Это странное

Жизнь для Оливера Вуда делилась на квиддич и не-квиддич. Под вторую категорию шли: уроки, домашние задания, подготовка к экзаменам… в общем, всё, кроме матчей и тренировок. В команде Гриффиндора, само собой, все любили квиддич. Но Оливер Вуд квиддичем жил. Он терпел, вертясь волчком за партой, чёркая пером на пергаменте в гостиной, - ради момента, когда можно выйти на поле. Глубоко, до боли вдохнуть свежий острый воздух. Оттолкнуться, что есть сил, от земли и взмыть в небо. За ветер, бьющий в лицо, за чувство полной, одуряющей свободы Оливер готов отдать всё. Он не мыслит себе дня без метлы, простора неба над головой, ветра, свиста мячей в воздухе. Без мурашек от кончиков пальцев по позвоночнику, когда к кольцам летит охотник врагов. «Наш чокнутый капитан» - прозвали его близнецы Уизли. Ну, ещё бы – не проглотив завтрака, летит на поле; в пять утра подняв команду, летит на поле; в дождь, в солнцепёк и ледяной ветер – летит на поле. Конечно, ребята из команды Гриффиндора любили квиддич. Но понять, до конца понять, привязанность Оливера Вуда не мог никто. А он, на метле в десятках метров над землёй, просто чувствовал себя до одури счастливым. Правда, кое-что портило Оливеру радость от квиддича. В общем – команда Слизерина. В частности – Маркус Флинт, её капитан. Когда в первый раз они пожали друг другу руки, Флинт схватил ладонь Оливера так, словно хотел раздавить. Впрочем, какое «словно»! С тех пор это стало традицией – попытка сломать пальцы перед каждым матчем. Больше всего Флинт напоминал Оливеру тролля. Огромного, бесчувственного, сильного и мерзкого до тошноты. Одна улыбка чего стоит – кривая, наглая, Малфой тихо стоит в стороне… Но Флинт – не просто тролль, он – жестокий тролль. Сколько раз команда Слизерина, по его приказу, сбивала гриффиндорцев с метел, зажимала в тисках, выбивала мячи из рук… Оливер ощущал, как внутри него ворочается дракон, стоит Флинту возникнуть рядом. И пусть молча – вовсе не нужны слова, самим фактом, что он, поганый тролль, существует, Флинт бесил Оливера. Бесил. Бесил, бесил, бесил. Очень быстро из роли «враг» Флинт перешёл в стезю «соперник». Оливер стал замечать, что, на самом деле, он играет теперь не против команды Слизерина – против Флинта. Доказать ему. У него, Оливера, - то есть, конечно, у Гриффиндора, - охотники лучше слизеринских, и защита надёжней, и Поттер ловчей Малфоя, и… Однажды, глянув вниз с метлы, Оливер обнаружил Флинта на трибуне, вразвалочку, скалящего зубы. И будто волной горячего огня опалило изнутри – Оливер наорал на Уизли, раскритиковал Алисию и лично ловким ударом отбил трудный мяч от колец. Лучший момент в жизни Оливера – определённо тот день, когда он – то есть, само собой, команда Гриффиндора, - показала слизням, кто лучший, когда увела победу прямо у них из-под носа. Будут знать! Будешь знать, Флинт! Соперник. Нет, не так вовсе – лютый, кровный враг. Доказать ему, показать ему, поставить на место… Всё внутри, вспыхивая, захватывало азартом, сердце рвалось из груди, огонь гнал кровь по венам – когда он смотрел в лицо Флинта, летящее навстречу к нему. Оливер не мог бы сказать точно, в какой день поймал себя на новом. Странном. Непонятном. На том, что он смотрит на Флинта. Везде - с метлы, с трибуны, в Большом Зале, в коридорах, всегда… Ищет глазами капитана сборной Слизерина. И, отыскав, не может больше оторвать от него глаз. Нет, пытается, конечно, - но не может. Словно Флинт одурманил его зельем. Смотрит, смотрит и смотрит – на эти волосы, глаза, кривую черту улыбки, широкие плечи… «Он – мой соперник» - так объяснял Оливер себе. Но, впрочем, чувствовал – неправда. Не поэтому. Много лет в период не-квиддича Оливер думал о квиддиче. Планировал. Строил новые планы и стратегии. Вспоминал игру. И так – до момента, когда, наконец, можно выйти на поле и взмыть в воздух. Но теперь, если бы кто попробовал применить легиллименцию к Оливеру, он бы прочёл в его голове следующее: квиддич-Флиньт-квиддич-Флинт-квиддич-Флинт-Флинт-Флинт… Мысли Оливера, вдруг, стали делить поровну квиддич и Флинт. И Флинт, кажется, перевешивал. Оливер сам себе поставил диагноз – псих. И прочно запер имя Флинта в дальнем углу своего сознания. Псих. Чем иначе объяснишь глупые мысли и поступки ещё глупей? А Оливер совершил много глупых поступков. К примеру, следил – издалека, конечно, - за тренировкой слезиринцев, а если быть честным – за фигурой Флинта на метле; пялился на стол Слизерина-в спину Флинта; стоял, не пойми зачем, перед кабинетом истории магии, где у Флинта был урок, пока Бинс не закрыл дверь. Оливер запутался. Зачем он делает это? Что вообще творится с ним? Болезнь стала понятна позже, после матча Слизерин-Гриффиндор. Наглецы Уизли взорвали в раздевалке хлопушку – «в честь победы, Ол!» - и, как следует поорав на них, Оливер не успел переодеться. Раздевалка была пуста, когда он, чертыхаясь, выбрался на воздух. По земле барабанил дождь. Мелкий, холодный и препротивный – ясно, почему на улице никого нет. Оливер проклял хлопушки, близнецов Уизли и весь мир и пошёл по тропинке к замку. Но, сделав два шага, замер. Впереди, в мутной мокрой дымке, маячила фигура Флинта. Конечно, его – огромная, с метлой, закинутой на плечо. Флинт двигался к замку. И у Оливера – вдруг, само собой, - вырвалось: - Марк! Не Флинт. Даже не Маркус почему-то – Марк… Странно звать его так. Мурашки прыгнули сверху вниз по позвоночнику Оливера. Флинт остановился. Кажется, через дождь и ветер он не должен был услышать – но услышал и замер, обернувшись. Холодный дождь бил в лицо Оливеру, заливая глаза. Он с трудом различал Флинта, его лицо, мантию… Бросит что-нибудь, наверняка, язвительное, грубое – и уйдёт, как всегда. А может, потом ещё ударит Вуда за это глупое «Марк». Но у Оливера всё внутри, сжавшись, ухает вниз, когда Флинт идёт к нему по мокрой траве. Быстро, размашисто, шаг за шагом. Оливер, сам не зная, почему, отступил назад. По-детски, глупо, глупо, глупо… А потом мыслей не осталось. И воздуха. И здравого смысла. Только взрыв, фонтаны искр в груди, горячих, острых. Марк схватил Оливера за плечи, больно, впившись ногтями, толкнул к стене раздевалки и прижался губами к его губам. Оливеру казалось – его ребра сейчас разорвёт. Потому, что Марк до боли стиснул его, вжимая в стенку? Потому, что сердце в груди билось, как бешеное? Но руки Марка, так же быстро и резко, разжались. Отпустив гриффиндорца, он исчез за стеной дождя. После того дня мир для Оливера перевернулся с ног на голову. Но Хогвартс стоял. Но всё шло по-прежнему. И то, что было у квиддичной раздевалки, не помешало Марку треснуть Кэти битой по голове, загнать в кольца Вуда пару мячей, усмехаться с трибуны на тренировке Гриффиндора и ходить, как раньше, с каменно-невозмутимым лицом. Ни одного раза. Ни одного чёртова раза Марк не бросил взгляд на Оливера. Ни разу не заговорил с ним. Ни жестом, ни словом не намекнул, что теперь всё будет иначе. Встречи с глазу на глаз с Марком Оливер мог пересчитать по пальцам. Первая – тогда, у раздевалки после квиддича. Вторая – опять же у раздевалок: Оливер пытался поймать Марка, когда он, без толпы слизней, шёл к замку; но тот, не глядя, прошёл мимо. И третья – у озера. Оливер сидел там один, пропуская обед, – кусок не лез в горло. Сидел, пялился на ровную гладь воды и злился – на Слизерин, на Марка, на мир… Вдруг – сзади, до мурашек знакомый голос: - Вуд. Всё внутри Оливера, вспыхнув, вытянулось в струнку. Он не оглянулся. Марк сел рядом с ним на траву. Трава. Озеро. Тишина. Марк. Странно и, кажется, ненормально – вот так быть с ним, будто они друзья, просто решили передохнуть после урока истории магии. Странно и, кажется, ненормально – не слышать от Марка привычных насмешек, не видеть едкой ухмылки на лице. «Мир сошёл с ума» - решил Оливер. Ему казалось – с того дня он и ждал встречи, вот такой, лично, чтобы спокойно поговорить. О чём? Чтобы спокойно обсудить. Что? Фразы, которые Оливер заранее придумал в голове, лопнули, будто воздушный шар. Пусто. А язык – словно прилип к нёбу, ни звука не издать. - Когтевран неплохо играл в последнем матче, - ляпнул Оливер. И едва не схватился за голову. Мерлин, Вуд, что ты несёшь, какой Когтевран, какой матч? Боги… - Да мы порвём их, - кратко, по традиции, ответил Марк. А Оливер не смог бы сказать, как вышло, что с двух фраз они заговорили о квиддиче. О стратегиях. О любимых командах. И вроде, кажется, обычное дело – сколько раз Оливер горячо обсуждал эти темы с близнецами Уизли, пытался обсуждать с Перси, но Марк… Отвечать ему, спорить с ним… «Мир сошёл с ума» - повторно решил Оливер. Один раз, оторвавшись от глади озера, он глянул на Марка. И едва поверил своим глазам. Где он – тролль, враг, с наглой ухмылкой или полным отсутствием выражения? Глаза Марка, чуть заметно, правда, - блестят. Губы – почти улыбаются. И пусть они с Оливером по привычке язвили, подкалывали друг друга … он нормальный сейчас. Он другой. Вспомнив вдруг, что Перси ждёт его в гостиной для чего-то там, Оливер неловко поднялся. Неловко буркнул, мол, пора мне, и хотел уже уйти-сбежать… но Марк резко схватил его за рукав мантии, потянув к себе. Оливер не успел удивиться. Губы Марка впились в его губы. И мир сошёл с ума окончательно. А на завтра всё снова – по-прежнему. Марк ходит, окружённый слизнями, не смотрит на Оливера, вредит команде Гриффиндора. Марк – само спокойствие, его лицо, как прежде, не сообщает эмоций. Есть ли они, эмоции? Не поймёшь. Сначала Оливер разозлился. Потом – взбесился. Потом – сделал попытку поймать Марка для разговора. Потом – махнул рукой. Потом – тысячу раз обдумал, а было ли что-то у них, а значит ли это что-нибудь для Марка? А потом – привык. Потому что день сменялся днём, и всё – в идиотском, нелогичном, глупом ритме. Марк не обращает на него внимание. Марк целует его. Марк молча проходит мимо. Марк говорит с ним. И непонятно, где – настоящее, где – правда… да ничего, чёрт возьми, непонятно! Ни раз Оливер думал – встречайся он, к примеру, с Алисией Спиннет, всё шло бы иначе. Понятно. Просто. Легко. И он спал бы по ночам, не вертясь с боку на бок, не думал бы, не гадал, не сомневался… Но, с другой стороны… Только рядом с Марком кровь Оливера вскипала, сердце стучало бешеной дробью, огонь опалял внутри – словно он там, в небе, высоко-высоко, летит, и ветер в ушах, и свобода, бесконечная вечная свобода. Разве с Алисией, с Кэти – было бы так? С любым другим человеком на свете – было бы? И только Марк, один из всех, мог понять привязанность Оливера к квиддичу. Нет – саму жизнь, полёт, свободу, ветер в лицо, небо над головой… Они много раз говорили с Марком о квиддиче. По блеску глаз, по почти-улыбке, по тембру голоса – Оливер понял, что Марк, как он, живёт квиддичем. Не играет – живёт. Оливер не знает, каким словом назвать «это странное» – между ним и Марком. Не знает, кто он для Марка. Не знает, что будет делать в Хогвартсе, когда Марк уйдёт из школы. Не знает… Оливер ничего не знает – и, чёрт возьми, эта неопределённость бесит его. Он готов порой отобрать у Фреда Уизли биту и врезать Марку промеж глаз. Готов сказать себе «да ну его», и покончить с этим. Но тогда он думает, что «это» - Марк. И забывает о любой неопределённости.