Трудности пересдачи

Профессор Джеймс МакЭвой — настоящая головная боль и заноза в заднице. Нет, не поймите неправильно, Майклу его преподаватель в общем и целом нравится. Если держать дистанцию в два метра как минимум и не общаться с ним дольше пятнадцати минут в неделю. Два метра и пятнадцать минут — предел, после которого очень трудно побороть желание повалить невыносимого профессора на пол и либо надавать по шее, либо трахнуть качественно и со вкусом, до искр из глаз и подгибающихся коленей. У Джеймса МакЭвоя синие глаза, замечательная манера смотреть исподлобья и улыбаться краешком рта, а еще — целая тонна самомнения, упрямство, вполне способное составить конкуренцию его собственной твердолобости, и такая неприкрытая насмешка в голосе, что хоть волком вой. — Пересдача, мистер Фассбендер, — ласково говорит ему профессор и возвращает зачетку. — Уже третья. Идёте на рекорд? Майкл не знает, почему МакЭвой так откровенно его ненавидит. Он был на всех лекциях, никогда не грубил и отвечал на всех опросах по заданным на дом темам. Фармакология, в конце концов — наука интересная, а преподаватель оказался слишком привлекателен, чтобы проигнорировать такую возможность. Возможно, Майкл просто слегка переборщил с флиртом. Совсем чуть-чуть. Честное слово, он не специально. Раз за разом профессор продолжает лучезарно ему улыбаться и заваливать дополнительными вопросами так, что нет никакого шанса сдать, наконец, этот гребаный экзамен. Учебник вызубрен наизусть, прочитана куча дополнительных статей и даже диплом самого МакЭвоя был найден и изучен в потаенных недрах интернета — и всё без толку. — На этот раз не дотянули совсем чуть-чуть, — с притворным сочувствием говорит профессор и назначает ему следующую дату для пересдачи. Вот ведь сукин сын. Сексуальный, невыносимый, желанный придурок, которого хочется трахнуть прямо на преподавательском столе, и Фассбендер почти уверен, что еще пара неудачных попыток сдать фармакологию — и на новую пересдачу он явится с пачкой презервативов и полным тюбиком лубриканта. До конца сессии еще тринадцать дней, а Майкл — золотой ученик, привыкший сдавать большинство предметов досрочно и расправляться с оставшимися за первые несколько дней, а затем сматываться с друзьями из этой дыры на затяжные каникулы, — торчит здесь вот уже вторую неделю и не имеет ни малейшего понятия, что же чертову ублюдку МакЭвою от него нужно. Профессор с этой своей улыбкой и горой дотошных вопросов херит все его планы и добавляет головной боли больше, чем было за два года его обучения вместе взятых. Добавьте к этому почти ежедневную дрочку в душе — потому что да, Майкл из тех, кто искренне западает на преподавательский прикид, потрясающе красные, будто алой краской перепачканные губы и синие глаза с очевидным вызовом во взгляде, — и становится понятно, почему фармакология для него перешла из статуса любимого предмета в разряд «я сдам это дерьмо и сожгу нахрен каждый учебник в своей комнате». — Знаешь, — задумчиво говорит Дженнифер после очередной пересдачи, пока Майкл с молчаливой яростью уничтожает её запасы виски и смотрит застывшим взглядом в одну точку, — Мой дядя знаком с МакЭвоем. Он рассказывал, что профессор к нам перебрался прямиком из Лондона после того, как развелся с женой. Ему тут обещали собственную лабораторию и шикарные возможности для исследований, но в результате университету не хватило средств, и теперь он застрял здесь с абсолютно провальным контрактом. Ни в коем случае его не оправдываю, но знаешь — я бы на его месте тоже изрядно бесилась. Маккуин в ответ оглушительно ржет и хлопает Майкла по плечу: тот давится виски и надрывно кашляет, перебирая при этом в голове почти законченные тысячу и один способ мучительного убийства Стива. Честное слово: к своему соседу по комнате он относится с нежной и искренней любовью, но за два года их совместного проживания количество способов его умерщвления в воображении дошло до семисот двадцати трех. Способ семьсот двадцать четвертый — связать, обмазать самодовольную физиономию кленовым сиропом и оставить в центре гигантского муравейника. В этом же муравейнике, кстати, уже давно покоится Джеймс МакЭвой — но вот за него Майклу нисколечко не стыдно. — Я тебе сейчас расскажу, почему МакЭвой бесится на самом деле, — объясняет тем временем Стив с видом умудренного жизнью человека и явно представления не имеет о том, какие инфернальные образы сейчас крутятся в голове его лучшего друга. — Вот представь — тебе сорок, и ты застрял в глуши, окруженный толпой студентов-идиотов. Жена ушла, а барышни местного разлива либо вообще ни разу не клюют на твидовые пиджаки, либо тупы как пробки, либо старше тебя лет на пятнадцать, пахнут нафталином и жаждут овладеть твоим трепещущим телом под розовыми занавесками в рюшечку в окружении двадцати любимых кошек. На кошек у тебя аллергия, а юные нимфетки даже слово «фармакология» неспособны выговорить с первого раза. И вот ты весь такой синеглазый, печальный и одинокий идешь знакомиться с новыми студентами. А там — наш злополучный мистер Фассбендер. У мистера Фассбендера задница охуеннее, чем лица большинства студентов, улыбка акулья, футболки меньше необходимого на пару размеров и очки-авиаторы в духе «детка, я перекину тебя через сиденье своего Харлея и трахну так, что ты забудешь теорию Дарвина и поверишь в Бога». Дженнифер смеется, открывает новую бутылку пива и косится на Майкла с заметной насмешкой. Майкл же выдавливает из себя недружелюбный оскал и начинает придумывать способ номер семьсот двадцать пять — при участии цемента и местного водохранилища на окраине города. — Так вот, — продолжает тем временем Стив, — Мало того, что мистер МакЭвой вызывает у тебя весьма неоднозначные желания, так еще и сам лезет на рожон. Футболки становятся теснее с каждым занятием, губы облизываются всякий раз, когда ты имеешь неосторожность на него посмотреть — да-да, Майк, дорогой мой, мы не слепые и всё прекрасно замечаем, — а от его улыбок бросает в жар не только тебя, но и добрую половину аудитории. И ты, конечно, не идиот и прекрасно знаешь, что всё это означает, но при этом осознаешь, что одно неверное движение — и ты вылетишь с должности быстрее супервысокотехнологичного истребителя без дальнейшей возможности заниматься преподаванием. Потому ты ждешь от мистера Фассбендера дальнейших знаков — но тот внезапно уходит в глухое отрицание и оставляет тебя в гордом одиночестве с зудом в штанах и неразделенной грудой любви и страсти, — я серьезно, Фассбендер, ты вообще видел, как он на тебя смотрит? — и вот тогда… тогда ты начинаешь мстить, и месть твоя страшна и жестока, но, честное слово, этот засранец с этими его обтягивающими футболками подобное обращение более чем заслуживает. — Ты себя вообще со стороны слышишь, Стив? — устало интересуется Майкл. А сам невольно ловит себя на мысли, что после очередного глотка прямо из бутылки подобная трактовка их конфликта звучит почти правдоподобно. Он ведь в самом деле отчаянно флиртовал с профессором на протяжение целого семестра. А когда понял, что МакЭвой его двусмысленные улыбки и многочисленные просьбы устроить личную консультацию воспринимает благосклонно, но даже не думает отвечать встречной инициативой — оставил Джеймса в покое. Проблемы ему были не нужны, а брать неприступную сорокалетнюю крепость штурмом было явно не в его стиле. Благо что он, один из самых популярных студентов их университета, любимец большинства девчонок и многих парней, от недостатка внимания не страдал. — Слышу, — отзывается Маккуин, — И искренне наслаждаюсь звучанием собственных мыслей. Они великолепны, не правда ли? — То есть ты действительно думаешь, что мне, чтобы сдать экзамен, нужно трахнуть МакЭвоя? — скептически интересуется Фассбендер. Стив, конечно же, смешливо фыркает и пожимает плечами: — Можно подумать, тебе эта идея не по душе. И вообще, попробуй отнестись к этому как к вызову: «Соблазнение горячего шотландского профессора за тринадцать дней». Ставлю пятьдесят баксов, что у тебя всё получится - если отымеешь профа, экзамен тебе зачтут, вот увидишь. Сдашь экзамен — получишь стипендию, с нее пятьдесят баксов и отстегнешь. Я их, может, даже с тобой на пару пропью, я ж не жадный. — А я тебе скажу, где живет МакЭвой, — оживляется Джен. — Могу уже завтра утром написать дяде. Завалишься к нему домой с цветами и шампанским, а потом… -…споёшь серенаду, — радостно подхватывает Стив. Вот ведь сволочь смешливая. Майкл демонстративно закатывает глаза, но этих двоих уже не остановить. — А петь нужно голышом! — Ага, и с гитарой на самом интересном месте. — Нужно же как-то заинтриговать. — Главное, чтобы интрига полностью поместилась под гитару, — ржет Маккуин и абсолютно похабно подмигивает соседу по комнате. — Да-да, дорогой мой, я видел тебя без трусов, и этот чудесный образ навеки останется выжженным у меня на сетчатке. Моё почтение, кстати, тебе явно есть, чем гордиться. — Что, там всё так интересно? — смеется Дженнифер, и Стив драматично вскидывает брови: — Напомни мне как-нибудь, я тебе всё в подробностях нарисую. — Я дружу с идиотами, — печально резюмирует Майкл и очень пытается не рассмеяться с ними вместе — хотя, честно, полбутылки виски к серьезности явно не располагают. – А, знаешь, к черту. Я согласен. Стив громогласно умиляется его благоразумию и пожимает протянутую руку. Майкл чувствует, что попал по-крупному, но в конце-то концов — что ему еще остается делать? *** Охота на обнаглевшее профессорское тело начинается уже со следующего вечера. Честное слово, не так он представлял себе вечер пятницы, но выбирать ему не приходится. Умница Дженнифер добывает всю необходимую информацию: не только адрес, но и любимую кофейню МакЭвоя, любимый бар для вечерних пятничных посиделок и даже примерный маршрут для прогулок с собакой. Собаки у Майкла нет, для кофейни уже слишком поздно, а вот бар кажется ему неплохим решением. Тут даже тринадцать дней не нужны — либо ему сегодня обломится, либо шансов уже не будет, и предмет придется записывать заново. А если записать фармакологию на следующий семестр, то прощай, повышенная стипендия, а с ней — и прочие радости жизни. И потому к походу в бар Майкл готовится со всем усердием. Под ехидные комментарии Маккуина он надевает свои лучшие джинсы, рубашку, идеально сидящую на широком разлёте плеч, причесывает волосы и старательно натирает ботинки до блеска. — И не забудь про контрацепцию, — кричит Стив ему вслед на всё общежитие, — Притащишь потом в подоле — на порог не пущу, понял? Майкл молча показывает ему средний палец и захлопывает за собой дверь. Бар оказывается весьма неплохим, что удивительно — до недавних пор Майкл был уверен, что ему знакомы уже все места в этом городе, где наливают мало-мальски приличное пиво. Он направляется к барной стойке под заинтересованные взгляды - что характерно, не только женские, — и даже с сожалением отмечает за соседним столиком парня вполне в своём вкусе, но заставляет себя отвернуться. Цели на этот вечер у него вполне конкретные — синеглазые, с разницей в возрасте почти в двадцать лет и горячие настолько, что хоть на этой же барной стойке завали и наслаждайся. МакЭвоя он находит быстро, спасибо Дженнифер и её понимающему дяде. Никакого твидового пиджака на Джеймсе, кстати, нет, зато есть пуловер с v-образным вырезом, темно-синего цвета, выгодно оттеняющий яркую синеву глаз, и джинсы, смотрящиеся на нем удивительно хорошо. В стакане у профессора виски на два пальца, а на стойке перед ним лежит раскрытая книга, и Майкл не удерживается от смешка: читать в баре — до такого нужно еще додуматься. Впрочем, что профессор у него с заскоками, было понятно сразу. Майкл бесцеремонно садится на соседнее место и заказывает себе пива. Джеймса он демонстративно не замечает, хотя от его внимательного взгляда сердце встревоженно екает. — А не рано вам расхаживать по заведениям подобного рода, мистер Фассбендер? — раздается под ухом вкрадчивый голос, и Майкл от неожиданности едва не расплескивает Килкенни себе на джинсы. Он смотрит на Джеймса — тот беззаботно ему улыбается и упирается локтями в барную стойку. — Мне двадцать два, — отвечает Майкл щерится в ответ лучшей из своих улыбок. – И, кстати, здравствуйте. Именно эта улыбка в свое время помогла ему завалить в постель Джин, главную красавицу и главную же стерву их старшей школы. Благодаря ей же у него случился чуть позже восхитительный секс с капитаном их школьной команды по баскетболу и целых два месяца головокружительного траха с победительницей местного конкурса красоты во время учебы в колледже. Эта улыбка для него по определению символизирует победу. Именно про нее Стив нередко говорил, что люби он женские прелести хоть чуть-чуть меньше — и точно отдался бы Майклу в первый же день их знакомства. Вот и теперь он вкладывает в харизматичный оскал всю самоуверенность и посыл, на которые только способен. Чуть нагибается при этом над стойкой и, не отводя от МакЭвоя внимательного взгляда, отпивает пиво, после чего медленно проводит по губам кончиком языка. — Ну, в таком случае безмерно за вас рад, — с издевательской вежливостью отвечает профессор и возвращается к чтению. Твою мать. После всех их игр в гляделки, после намеков, флирта прямо на лекциях — неужели так трудно ему подыграть? Окей, это было неуместно во время экзамена, в стенах университета — но здесь, в баре, в пятницу вечером, что мешает немного расслабиться? Стив был прав. Майкл готов биться об заклад, что нравится Джеймсу, и что невозможность сдать ему экзамен непосредственно связана с этим фактом. Хрена с два он сейчас отступится. — Не ожидал встретить вас здесь, профессор, — говорит Майкл и пододвигается к МакЭвою ближе. Теперь он почти склоняется над его плечом и обдает шею жарким выдохом. Его пальцы касаются локтя под тонким пуловером и как бы невзначай опускаются ближе к запястью. — Хотя встреча, вне всякого сомнения, приятная. Могу я вас угостить? МакЭвой руку не убирает, и это совершенно точно хороший знак. Профессор поворачивает голову, и теперь его губы всего в нескольких сантиметрах от губ Майкла, и тот уже почти готов праздновать победу, но МакЭвой только ухмыляется и смотрит на навязчивого студента с привычным насмешливым выражением. — Вам следовало бы научиться действовать изящнее, мистер Фассбендер. Умение идти напролом, может, и работает с девицами в мини-юбках на ваших вечеринках, но здесь и сейчас как минимум неуместно. — Дадите мне возможность доказать обратное? — негромко интересуется Майкл, добавляя в голос немного бархатистой, цепляющей улыбки, и Джеймс, к его удивлению, всё-таки пожимает плечами: — Я пью Гленливет, — и приканчивает оставшийся виски одним глотком. Майкл делает заказ и разом опустошает почти половину собственной кружки. Во-первых — для храбрости, и во-вторых — потому что пиво действительно вкусное, а взгляд у МакЭвоя слишком пристальный. — Уже ждете меня на следующую пересдачу, профессор? — спрашивает он и легко прикусывает нижнюю губу, глядя Джеймсу в глаза. — Слушайте, а зачем тратить ваше драгоценное время? Давайте поступим проще. Вы начнете спрашивать меня прямо здесь и сейчас. Я даже правила игры придумал, вам понравится. — Мистер Фассбендер, поверьте — в вечер пятницы мне хочется заниматься совсем другими вещами, нежели приемом экзамена у нерадивых студентов. Ваш энтузиазм, конечно, очарователен, но сейчас я бы предпочел заняться не вами, а выпивкой и чтением, — голос у профессора потрясающий — глубокий, чуть царапающий слух, а насмешливые и вызывающие интонации вызывают желание поцеловать его прямо здесь и сейчас. Грубо и горячо, стащить с него нахрен этот пуловер, прижаться губами к светлой коже на шее, легко укусить, заставить простонать его имя… Майкл на это способен, честное слово. Но сейчас нужно действовать осторожно — МакЭвой, несомненно, нарывается на проявление инициативы, но сделать поспешные выводы и с треском вылететь из университета ему не хочется, и потому Майкл лишь вкрадчиво улыбается: — Вы еще даже не знаете правил, профессор. — Ну, — и Джеймс тихо смеется, — В таком случае, удивите меня. Раз вы не пожалели времени и сил на слежку за мной вместо того, чтобы потратить это время на подготовку, то ваши планы на меня, очевидно, были в высшей степени грандиозны. — Еще как, профессор. Вот, смотрите, — Майкл прерывается на то, чтобы в три крупных глотка прикончить содержимое своей кружки, и отставляет её в сторону. — Прямо сейчас мы с вами берем по десять шотов. Скажем, с текилой — вы же любите текилу, я угадал? — и вы задаете мне любой вопрос из любого билета. Если я отвечаю правильно — вы выпиваете один шот. Делаю ошибку — значит, выпиваю я. И если вы прикончите десять шотов первым, то поставите мне заслуженную оценку, если же нет — я запишу предмет на следующий семестр к другому преподавателю и оставлю вас, наконец, в покое. Джеймс смеется, обнажая белоснежные зубы, и Майкл чувствует, что его предложение попало в точку. — Предлагаю слегка изменить правила, — вкрадчиво говорит МакЭвой. — Если ваши десять шотов закончатся первыми, вы не записываете предмет заново. От вас мне это, в конце концов, не нужно. Но у меня будет право на одно — любое, — желание. В свою очередь могу только пообещать, что не попрошу вас пойти и броситься под поезд или забрать документы из университета, или что-либо еще в этом духе. Ничего, что могло бы повредить вам или вашей репутации. Но если победа будет за вами — сами попросите меня, о чем только захотите, будь это оценка на экзамене или… — Или? .. — Решать вам, — вскидывает брови Джеймс и подзывает бармена. У него смеющийся взгляд, и Майкл уже готов расцеловать Маккуина, спровоцировавшего его на эту рискованную акцию. — Будь происходящее здесь обычным экзаменом, я бы требовал от вас подробных и развернутых ответов, — говорит профессор, когда перед ними двумя рядами выставляют двадцать шотов. — Но в такой ситуации уместнее сделать поблажку. Я задаю вопрос, вы отвечаете только «да» или «нет». Согласны? — Согласен, — выдыхает Майкл и задается вопросом: сколько шотов потребуется МакЭвою, чтобы напиться? Чтобы потерять над собой контроль? Судя по довольной ухмылке — достаточно много, чтобы не бояться попасть впросак прежде, чем сам Фассбендер выдаст себя с потрохами. — Тиагабин — блокатор обратного захвата ГАМК из синаптической щели? — Да, — улыбается Майкл и с удовлетворением провожает взглядом первый шот. Профессор приканчивает его одним глотком и переворачивает рюмку, довольно морщась. — Недурно, Фассбендер. Является ли синдром Кона показанием к приему калийсберегающих диуретиков? Парень, сидящий по другую сторону от Джеймса, смотрит на них, как на полных психов, и Майкл не сдерживает смешка: — Да, является. Ну что, как вам текила? — Весьма неплохая, — ухмыляется профессор и приканчивает второй шот, — Надеюсь, у вас не создастся обманчивое впечатление, будто я пытаюсь поддаться. Кортизол — основной естественный глюкокортикоид у млекопитающих? Здесь Майкл уже не уверен на все сто —, но ему, тем не менее, кажется, что сейчас его попытаются подловить на желании ответить «нет» после двух положительных ответов, и потому он кивает снова: — Да. — Пейте, мистер Фассбендер, и да будет вам известно, что утверждение это верно только для человека. У некоторых животных — крыс, предположим, — кортизол в организме почти не производится. Майкл досадливо качает головой — черт, он ведь читал об этом, — и послушно опрокидывает рюмку. Спустя пятнадцать минут у него остается четыре шота, у Джеймса — ни одного. А еще выясняется весьма интересная деталь — после двух порций виски профессору МакЭвою, оказывается, вполне достаточно десяти шотов текилы, чтобы оказаться смертельно пьяным. Впрочем, десять рюмок — достаточно много. Майкл на его месте, пожалуй, и сам уже давно отплясывал бы национальные ирландские танцы прямо на барной стойке — за два года жизни в студенческом общежитии с ним и не такое случалось. — Я принесу зачетку завтра, если позволите, — ухмыляется Майкл и приканчивает один из оставшихся шотов, — Между прочим, вам не нужна помощь, чтобы добраться домой? Возможно, он тоже уже немного пьян, но когда МакЭвой обжигает его взглядом, сердце у него пропускает удар. — Зависит от того, загадаете ли вы в качестве желания сдачу экзамена, — ухмыляется Джеймс пьяно и с очевидной провокацией. — Или выберете нечто… более интересное. Ладонь МакЭвоя опускается на колено Майкла и медленно ползет вверх по внутренней стороне бедра. Ладонь горячая и обжигает даже через джинсовую ткань, и Фассбендер завороженно смотрит Джеймсу в глаза. Когда пальцы осторожно касаются возбужденного члена, упирающегося в ширинку, он не выдерживает и перехватывает чужое запястье: — В туалет. Живо. В уборной, к его большому облегчению, нет ни души. Он толкает Джеймса в ближайшую свободную кабинку, впечатывает в тонкую перегородку, дрожащими пальцами запирает дверь и притягивает профессора к себе за края пуловера. Джеймс целуется жадно и упоенно, перехватывает инициативу в первые же секунды: облизывает горячие губы, проталкивает язык внутрь и умело исследует им чужой рот. Его руки, кажется, сразу везде — шарят у Майкла под рубашкой, сжимают задницу сквозь джинсы, стискивают плечи, а пальцы сгребают в кулак в растрепанные волосы на затылке и тянут, заставляя запрокинуть голову и подставить открытое горло под жаркое касание губ. Майкл стонет глухо и, отстранившись, опускается перед Джеймсом на колени прямо на холодный пол. Он расстегивает брюки МакЭвоя и тихо смеется, когда тот нетерпеливо подается вперед: — Проявите немного терпения, профессор, — фыркает Майкл и трется щекой о возбужденный член сквозь ткань трусов. На ткани виднеется небольшое пятно от смазки, и Майкл на пробу проводит по нему языком — чуть солоновато, а по телу Джеймса от легкого касания проходит дрожь, и тот снова запускает пальцы в волосы Фассбендера, притягивая ближе. — Давай, — нетерпеливо рычит Джеймс, и на этот раз в его голосе отчетливо слышатся приказные нотки. Звучит достаточно горячо, чтобы сорваться. «Я к тебе весь семестр пытался подкатить, чертов ты засранец», — мстительно думает Майкл, приспуская ниже резинку белья. — «Ничего, подождешь пару минут, не треснешь». Член у профессора МакЭвоя красивый — Майкл примерно таким себе его и представлял. Крупный, необрезанный, с хорошо различимыми венами по всей длине и тёмной головкой с блестящей каплей смазки на конце. Для начала Фассбендер обхватывает головку ладонью и проводит по ней подушечкой большого пальца, распределяя смазку по нежной коже. Пальцы в его волосах сжимаются сильнее, но дразнить Джеймса, нетерпеливого, пьяного, оказывается слишком приятно, и потом — опыта у Майкла в таких делах явно недостаточно. Обычно отсасывали ему — он пару раз пробовал отвечать тем же, но, как правило, был в такие моменты слишком пьян, чтобы должным образом соображать, что к чему. Ему хочется прочувствовать момент, насладиться сдавленными стонами профессора, несдержанно толкающегося в кулак, и показать тому, в конце концов, что не он один способен рулить ситуацией. Майкл запускает руку себе в штаны и проводит сжатой ладонью по собственной эрекции, выдохнув с заметным облегчением — горячее дыхание при этом касается члена перед ним, отчего МакЭвой вздрагивает, издав тихий нетерпеливый стон. Джеймс смотрит на него так, что становится очевидно — он едва сдерживается от того, чтобы грубо запрокинуть Майклу голову и трахнуть в рот самому, глубоко и жёстко. Впрочем, это уже не нужно — искушение оказывается слишком большим, и да, Майкл прекрасно помнит о такой страшной штуке, как рвотный рефлекс, и ему совершенно не хочется портить ситуацию отвратительным зрелищем. Они и так трахаются в кабинке общественного туалета — куда уж грязнее? — так что провокация заканчивается, едва начавшись. Он медлит еще пару секунд и облизывает головку широким языком. Тонкая кожица оказывается удивительно нежной и бархатистой, и Майкл уже даже не жалеет о том, что очередная пересдача фармакологии, очевидно, неизбежна. Он берет в рот головку целиком, пытаясь вспомнить, как делают это девчонки, обводит её по кругу острым кончиком языка, а затем подается вперед и принимает в себя член сразу до середины. Джеймс смотрит на Майкла сверху вниз, и тот прекрасно знает, что выглядит в этот момент как заправская шлюха — на коленях, с красными, искусанными губами, румянцем на щеках и с членом во рту. Он отсасывает со всем старанием, пытается обвести языком каждую венку, ласкает чувствительную уздечку, втягивает воздух и надрачивает одновременно самому себе, несмотря на то, что делать это, не снимая штанов, оказывается чертовски неудобно. Войти в раж несложно, особенно когда ты немного пьян, а профессор МакЭвой, этот упертый сукин сын, стонет так охуительно, — достаточно лишь поймать зрительный контакт с ним, восхитительным, надавливающим ему на затылок, чтобы он взял глубже, и издающим такие тягучие, низкие, откровенные стоны, что сдерживаться попросту невозможно. Не отводя взгляда, Майкл пытается расслабить горло, и член проходит еще на пару сантиметров, но двигаться дальше он не рискует. Вместо этого Майкл обхватывает его губами как можно плотнее и отсасывает теперь уже медленнее, широким языком лаская нежную кожицу по всей длине, тесно сомкнутым ртом выпуская головку изо рта с влажным, невероятно пошлым чмоканьем, и ловя губами снова. Джеймс шепчет, не замолкая, какие-то нежные, удивительные для сорокалетнего преподавателя глупости вперемешку со стонами. Майкл не слушает, полностью увлеченный ощущением чужого члена во рту и собственной эрекцией, но всё равно улавливает краем уха: «Давай, вот так, да, сделай так еще раз, твою мать, Фассбендер» и сдавленное, хриплое «Пожалуйста», когда он снова набирает темп. От этой просьбы у Майкла окончательно сносит крышу — и он буквально насаживается губами на член Джеймса, а затем выпускает его изо рта и облизывает полоску кожи ниже, ближе к яйцам, и проводит языком длинную линию от основания до головки. Как только он снова вбирает в себя член так глубоко, насколько это возможно, профессор издает полузадушенный полувскрик-полустон, вскидывается, за волосы отстраняет от себя Майкла и кончает — длинно, тягуче, дрожа всем телом. Тонкая ниточка спермы повисает на еще не обмякшем до конца члене, и Майкл, не удержавшись, слизывает её. На вкус оказывается чуть солоновато и едва терпко, зато профессор смотрит на него так, что впору самому кончить от этого взгляда. — Иди сюда, — шепчет Джеймс, рывком поднимая его с колен и толкая на опущенную крышку унитаза. Майкл податливо садится, разводя в сторону колени, и рвано выдыхает, когда Джеймс усаживается сверху к нему на бедра, вжимая горячим телом в бачок за спиной. — Хороший мальчик, — усмехается профессор и целует покрасневшие, припухшие после отсоса губы. — За этот экзамен я бы точно не смог поставить тебе меньше пятерки. — Но фармакологию всё равно придется пересдавать? — смеется Майкл и думает, что если ему не позволят кончить прямо сейчас, он точно с ума сойдёт. Кружится голова, а Джеймс нестерпимо близко, и его пальцы шероховато скользят под одеждой, и широкая ладонь сжимает член в горсти прямо через джинсы. — А при чем здесь фармакология? — с притворным удивлением интересуется МакЭвой. От него пахнет алкоголем, и Майкл совершенно точно чувствует себя пьяным, потому что его целуют снова — жадно, глубоко, вылизывая горячий рот, срывая с губ рваный скулеж, когда ладони снова задевают отчаянно требующий разрядки член. Расстегивая молнию на его джинсах, МакЭвой горячим прикосновением рта ведёт полосу до шеи, обводит языком ушную раковину, чуть прикусывает мочку и одновременно с этим свободной рукой стягивает с Майкла штаны сразу до середины бедра. Тот прогибается в пояснице и приподнимается над сиденьем, помогая ему, а потом прижимается губами во влажный от пота висок профессора и жмурится от удовольствия, потому что его пальцы чувствуются невероятно хорошо и одновременно везде — обводящие мягкими подушечками капюшон головки с выступившей смазкой, касающиеся уздечки, туго и скользко насаживающиеся кулаком по всей длине. Майкл кончает уже через пару минут, цепляясь пальцами в синий пуловер, и Джеймс, в последний раз проводя тесно сжатой ладонью по обмякшему члену, смотрит Фассбендеру прямо в глаза. А потом медленно, не отводя взгляда, подносит к губам перепачканные в сперме пальцы и лениво слизывает с них белые капли. — Пересдача завтра в семь вечера, — непринужденно сообщает он Майклу, завороженно глядящему на него во все глаза. — Приходите сразу ко мне домой. Адрес знаете, я полагаю? Фассбендер молча кивает, и Джеймс слезает с его колен, застегивает брюки и, выходя из кабинки, выглядит уже почти трезвым. Профессор МакЭвой быстро моет руки, умывает лицо холодной водой и усмехается Майклу напоследок, ловя его взгляд в настенном зеркале. Когда он уходит, Майкл выжидает еще пару минут, и только потом выходит из туалета и, не останавливаясь у барной стойки, сразу направляется к выходу. В первую очередь стоит отыскать работающий банкомат — кажется, он задолжал Маккуину пятьдесят баксов. Впрочем, это первый раз на его памяти, когда, проиграв, он определенно чувствует себя победителем — а раз так, то и проигрывать ему ни капли не жаль.