Август - начало смерти. Последний момент перед Вечностью. Говорят, в миг конца человеческим организмом вырабатывается огромное количество гормонов счастья. В конце ты будешь счастлив. У тебя будет собственный август. Помни это.
Она встречает его в одном и том же месте уже многие годы: спина напряжена, голова опущена, ладошки зажаты между коленями, искусанные губы сжаты - каждый раз она боится, что встречи больше не будет. В голове у Хосока всегда вспыхивают тысячи вопросов. Почему ей до сих пор не надоело? Почему она всё ещё ждёт его? Почему не нашла себе кого-нибудь лучше? Девушка поднимает взгляд вверх, вскакивает со своего места, порывисто обнимает его и улыбается. Так, что хочется упасть ей в ноги и долго-долго просить прощения, захлёбываясь в обещаниях и... - Я скучала по тебе, Хосок. ...рядом с ней ему хочется жить. Хосок улыбается в ответ.***
Недостаток света - это серьёзно. Заболевание, приравниваемое к раку головного мозга, начало свою работу незаметно: сначала увеличилось число больных депрессией, потом у них по непонятным причинам выцветала и холоднела кожа, окрашиваясь в холодный цвет металла, а затем люди умирали, в момент смерти распространяя инфекцию дальше. Семьи, деревни и целые города оказались под угрозой вымирания, шаг за шагом превращаясь в общины ходячих трупов с прозрачными глазами. Медицине этот новый вид инфекций оказался неподвластен. Решено было всеми силами пытаться сохранить благоприятный эмоциональный фон в мире, чтобы снизить риск заболевания, но люди теряли всякую веру, проходя мимо домов с заиндевевшими окнами. Все знали, что в таких домах живут практически мёртвые, чьи тела, пытаясь остановить распространение инфекции, вырабатывают не тепло, а холод, сохраняя крохи жизни на несколько лет. Никто из заразившихся не рассчитывал на выздоровление, пока в один из Центров помощи населению не поступило сообщение о мальчике, который каким-то образом исцелил свою мать. Так появились они. Генераторы. Лучи света, в прямом и переносном смыслах. Люди, способные отдать часть своей энергии через телесный контакт другим, без ущерба для собственного организма. Люди, рядом с которыми хотелось находиться даже абсолютно здоровым, люди, к которым тянуло животных, которых любили маленькие дети. Люди, на которых держалась судьба всего человеческого рода. Йери болела уже почти пять лет и, честно говоря, не надеялась найти донора. Когда на обследовании при переходе в среднюю школу ей сказали, что света в её крови осталось максимум на семь лет жизни, она жалела только о том, что мама так и не увидит внуков. Всем заразившимся детям школьного возраста надлежало перейти на домашнее обучение со специально подготовленными Центрами учителями. Чаще всего они отбирались из уже вылечившихся людей с приобретённым иммунитетом. Желающих помочь с каждым годом в Корее становилось всё меньше, многие уезжали волонтёрами в другие страны, не вынося вида угасающей родины. Звонок с поздравлением из Центра оказался для девушки чем-то сродни тюльпанам в январе. Она будет жить. Кем бы ни был её генератор, Йери уже мысленно благодарила его. Хосок получил направление в семью Ким сразу по возвращению в страну. Ему хотелось восстановиться после долгого перелёта и не менее долгой работы заграницей, но в такой ситуации об отдыхе и речи не шло. Количество больных всё увеличивалась, и хотя официально всё было под контролем, трудиться приходилось в разы больше, чем в первые годы. Хосок мог не спать по нескольку дней, помогая закреплённым за ним людям. Одного трёхмесячного курса было достаточно, чтобы болезнь никогда не возвращалась, но постоянные переезды с места на место и ненормированный рабочий день очень выматывали парня, не способного отказать в помощи плачущим матерям, прижимающим к своей груди бледных малышей. Машина остановилась перед маленьким двухэтажным домиком. За жилищем явно ухаживали: газон был аккуратно подстрижен, деревянный забор и почти весь второй этаж оплёл декоративный плющ, парадная дверь выкрашена в тёплый песочный оттенок. Всё буквально звало свет вернуться: жёлтые занавески на многочисленных окнах, подсолнухи, растущие рядом с крыльцом, глицинии, скрывающие спрятанную в глубине сада лавочку цвета мартовских тюльпанов, рядом с которой были разбиты клумбы с яркими цветами. В таком месте хотелось остаться навсегда. Если бы не мороз, разукрасивший окна своим ледяным узором. Девушка, открывшая Чону дверь, мало походила на пышущую жизнью малышку с фотографии, которую ему показали в Центре, когда объясняли детали и историю болезни. Эта девушка была бледной копией самой себя: глаза выцвели до бледно-зелёного оттенка, кожа местами начала сереть, некогда персиковые волосы сейчас сияли абсолютной белизной. Она казалась смертельно уставшей, даже простая вежливая улыбка давалась ей тяжело. - Проходите, пожалуйста, мы очень вас ждали, - пригласительный жест слабой руки гостеприимно указал ему в глубь дома. - Вы ведь Хосок, правильно? Я Йери. Хотите поужинать с нами? - Очень хочу, но сначала предпочёл бы провести первый сеанс. После него вам станет значительно легче передвигаться, - сердце парня болезненно сжалось при виде хрупкого существа, хватающегося за дверь в попытке не упасть. - Вот, возьмите мою руку, я помогу вам дойти до вашей комнаты. Вы только направление скажите. - Второй этаж, первая дверь слева, - Йери с облегчением приняла протянутую руку. - Спасибо. Что было дальше, она уже не запомнила. Когда она открыла глаза, Чона рядом уже не было. На тумбочке стояло маленькое зеркало, из которого на неё изумрудными глазами смотрела милая шестнадцатилетняя девушка, в которой Йери отказывалась признавать себя. В последний раз она видела своё отражение в одиннадцать, как раз перед первыми признаками болезни. Когда все краски ушли из её тела, желание любоваться собой окончательно пропало. Йери попыталась встать и с удивлением обнаружила, что это даётся ей очень легко, как если бы она проглотила дюжину воздушных шариков. Пропажа обнаружилась в саду: Хосок сидел на лавочке и нежно укачивал ребёнка, которого, видимо, попросила вылечить живущая через два дома молодая мать. Его ладони мягко светились, и Йери при виде этой картины испытала что-то похожее по ощущениям на полёт. Хосок поднял глаза на крыльцо и встретился взглядом с зачарованной происходящим девушкой. Вселенная внутри них рушилась и возрождалась заново. Одна на двоих. Хосок волшебный, Хосок тёплый, Хосок улыбается так, что вся жизнь "до" кажется пустым шелестом листьев на деревьях. Йери тайком выбирается в сад, чтобы понаблюдать за его работой, и понимает: он - самое лучшее, что могло с ней случиться. Хосок делает вид, что ничего не замечает, крепче стискивает маленькие ладошки мальчика, которого привела слёзно упрашивающая помочь соседка, и благодарно улыбается, когда Йери протягивает ему поднос с малиновым чаем и булочками с апельсиновым джемом, в очередной раз заставляя её задыхаться от нахлынувших чувств. Ощущения совсем не такие, как при удушье от нехватки кислорода из-за пониженной температуры, Йери хочется летать, бегать, кричать миру о том, что посмотрите на него, это самый лучший человек на всём белом свете, Йери хочется одновременно плакать и смеяться от счастья. Донор живёт у них уже два с половиной месяца, а она не знает, как могла существовать без него раньше. Ежедневные сеансы передачи давно превратились в самую долгожданную часть дня: тёплые руки на плечах, тихое "дыши глубже" и фейерверк эмоций, когда***
Они сидят в саду уже несколько часов в абсолютной тишине. Мать Йери недавно переехала поближе к своему офису, поэтому с присутствием Хосока это место перестаёт казаться огромным и чужим. Он гладит её волосы, вдыхает привычный запах и впервые за долгое время ощущает себя дома. Ему уже никогда не удастся вернуться к ней насовсем. Остаться здесь, в уютной тишине ставшего родным дома, остаться рядом с самым дорогим на свете человеком, но бросить при этом всё, к чему стремился - признание собственной слабости. Принятое тогда решение уйти далось совсем не так легко, как казалось. Но оно подарило возможность чувствовать себя на своём месте. Хосок благодарен за способность находить своё место в самых разных частях мира. - Что это? – Йери берёт его за руку, закатывает рукав чёрной толстовки повыше, внимательно рассматривает сделанную не так давно татуировку и замирает, всеми силами стараясь подавить слёзы. На запястье Чона красуется короткая фраза на китайском. «Ta shi wo de jiu yue». «Она - мой август».***
Остаток месяца пролетел мимо мутным сном, слишком быстро, чтобы успеть грустить. Подготовка к новому учебному году в построенной специально для больных детей школе заняла всё время, не оставляя ни капли для раздумий. Йери устроилась туда на работу пару лет назад и отдавала ей все свои силы. Когда мама приехала навестить её и не обнаружила в доме мужа своей любимой дочери, она по привычке задала повторяющийся из года в год вопрос, ответ на который знала наизусть: - Он... Он где-то. "Где-то" - самое точное, что Йери известно о его местоположении. Но она уверена, что Хосок сейчас помогает кому-то, спасает чьи-то жизни, а значит - счастлив. Как и она. «День был долгим без тебя, мой друг. И я расскажу тебе обо всём этом, когда мы увидимся снова».