Бесповоротная ошибка.

      Это будет последнее письмо, написанное моей рукой, так как очень скоро меня не будет в живых. Я хочу поведать о том, что все, пусть даже самые глупые желания, возникшие и исполнившиеся совершенно спонтанно, перевоплощаются в громадные ошибки, из которых вряд ли найдется выход или решение. И мы всегда после того, как совершаем ошибку или преступление, осознаем свою вину и хотим раскаяться, но уже очень поздно, и нам от этого становится невыносимо страшно.       Уже в который раз я гляжу с неприязнью на это пыхтящее надо мной старческое лицо. Мне до ужаса противен этот старик. Как только у него еще встает? Тоже мне, нашел себе мальчика! Особенно меня приводит в бешенство его вид, когда он кончает. Такое усердие, словно он выполняет какую-то трудную работу. Чуть вздрагивающее, нависшее морщинистое веко смотрит куда-то в пустоту, а по всему красному лицу проходит напряжение, чего я терпеть не могу!       И вот - он кончает прямо внутрь меня. Он всегда поступает так и никогда не пользуется презервативом. Ненавижу все это вымывать. Все же, как он меня раздражает. Я знаю все его однообразные действия наперед: закурит, нелепо пошутит, обнимет или ущипнет меня, а затем предложит поспать, устало сославшись на трудный день.       Действительно, он закуривает сигарету и начинает густо дымить. Я, задерживая дыхание, терпеливо жду, пока он докурит. Ненавижу этот противный запах, но еще больше старика. После недолгого исступления он шутит насчет какого-то случая на работе. Но я его не слушал. Яростная ненависть мощно кипела во мне. Зная, что он сейчас притронется ко мне, мне хотелось его убить. Дикий соблазн одолевал мной: больше не слышать его тихого голоса, не видеть усталых движений, не жить вместе с ним в одной квартире. Не быть перед кем-то должным.       Он тушит сигарету с задумчивым взглядом и тянет ко мне сморщенные руки с желанием обнять. Но я не даюсь. Я быстро хватаю старика за шею двумя руками и начинаю свирепо душить. Я просто обезумел от бешенства. Он глядел на меня выпученными глазами и с трудом тянул ко мне руки в надежде прекратить эту несуразицу, но у него это не получалось. Я продолжал душить его с огромной злостью. Лицо его изрядно покраснело и стало отливать багрово-синим. Я хладнокровно смотрел на его беспомощный умаляющий взгляд и продолжал совершать это гадкое преступление. Я не думал ни о чем: ни о последствиях, ни о наказании. Мне просто жутко хотелось сделать это - убить его, а затем принять наркотик. Старик пробовал закричать, но у него только выходили слабые кряхтящие звуки. Вдруг все это закончилось. Старик больше не сопротивлялся. Его черты лица заострились; конечности больше не вздрагивали. Я отпустил его шею и посмотрел на него в замешательстве.       Он лежал неподвижно. Лицо еще изображало страдание, взгляд был отсутствующий и даже пугающий. Я отвернулся от него и, вздрагивая, пошел к своей куртке. Достав из кармана сверток с метадоном, я принял моё "лекарство". Мне было плевать, что я нахожусь в одной комнате с еще не охладевшим трупом. На тот момент мной владела зависимость. После того, как я почувствовал тот самый приятный эффект, все моё тело прониклось столь привычным блаженством. Раскаиваться в содеянном я пока не думал, все мои мысли были о наркоте. Я просто расслаблялся, хоть и опасался смотреть на безмятежное тело, лежащее на кровати.

***

      Как только я очнулся от того самого приятного наркотического сна наяву, то почувствовал, что обнимаю что-то твердое. И тут я вспомнил, что произошло. Я обнимал труп старика. Тревожно вздрогнув, я поднялся и сел. Хоть я и не хотел об этом думать, но всё равно настойчивая пара троек мыслей проникала в моё подсознание. Труп лежит рядом со мной. Тут я по-настоящему испугался и боялся на него посмотреть, хоть и невольно хотелось. Наконец, решившись посмотреть, я медленно поворачиваю голову и вскрикиваю от ужаса. Старик был уже полностью синий. Его лицо исказилось, хоть и, казалось бы, оно было такое же, как и тогда, но нет: оно ужесточилось и смотрело с каким-то укором прямо на меня. На горле виднелись синяки и следы моих пальцев. Рука, казалось, указывала на меня. Мне стало не по себе, и я действительно начал раскаиваться, или, может быть, это плод моего воображения? Даже если и так, то я все равно не мог воспринимать это хладнокровно как вчера. Тут я вспомнил, как этот старик обращался со мной. Он нашел меня заблеванным и спящим на тротуаре и привел к себе домой. Он был очень добрый и щедрый, а я... идиот. Я был у него на содержании и совсем не работал - он был не против. Мы жили на его маленькую зарплату, которую я воровал и покупал наркотики в тайне от него. И это моя благодарность за его бескрайнюю доброту? Я не смог бросить наркотики, и вот к чему это привело. Я снова неистово закричал и горько заплакал в этой удручающей тишине...