Привязанность

Она уже три года как босс сильнейшей мафиозной семьи. Наверное, не самый умный и изворотливый. Однако отчаянного рвения «защищать» у Савады Тсунаеши не отнять. Над ней можно смеяться, ведь она по-детски неуклюжа и наивна, ее сложно назвать роковой женщиной, а методы Тсунаеши далеки от идеалов мира, частью которого она стала и от которого вряд ли теперь избавится. Вот только не признавать силу Савады и ее Хранителей было бы по крайней мере глупостью. Пламя Вонголы Примо, что унаследовала Тсунаеши, — довольно веский аргумент в любых спорах. Впрочем, как и свой предок, Савада взяла на себя роль миротворца и защитника, напомнив всей Вонголе, с какой целью та была создана. Он же который год подряд является бессменным лидером Варии, отряда элитных убийц. Кажется, несмотря на исключительно дурной характер именно Занзас держит этих людей на условной привязи, не давая с нее сорваться. Его имя стараются не упоминать, как и делают все возможное, чтобы не попасться ему на глаза. Занзас непредсказуем, и все уже привыкли, что он извечно пребывает в дурном расположении духа, что делает его чересчур опасным. Разве что его верная свора способна выдержать вспышки гнева своего босса. Все остальные по возможности не попадаются ему на глаза. Многие пребывали в уверенности, что стоит Савада занять свое законное место и Вонголу ждет крах: навряд ли Занзас станет терпеть власть как-то субтильной девчонки. Ему предписывали обязательное желание взять реванш за проигрыш в Битве колец, считая победу в нем Тсуны чистой случайностью. Впрочем, мало, кто желал главенства и Занзаса. Босс-самодур навряд ли мог кого устроить. Идеальным вариантом считалось, чтобы Занзас и Савада уничтожили друг друга, открыв дорогу тем, кого умудрились задвинуть на второй план. Вот только надежды особо страждущих и охочих до власти так и не оправдались. И вряд ли оправдаются. Пусть очевидным был страх Савады перед Занзасом, который невозможно было скрыть от посторонних и весьма любопытных глаз. Пусть Занзас не считал нужным лебезить перед Тсунаеши и хоть во что-то ее ставить. Однако, что страх, что презрение, как выяснилось, довольно ненадежные чувства. Открытой вражды из них не вышло. И к вящему неудовольствию недоброжелателей, навряд ли могло выйти в дальнейшем. С каждым днем становилось ясно, что эти двое предпочли странный нейтралитет войне. Пусть оба являлись и являются главными препятствиями к абсолютной власти друг друга. Но Савада не требует от Занзаса полного подчинения, а тот не считает своим долгом напоминать, какой несуразный она босс. Впрочем, один только его взгляд уже способен сказать о многом. Тем не менее, когда речь заходит о Варии Тсунаеши начинает подозрительно краснеть и отводить глаза, что уже давно начало наводить окружающих на странные и, в какой-то степени, невероятные мысли. Когда же боссу Вонголы грозит серьезная опасность, у Занзаса не находится более важных дел, чем помощь Саваде и ее Хранителям, хотя ранее он предпочитал делать вид, что таковых просто не знает. Пусть с его стороны все сдабривается хорошей порцией раздражения, которое, однако, на свою беду в полной мере прочувствует те, кто посмел бросить вызов Вонголе. Занзас не зря считается в плане отношений с окружающими тяжелым человеком, но он всегда честен с самим собой, не размениваясь на неискренние улыбки и отравленные ядом лжи слова. Лидер Варии вспыльчив и жесток, но совсем не глуп и не страдает от наивности Савады. Он не пытается разглядеть в людях того, что в них нет, не путает благородство с лицемерием. Он мог бы оставаться в стороне, наблюдая за тем, как Тсунаеши медленно погружается во тьму мира, которому всецело принадлежит Вонгола, и золотое пламя окропится алым. Но вопреки ожиданиям Занзас находит свой, а потому не особо ясный для остальных мотив, чтобы пусть весьма своеобразно, но защищать босса Вонголы. И несложно понять, что в какой-то момент нейтралитет обернулся странной привязанностью и что теперь подступиться к Саваде Тсунаеши будет куда сложнее.