Полупрозрачные намёки

Love, I don't know Nothing about love, you know Hold me till the day is done All night long let's have some fun (Vanessa Paradis «Love song») Солнечное сияние по краю ставень, скрывающих пышный размаривающий полдень. Она прошла, прикрытая лишь широким белым полотенцем. Обнаружила, что смущать некого – мелкая унеслась вон из комнаты, страшно подумать куда и зачем - откуда только силы брались? Ведь только что было «Жарко, умираю, спать-лежать-на пол…» А вот стоило замаячить на горизонте перспективе поразвлечься – и всё. Готовенькая, полна сил, только скажите, куда бежать, и тут же её след простыл. Поставила колено на застланную кровать, наклонила голову, промокая полотенцем волосы – хотя сугубо что там сушить?.. На одной из подушек лежали свёрнутые аккуратной спиралью бусы. «Ага. Место забила». Она легла прямо на постель, не расстилая, как была. Одёрнула на бёдрах белую махровую ткань, прикрываясь; закрыла глаза, утомлённые ослепительным солнцем и столь же ярким отражением его в воде. Под щекой – согнутая в локте рука. Сильнее зажмурилась, отворачиваясь, задевая губами собственную кожу, - от нехватки чужого присутствия тянула досада, только не до мычания и зубовного скрежета разве. Ударила свободной рукой по подушке, так, словно в последнюю секунду передумала, поэтому даже не получилось через движение выпустить хоть какой-то пар. «Да ладно. Полчаса ж не виделись. Как она без тебя последний месяц на корабле шманялась? Это у неё выше крыши претензий к тебе – и ничего, молчит, как партизанка, мордой светит, трещит без умолку, рассказывает какой-то бред – любо-дорого смотреть и слушать». С закрытыми глазами возвращалось ощущение качки, не оставлявшее даже по прибытии на твёрдую землю. С этим чувством на берегу приходилось мириться постоянно, как правило, не обращая на него внимания. Но последние дни в море заставили вспомнить всех морских богов, да помянуть их поочерёдно всяческими словесами: по кораблю никто не шёл, а, блять, вальсировал с разной степенью грации, а чаще с полным отсутствием оной. И теперь комната как будто плавно качалась на невидимых волнах и плыла в бесконечном пространстве тишины и света. Ощущение тепла, разлитого в воздухе, успокаивало, навевало монотонную медлительную череду мыслей, переходящих в сновидения, словно притаившихся в прозрачных тенях среди высоких потолков дома. Она дремала, поддавшись успокаивающей тишине. Анна вошла (вбежала) порывисто, резко и тут же осеклась, уже медленно щёлкнула затвором двери, опираясь на неё всей спиной и оглядывая через широкий стенной проём из прихожей спящую на постели женщину. В комнату прокралась совсем бесшумно и так и улеглась рядышком, прямо в ботинках, не жалея чистоты временного пристанища. Она смотрела на спящую безотрывно, без какого-либо выражения на лице. Когда они были рядом и не нужно было никуда бежать, она постоянно смотрела на Феникса. Это было и приятно, и достаточно трудно, потому что встречать постоянно внимательный и ласковый, чуть удивлённый взгляд, чувствовать, что сейчас все твои мысли ясны другому человеку почти как свои – всё это вызывало определённое давление. Потому сейчас она пользовалась моментом, разглядывая и по-новому оценивая эту яркую красоту. Линия от плеч, по стану, талии, крутой изгиб бёдер, плавный – по стройным гладким ногам. Кожа плеч с золотистым лоском загара, совершенная форма сильных рук с узкими запястьями. Анна постоянно гладила её руки и повторяла в шутку, что та, вероятно, всю прошлую жизнь провела за давкой оливок для масла – иначе она себе эту нежную гладкость объяснить не могла. Черты лица, выдающие силу характера, властность; с волевым подбородком, резкими переломами линии профиля – ну с её лицом только такие сумасшедшие стрижки и делать, да уши во всех возможных местах переколоть. У каких викингов она стилю научилась – молчит история. Где-то в вершине дуги брови таился вопрос, всегда без слов вопрошающий. По версии Анны, вопрос был «хули ты смотришь?», но, наверное, Марко бы только посмеялась такому её предположению. Анна смотрела и думала о прошлой ночи. Они ещё были в море, в самый разгар шторма. Исполинский «Моби Дик» медленно и сильно качался на нешуточных дюнах волн. На палубу залетал океан брызг от разбитых о борт тонн воды. На корабле у всех было какое-то спонтанно зверски хорошее настроение – и совершенно неведомо почему. Кажется, всё было скверно, как никогда. Поход первого, третьего и пятого дивизиона прошёл неудачно, потери среди людей, затопили один из кораблей, добычи нет, денег нет и ещё невесть где треть первого отряда. Анна была уверена, что с предводительницей их всё в порядке. Но ей невмоготу было ждать. Ждать и не крушить всё, что было под рукой. Она не могла высидеть среди шумного веселья душного камбуза, где раненные предавались мрачному веселью уже после оказанной им первой медицинской помощи, параллельно оказывая себе дополнительную помощь в виде рома и виски. Товарищи гоготали, громко разговаривали, и под гитару пел голос с очень подходящей к случаю хрипотцой: О, Mamma Mia, теперь я сам такой же матрос, Я неделю не выбрит, я оборван и бос, Я перебью всю посуду, Я найду тебя, Mamma Mia, Я разломаю всю мебель, Я найду тебя, Mamma Mia...* На воздухе, в шуме ветра и воды, глядя на то, как бьётся и неистовствует природа, было проще: весь окружающий мир наглядно иллюстрировал то же сокрушающее отчаяние, владевшее сейчас ею. Восхищение и радость от этого разгула мешалось с болью одиночества, и Анна закричала в темноту столь часто повторяемое мысленно имя, вцепляясь холодными пальцами в ограждение, словно намеревалась услышать отклик. Когда через четверть часа утлое судёнышко, побитое всеми ветрами и жизнью в целом, с последними пропавшими товарищами нагнало их, вероятно и случился этот отклик, ответ на безнадёжно брошенный вызов. А Марко, вся такая красивая в подранной и замысловато перевязанной одежде, мокрая от морской воды, с драматичными шрамами на лице и по всему телу, экспрессивно оправдывалась перед «мелкой»: «Ты посмотри, что творится, я не могла лететь! Нет, ты хотела, чтобы я утонула, да, да?!!» Та ей ничего не говорила, стояла только с таким трагическим лицом, что через минуту Марко восклицала: «Да, ладно, я действительно должна была прилететь раньше! Только не делай такие глаза…» В итоге Анна злобно пробурчала: «А меня взять слабо было? Неудачники!», смотря на первого командира, как на врага. И уже скоро они вдвоём в обнимку шатались по беспокойно кренящейся палубе, увлечённо обсуждая красочные провалы последней недели, качаясь не то от уходящей из-под ног опоры, не то без вина пьяные любовью, хохочущие нервным истерическим смехом. - Так, иди сюда, - решительно потребовала Марко, притянув Анну за плечи. Пол в очередной раз качнулся, и они красиво полетели в стену. Марко в последний момент уперлась ладонями о стену, чтобы не врезаться в Анну, которую, кажется, вся эта ситуация немало забавляла. - Fuck, как прикажете поцеловать девушку после долгой разлуки? - А никак! – комически вскричала Анна. Посоображала. – Вероятно, очень… - Её шатнуло, и уже теперь она полетела на Марко, едва не падая на пол. - …быстро! - Да что ж такое-то!! - Когда пишут: «О, морская романтика!..», ты не верь им, они нагло врут! - Что предлагаешь? - Мм-м… Сразу лечь? - Можно. __________________________ * Сплин «Мамма Миа» *** Без единого предупреждающего движения Марко открыла глаза. Светлые на загорелом лице, они придавали её взгляду особую ясность и проницательность. Она молча смотрела, с незыблемым спокойствием, но извечный немой вопрос, кажется, был тут как тут. - Ты, наверное, только и слышишь, какая ты охуительно красивая, да? - произнесла Портгас, у которой, как всегда, что было на уме, то вскорости оказывалось на языке. Нахмуренные брови, типа, «ты чё, смеёшься?», а потом улыбка и смешок, скрывающий некоторую смущённость. - Да от этих чурбанов разве дождёшься? Ну, вроде по лицам их можно догадаться, что их всё устраивает, но ничего круче «крошка, какая смачная задница!» я не слыхала уже давно. - А как же Сатч? - А, ну вот разве что Сатч. Но у него вообще язык подвешен. А так, спасибо девчулям из медсанбата, хоть они могут заценить плоды работы над собой. - А медбратья? - А медбратья меня критикуют. У них, видите ли, укладка лучше. - Ну, знаете ли!.. – горячо воскликнула Портгас, приподнимаясь на локте. Кажется, её этот вопрос сильно задевал. – С их завышенной планкой они могут привередничать сколько угодно. Вот оставить их одних на корабле – я бы посмотрела на них через недельку-другую нашего отсутствия. - Чё ты с такими кровожадными глазами? Собралась уже бежать – пообрывать всем нашим феечкам крылья? - Да фиг с ними, пущай неощипанными ходят. - Тебе они тоже высказали своё критическое «фи»? - Нет! Но я страдаю за идею. - Страдалица... Так! Оставь полотенце на месте. - Да зачем оно тебе?! - Для приличия. - Для чего, прости? - Эй, эй, эй!.. Я уже голая, а ты ещё даже не разулась. - Нужен скоропостижный стриптиз с моей стороны – ты только намекни. - Я тебе щас намекну. Полупрозрачно, - угрожающе пообещала блондинка, расстёгивая на Анне шорты и с такой силой сдёргивая их, что уронила ту на постель. Портгас радостно хохотала, выгибаясь и вскидывая бёдра, чтобы помочь раздеть себя. Самое сложное было разуть, а остальное - дело минуты. С шеи её топ сваливался при минимальном воздействии постороннего: нужно было лишь потянуть за ленту. Ткань спала, оголив незагорелую до молочной белизны грудь – Марко потянулась, обеими руками заправила Анне волосы назад. Та ожидающе подняла лицо, прикрывая глаза. Марко поцеловала её лишённым вкуса поцелуем, ещё раз взглянула на чёрные ресницы, блёклую россыпь веснушек и приоткрытые губы – ну чем не картина экстаза? – и языком прошлась по открытой шее до запрокинутого подбородка. Красивой и беззащитной она казалась ужасно. Девушка ахнула, в этом звуке слышалось наслаждение, готовность к удовольствию. Сама потянулась с поцелуем к тёплым мягким губам, после – ниже ключиц, где-то в верхней точке татуировки. Марко наблюдала за ней из-под полуопущенных век, придававших ей томно-ленивый вид; мягко качнулась навстречу, когда девчонка, глядя ей в глаза невинно-вопрошающе, скользнула языком вниз по груди. Тонкие загорелые руки Анны легли ей на бёдра, а сама девушка целовала полные, ложащиеся приятной тяжестью в ладонь, груди. Языком кружила по коричневатым ареолам, щекотала и посасывала соски. Марко ничего не говорила, но мягкий, ласкающий взгляд и тихое, но уже прерывистое взволнованное дыхание поощряли не меньше слов. Анна тем временем подушечками пальцев легко провела по животу, полновесным округлым бёдрам, по нежной горячей коже спустилась ниже – очень даже решительно ниже. Феникс ахнула, невольно качнулась бёдрами, ведомая этим движением, желая продлить и усилить ласку. Анна неспешно, иногда на грани невесомости, иногда сильнее и настойчивее поглаживала её клитор, потирая и надавливая. Марко вздрагивала и жмурилась, улыбаясь и прикусывая губы. Решительно забрала инициативу: обхватила растрепущую голову руками, притянула, целуя уже горячо и страстно. Зацеловывая, уложила Портгас на спину, ложась сверху, ластясь и прижимаясь к гибкому девичьему телу, горячему от скрытого в нём огня, поражающему прохладой бёдер и ступней. Находясь в приятном беспамятстве полубезумия, Анна вдруг поймала задумчивый взгляд подруги, как будто в чём-то её оценивающей. - Что-то задумала? – спросила Портгас, не умея ходить вокруг да около. - Я хочу делать с тобой плохие вещи. - Тоже мне новости, - начиная смеяться отвечала Анна. - Такие, какими на втором свидании не занимаются. - Это смотря кто считает. - Верно… - Она приподнялась, удержав инстинктивно двинувшуюся вслед за ней девчонку. – Твоё дело – лежать… - И получать удовольствие? - Нет, это потом, - пусть и вскользь, но многообещающе проговорила Марко. – А сейчас поработаешь. - Ротиком? - Языком и губами – в частности. Заткнёшься заодно. Анна, вся в ярких красках смущения и радостного испуга рухнула обратно головой на подушку. В улыбке Марко было столько добродушия, что злорадство можно было только угадать. Она придвинулась ближе, становясь коленями по сторонам от головы девушки, осторожно, но ловким, почти грациозным движением. Анна мимоходом представила вереницу соблазнённых той девиц. Почему-то они только и были заняты вещами, с которыми она раньше не сталкивалась. Она ещё раз нервно обрывисто рассмеялась и, уже уплывая куда-то сознанием, скользнула по оказавшимся так близко половым губам. Она ласкала клитор, пробираясь языком дальше, слизывая вяжущую тягучую жидкость, мягко целовала складки кожи вокруг. Как кружащий танец. И руками тискала упругую плоть ягодиц, сильные гладкие ноги. Марко держалась за спинку кровати, порой быстрым движением руки убирала падавшие на лицо волосы, откидывая их назад. Вся её фигура, с гладкими локтями округлых рук, поднятыми грудями и страстным разгорячённым лицом, была полна силы, влекла к себе. Её хотелось. Анна не очень хорошо понимала, что, чёрт возьми, творится, но следовала её движениям, слушала прерывающийся голос и сама почти горела, распалённая, не зная, как вынести все эти нарастающие стоны, сам звук её голоса. Ритм страстей приутих – Анна вглядывалась в раскрасневшееся лицо блондинки, ленивой и медлительной; жадно проследила за тем, как она нарочито соблазнительно, и с некоторой ленцой сжала и огладила свою грудь, провела по животу, выдыхая сладко: - Хорошая девочка. - Плохая. Марко довольно хмыкнула, не имея уже ничего против того, что к её девушке возвращается обычная говорливость. - Ну что ж… - Она демонстративно размяла шею. – Моя плохая-хорошая… А сейчас я покажу, как надо! Подтянула её к себе поближе – Анна радостно завизжала на весь дом, – развела её колени. *** Солнце нависло над горизонтом, отражением своим блескуче переливаясь в волнах, раскачивающих ходуном привязанные у набережной лодки. Эти блики давали колышущиеся отсветы и целую рябь солнечных зайчиков на белый потолок комнаты. Окна к вечеру были раскрыты настежь и, хлопая время от времени створками, то выпускали на улицу облако раздуваемых занавесок, то втягивали его вовнутрь, усиливая игру света и прозрачных теней. Спала дневная всепобеждающая жара и ветер с моря дал остыть разгорячённой влажной коже. - Такому мальчики из медсанбата не научат, а? – ласково и лукаво заглядывая в удивлённо распахнутые карие глаза, произнесла Марко. - Они?.. – Анне требовалось время, чтобы обрести способность связно мыслить и дать произнесённой фразе достичь своего сознания. – Нет. Нееее-е-е! Ты с какой затонувшей Атлантиды эти многочисленные знания приобрела? - Почти угадала с «затонувшей». Была у меня одна русалка… - Врёшь! - Вру. Но тем не менее!.. Слушая, как смеялась Феникс, можно было заранее смириться с тем, что весь вымысел в её устах будет звучать, как правда, а правда – как волшебная сказка.