Новшества

Доктор не сошелся с беконом. Доходит до того, что, когда он открывает пакет, запах сырого мяса скручивает его желудок. Доктор представляет, как бекон, шипя, брызгается и уменьшается на огне. Он бросает его в машину для отходов и открывает дверь холодильника — посмотреть, что еще можно съесть. Клара любит бекон. Или, по крайней мере, он думает, что она его любит. Это то, что они едят утром по четвергам, а это был именно четверг, и мысль, что нужно готовить бекон, была для Доктора невыносимой. Он хочет свести новшества к минимуму. Она, может быть, и видела его старые лица, но знать, что он может измениться, и увидеть это своими глазами — не одно и то же. Он должен убедиться, что с ней всё в порядке, он должен убедиться, что изменился для неё не слишком сильно. Он не знает, что бы он делал без неё. Скоро она войдёт в кухню, ожидая свой бекон. Может быть, омлет тоже подошел бы, но тогда она бы спросила, почему четверговые утра изменились, а он должен был бы сказать ей, что вещи не всегда могут оставаться прежними. Даже тот факт, что сегодня четверг, — это прихоть Клары. Нет времени во временной воронке — он уже объяснял это Кларе, — но она всё ещё настаивала, чтобы дни следовали один за другим в привычном земном порядке. Согласиться с этим притворством казалось такой мелочью , но теперь Доктор находит это раздражающим. Если бы не она, сегодня был бы не четверг, и ему не пришлось бы беспокоиться о беконе. Он помнит множество реакций на свои регенерации. Недоверие, тревога, страх, отвращение, шок. Пери не скрывала своего чувства предательства, Роза спросила, не мог бы он поменяться обратно. — Я не изменюсь обратно, — говорит он себе своим новым голосом. — Я не говорила, что ты должен, — отвечает ему Клара, стоя в дверном проёме. Она зевает и потягивается, и её одежда, натягиваясь, плотнее облегает изгибы тела. И, видимо, Доктор не так уж и изменился, чтобы не найти это занимательным. Она входит в кухню и запрыгивает на тумбу рядом с тостером. — Ты разговаривал сам с собой? Это то, чем ты теперь занимаешься? — Я всегда говорю сам с собой, — отвечает он ей, — но обычно в комнате есть кто-то ещё. Клара выглядит задетой, и Доктор мгновенно сожалеет об этой нападке. Он не раненое животное, он может вести себя лучше, чем делать людям больно, прежде чем они навредят ему. Но он всё равно не хочет извиняться. Потому что это, черт возьми, нормально, так и должно быть. Ты умираешь, ты регенерируешь, ты продолжаешь жить дальше. — Я больше не люблю бекон, — признается Доктор, подходя к краю обрыва. Может быть, она его поймает. — Что с ним не так? — Всё с ним не так! Как ты можешь есть это? И, — он нажимает голосом, будто забрасывает пенни в автомат; игра пошла, — на самом деле это никакой не четверг. Мы в безвременье, в бесконечности! И даже если бы и были дни недели, тогда… — Он останавливается и смотрит на неё в ожидании. — Я не собираюсь уходить, — говорит Клара, спрыгивая с тумбы и вступая в его личное пространство. — Дело не в беконе по четвергам. Дело в том, чтобы ты был собой. И ты всё ещё… нравишься мне. — И ты всё ещё нравишься мне, — повторяет он, дико преуменьшая истину. — Так что мы просто больше не будем завтракать беконом. — Клара отходит от него и — наконец-то — улыбается. — Это всё ещё может быть четверг, — предлагает Доктор с признательностью. — И что же у нас будет на завтрак по четвергам? — Что-то другое. — Мне нравится что-то другое, — говорит Клара, и Доктор понимает, что действительно верит ей. Она не поймала его. Она не дала упасть с того обрыва.