на задания, остались только малолетний зеленый недоносок и обезбашенный блондин с манией величия. Но им, наверно, было сейчас далеко не до, якобы, «врага». Хотя некоторые люди с обоих сторон догадывались уже об их отношениях. Но все молчали. Так выгоднее.       В первые секунды в Бьякурана полетел стакан с недопитым виски, который разлился по дороге и забрызгал блондину белый дорогущий костюм. Но Занзасу было плевать. Но стакан врезался рядом с головой. В нескольких миллиметрах пролетев рядом со щекой.       — И я тоже успел по тебе соскучится, — расплылся в довольной улыбке босс Мельфиоре, без спросу присаживаясь за стол и закидывая ноги на столешницу, едва ли не перед носом у варийца. И улыбается еще так гаденько, падла. Занзас думает, что сейчас бы подтянуть его за ноги к себе, уложить на лопатки и трахать до потери пульса. Но нет. Занзас любит выжидать, даже в минус себе. Потому что после Бьякуран может многое вытворить, стоять на коленях, умоляя трахнуть его или сам же поластится губами, потрется щекой о выпирающий сквозь брюки и сочащийся смазкой член.       Но надо этого дождаться.       — Ну и за каким хуем ты приперся? — Занзас, как обычно, суров и малообщителен. Но только Бьякуран знает, насколько он красноречив во время секса. О да, эти пошлые комплименты, приказы, перемешанные с полувздохами и хриплыми стонами просто музыка для ушей блондина, от которой он готов кончать раз за разом. Улыбка уже более похожа на оскал.       — Я пришел к тебе. Я уже просто придти к тебе не могу? — наигранно удивленно приподнимая брови вопрошает Бьякуран, но после расслабляет лицо и чуть было хмурится. — Но да, если ставить вопрос так, как ставишь ты, то за твоим.       Слабая насмехающаяся усмешка.       — Не дождешься, мусор. Выметайся, — последние слова и последний глоток виски из другого стакана. Тот он специально заготавливал для, возможно, Скуало или еще какого-то мусора, который посмеет побеспокоить его. Но то, что это оказался Бьякуран он мог вполне догадаться по тому, как его парфюм забился в ноздри главе отряда убийц еще до того, как сам хозяин аромата зашел. Запах приторный, сладкий, как будто женский, но в то же время горчит и острит послевкусием спирта. Прямо как сам Бьякуран.       — Ты жесток, как всегда. Но сейчас я настроен решительно, — нахмурился татуированный, резко убирая ноги со стола и вставая со своего места и медленно подходя к Занзасу. Взгляд в упор на противника. Это было не озвученным правилом всех их игр. Блондин резко садится на колени и раздвигает посильнее ноги Занзаса. Тот лишь наблюдает за ним, вертя в пальцах пустой стакан. Ему нравится. Но сейчас рано запускать руку в его волосы или же подмахивать бедрами в такт. Сейчас ход Бьякурана и сделаешь что-нибудь, какое-нибудь ненужное движение — ты проиграл.       Поначалу с ним было тяжело. Но самолюбие Занзаса взяло свое. Он мог попусту сидеть и писать отчеты, пока Бьякуран пытался наиграться. И каждый раз придумывал что-то новенькое. Каждый раз строил из себя идеальную шлюху, но все это меркло по сравнению с ним настоящим.       Блондин расстегивает ширинку его форменных брюк и приспускает вместе с бельем. Хоть и особого ничего не произошло, но член варийца на полпути к состоянию «стояния», и Бьякуран самодовольно улыбается.       — У тебя на меня стоит?       — У меня стоит на твои решительные действия и слова, мусор.       А другого от Занзаса и не стоит ожидать. Бьякуран уже знает это и принимает. Ему даже в какой-то степени нравится эта непреклонность и отрешенность Варийского босса. Но иногда ему обидно.       Провести языком по стволу, попробовать на вкус, обхватить губами и со смачным чмоком отстранится, вызывая у варийца глухой рык. Поначалу именно так нравится блондину, но потом начинает расслабляться, заглатывать глубже и насаживаться ртом, то заглатывая чуть ли не до глотки, то совсем выпуская изо рта, иногда играясь языком и шлепая себя членом по губам и блядски смотря на партнера. Он знает, что подобный вид приводит брюнета в исступление.       Вдоволь наигравшись и, как обычно, не получив никакого повода отказывать Занзасу, Джессо, довольный собой, садится на стол, широко раздвигая ноги перед мужчиной и склонив голову чуть в бок. Искушает, сволочь. Но Занзас в состоянии продержаться еще немного.       — Бери меня сегодня как сам пожелаешь, — срывается со сладких и даже приторных на вкус губ, и зверь внутри мафиози не выдерживает, он накидывается на блондина как на добычу, на свою жертву.       Бьякурану не нужна ласка, поцелуи и прочее. Подобное он решал оставлять для сопливых дамочек. Ему нужно было чувство обладания, ему нужен был жесткий секс и сломленное тело. А Занзас вполне мог ему это дать.       Одежда клочьями летит с бледного тела, и кожа в таком освещении кажется полупрозрачной. Занзас оставляет пару кровоподтеков, вгрызаясь зубами в тело партнера, разрывая одежду и широко разводя его ноги. В ответ блондин хлестко и громко стонет, не стараясь скрываться, потому что большинство тех, кто слышал его либо не обратят внимания, чтобы выжить, либо будут уничтожены.       Боссу Варии нравятся его стоны, и вообще весь он. Такой гордый и независимый. Но еще более Бьякуран нравится ему сейчас. Подставляющийся и сломленный. Его всегда хотелось сломать, подчинить. И он смог сделать это.       Стянуть последний элемент одежды, широко развести ноги, плюнуть на член, размазать слюну по стволу и войти. Сразу же, наполовину. Больше он не воспримет, пока что. Это чертовски больно, конечно же, Бьякуран никому не может позволить прикасаться к себе, кроме Занзаса. Но это лично в собственных интересах.       Кивнув мужчине и дав понять, что он готов, Бьякуран прерывисто вздохнул. Больно, но это так приятно для его изощренного сознания, это «правильно». Боль — это хорошо.*       Толкаясь сильнее и быстрее, сразу же переходя на темп, разрывая парня изнутри своими немаленькими размерами, Занзас глухо рычал и сурово, даже с некой частью садизма смотрел на Джессо, на искаженное болью лицо и после на широкую улыбку безумия. Он более безумен чем Бельфегор, чем его мусор-братец, более безумного человека в жизни не встретишь. И ему это нравится.       Бьякуран стонет. То ли от боли, то ли от наслаждения — сейчас все равно. Но эти стоны подхлестывают Занзаса двигаться. Снова и снова.       Долго это не продолжалось, через несколько минут босс Мельфиоре кончил, тесно сжимаясь, отчего у брюнета едва ли не звезды перед глазами замельтешили, прежде чем он излился.       Выходя из еще сжимающегося нутра, вариец презрительно фыркнул.       — Убирайся, чтобы через пять минут тут не было.       Его не интересовало, что у Бьякурана нечем даже прикрыться, не то, что одеться. И Бьякуран знал это. По этому сразу же взял про запас одежду. Легкие порванные джинсы и толстовку. Посмотрел на часы. Прошел час.       И тот час как сорок восемь секунд.