First we kiss

Когда они подходят к нужному подъезду, оранжевый свет фонарей бросает неровные тени на лицо Майкла, и Джеймс, завороженно глядя на него, машинально облизывает губы. Майкл красивый. Сначала Джеймс с недоверием отнесся к идее Стива познакомить его с одним из своих одиноких друзей, но теперь был готов признать, что Маккуин сделал ему настоящий подарок — Майкл кажется высеченным из камня, почти идеальный в мягком полумраке улицы, у него широкие плечи, горячие руки и умный, внимательный взгляд. Он мог бы быть настоящим секс-символом, будь он хоть немного более испорчен. Но этот его добродушный взгляд переворачивает всё с ног на голову. Фассбендер смотрит на него с вежливой улыбкой. В глубине глаз светится и в определенной степени нежность, и заинтересованность, и Джеймс абсолютно уверен, что нравится Майклу, но ему, черт возьми, не нужен очередной букет цветов или ужин при свечах, или любая другая романтическая хрень, которой Майкл, консервативный засранец, снабжает его вот уже три недели, — он же, в конце концов, не девчонка, — а вот хорошего, качественного траха хочется до дрожи в коленках. Особенно — траха с Майклом. С этой грёбаной статуей, целомудренно целующей его в краешек рта на прощание и игнорирующей даже самые очевидные намеки. Рядом с ним Джеймс ощущает себя извращенцем, развратным, грязным и с очевидными блядскими наклонностями. Честное слово, на самом деле он не такой. Просто Майкл нравится ему слишком сильно. — Встретимся еще раз в субботу? — предлагает Фассбендер и наклоняется, чтобы мазнуть губами его щеку. — Тут неподалеку есть джаз-бар, очень интересное место, колоритное. Тебе понравится. Я тебе напишу завтра точное время, хорошо? — Пятое свидание, Майкл, — мягко напоминает ему Джеймс и с трудом подавляет желание крепко выругаться, потому что твою мать, Фассбендер, да что с тобой не так? — Думаешь, это можно считать своеобразным юбилеем? — Майкл улыбается, и он либо в самом деле такой тугодум, что не понимает, к чему всё идет, либо превосходно разыгрывает святую невинность. – Ну, цветы я тебе уже вручил, погулять сводил, ужином накормил. Кто молодец, тот я. И улыбается, сволочь, во все сорок семь (или сорок восемь, никак не меньше), будто призывает смотреть, восхищаться и нахваливать. Просто чудо, а не бойфренд. Не динамил бы еще — цены бы ему не было. Но Джеймс послушно смотрит. И восхищается. И грустит. Красивый бело-красный букет и идеально выглаженная рубашка Майкла заставляют его чувствовать себя идиотом. Идиотом, которому сегодня снова предстоит дрочить в душевой кабинке, представляя рядом с собой Фассбендера, голого, возбужденного, напористого… А на деле — идеального недотрогу, слишком пекущегося о чистоте их отношений, чтобы понять, что Джеймсу действительно необходимо. — Проходи, я угощу тебя чаем, — сдавленно улыбается Джеймс и подозревает, что его улыбка сейчас больше напоминает голодный оскал. — Должен же я как-то выразить свою благодарность за прекрасный вечер. Он мог бы отсосать Майклу прямо на пороге. Он бы мог сделать это изумительно. Круче всех на свете. Серьезно, это было бы лучшее «спасибо» в жизни Фассбендера. — Ты уже приглашал меня зайти в прошлый раз, — Майкл удивленно вскидывает брови. — Тогда мы, кажется, обсудили, что я не очень люблю чай. — Еще есть кофе, — не сдается Джеймс, — Крепкий, ароматный, горячий. Позволь сделать тебе чашечку. Или две. Можем пить его хоть всю ночь, если захочешь, я в этом смысле ого-го, я могу. Ты даже не представляешь, как я хорош в совместном распитии кофе. В одиночном, конечно, тоже неплох, но… — Предпочитаю не пить бодрящие напитки перед сном, но спасибо за предложение. Джеймс сам не замечает, как повышает голос на несколько децибел. — Тебе еще никогда не делали такого охуительного кофе, Майкл. На лице Майкла отображается усердная работа мысли, и Джеймс уже успевает порадоваться – мол, лед тронулся, зовите гостей, открывайте шампанское, тащите презервативы! — но Фассбендер снова озаряет его невинной улыбкой, и сердце у Джеймса обреченно проваливается куда-то в район желудка: — Ты знаешь, я ведь хожу в Старбакс. «Твою мать», — думает обреченно Джеймс, глядя, как широкая спина Майкла скрывается в отдалении, — «И как я вообще на всё это подписался?». *** На следующем свидании Джеймс решает быть умнее. Он отказывается от похода в джаз-бар и тащит Майкла в кино на какую-то семейную комедию. Уже ближе к кассе он, невинно хлопая ресницами, просит Фассбендера занять очередь за попкорном, пока он купит билеты, и стоит только Майклу уйти из поля видимости, как Джеймс выбирает места на последнем ряду. Те, к счастью, абсолютно свободны, и можно не бояться травмировать психику какой-нибудь молодой четы с детьми, даже если хитрый план удастся привести в действие. — Зачем так далеко? Что, других мест уже не было? — удивляется Майкл, и Джеймс весьма мастерски изображает искреннее расстройство. Уже в зале ему немного стыдно, потому что несколько рядов перед ними абсолютно пусты, и они, сидящие сзади вдвоем, выдают намерения МакЭвоя с головой, но тут Майкл облизывает кончиком языка губы с налипшей на них крошкой от попкорна, и общественное мнение Джеймса уже не колышет. Когда гасят свет и запускают фильм, Джеймс выжидает для приличия минут пятнадцать. Майкл с блаженной улыбкой на губах переплетает их пальцы на подлокотнике, и МакЭвой даже задумывается на секунду: а не издеваются ли над ним? В самом деле, вдруг всё это — нелепый розыгрыш, и Фассбендер прекрасно осознаёт, на какие душевные и физические муки обрекает Джеймса вынужденным воздержанием? Но его взгляд, обращенный на МакЭвоя, слишком теплый, и Джеймс не верит, что человек с такими глазами может быть настолько коварен. А вот он — может. Знаете, на какие увертки способен человек, у которого уже почти месяц крутят перед глазами настолько шикарной задницей? На пятнадцатой минуте фильма Джеймс словно бы невзначай опрокидывает стакан с газировкой на колени Майкла. Угол падения высчитан до мелочей, соответствующая реакция заранее отыграна перед зеркалом: и большая часть сладкой жидкости выливается как раз в область паха, а Джеймс всплескивает руками. — Какой я неловкий! — восклицает он и очень пытается убрать с лица ослепительную улыбку. — Прости, пожалуйста, я сейчас всё вытру. Бумажная салфетка у него, разумеется, припасена заранее, и первые пару секунд он честно занят оттиранием пятна от запачканных джинсов. Но очень скоро движения становятся менее интенсивными и скорее поглаживающими, нежели трущими. Салфетка белым пятном падает на пол, и её сменяют пальцы, целенаправленно ласкающие твердеющий член сквозь джинсовую ткань. Эрекция у Майкла возникает так быстро, что Джеймс мысленно благодарит бога — никакой эректильной дисфункции, а он-то боялся. Вкрадчиво улыбаясь, он уже тянется к ширинке, как Майкл вдруг вскидывается на ноги — его пунцовые щеки можно разглядеть даже в темноте, — и несется в сторону выхода. Джеймс, не сдерживаясь, матерится сквозь зубы и провожает его разочарованным взглядом. Ну, он, по крайней мере, попытался. Когда Майкл возвращается, с его волос капает вода — под кран он, что ли, голову засунул? — а взгляд даже более расслаблен и безмятежен, нежели обычно. Он, в отличие от Джеймса, успел как следует успокоиться. Возможно, даже подрочить. Коварная сволочь. — Прости за джинсы, — шепчет Джеймс обреченно, а Майкл меланхолично улыбается ему в ответ: — Не бери в голову, — и снова сгребает его ладонь в свою. *** К черту увертки — решает Джеймс, когда Майкл звонит ему в следующий раз и предлагает пойти в ресторан итальянской кухни в соседнем квартале. Настала пора переходить к тяжелой артиллерии, расчехлять, скажем так, главное свое оружие, чтобы в итоге расчехлить получилось кое-что еще. Страдальческим голосом он рассказывает Майклу, как упал этим утром со ступенек и повредил лодыжку. Нет, переживать не о чем, врачи сказали, что всё будет в порядке, если не ходить никуда пару дней, спасибо, Майк, я справлюсь, и перестань, я не позвонил тебе не потому, что не верю в твою поддержку, просто не хотел отвлекать по пустякам. Может, встретимся сегодня у меня? Да, можно просто заказать итальянскую еду на дом и посмотреть кино, ты же любишь Тарантино, я помню, а у меня есть «Бесславные ублюдки» на DVD, я буду ждать тебя к семи, быстрее бы, я уже соскучился. К семи вечера Джеймс тщательно бреется, делает внушительную, но провальную попытку пригладить растрепанные волосы расческой, надевает любимые черные боксеры, облегающие во всех нужных местах, зеленую кофту с v-образным вырезом и удачно сидящие на нем джинсы. Он встречает курьера с едой и заставляет столик в гостиной у телевизора столовыми приборами, оставляет две бутылки вина и прячет за диван бутылку лучшего скотча из своих запасов. Он даже, черт возьми, зажигает свечи, чтобы потешить Фассбендеровскую тягу к романтике, хотя Тарантино и ужин при свечах в его понимании сочетаются слабо. На лодыжку Джеймс предусмотрительно вяжет бинт и несколько минут тренируется ходить по квартире с легким прихрамыванием, чтобы не быть позорно разоблаченным в первые же секунды. Майкл, вообще-то, довольно умный, начитанный и внимательный парень, хоть и выключает свою способность к анализу ситуации при первых же проявлениях сексуального контекста. Он признается, само собой, в этой уловке — но только после того, как Майкл хорошенько оттрахает его во всех мыслимых и немыслимых позах. Джеймс надеется только, что Майкл в курсе, каким образом подобные вещи происходят между двумя взрослыми и привлекательными друг для друга людьми. Нельзя же было дожить до тридцати лет с такой восхитительной задницей и не знать, как работают пестики и тычинки. Ну, или просто тычинки и тычинки. Не суть важно. Баночку с лубрикантом Джеймс предусмотрительно прячет за диван рядом с бутылкой виски, презервативы рассовывает по карманам, еще несколько убирает между пуфиками дивана и оставляет три штуки в собственной спальне вместе с запасным флаконом смазки. Когда Майкл стучит в дверь, Джеймс жизнерадостно хромает ему навстречу по коридору и чувствует себя в полном всеоружии. Он принимает очередной букет и коробку конфет — серьезно, Майкл, ты вообще представляешь, как нужно ухаживать за мужиками? — и терпеливо выдерживает целомудренный поцелуй в щеку. Спустя несколько минут они уже устраиваются рядом на тесном диванчике, смотрят фильм, едят пасту и пьют вино, и Джеймс куда тщательнее следит за тем, чтобы бокал Майкла ни на секунду не оставался пустым, чем за происходящим на экране. Тем более что фильм этот он видел уже несколько раз. Лейтенант Арчи Хикокс, конечно, лапочка, но Фассбендер заводит его куда больше. Вино заканчивается довольно скоро. Терпение Джеймса — тоже. Он берет опустевший бокал из рук Майкла и опускает на стол, и сразу же, не давая тому возможности возразить, усаживается на него верхом, ягодицами упирается в член, стремительно твердеющий под одеждой, и тесно обхватывает бедрами точеную талию. Теперь он выше Фассбендера, и пальцами одной руки Джеймс зарывается в идеально приглаженные волосы, а другой касается лица Майкла. Он мягко обводит абрис скулы, линию челюсти, опускает подушечку большого пальца на губы и чуть оттягивает нижнюю, приоткрывая белые зубы. Майкл смотрит ему в глаза. Зрачки расширены, твердый член упирается Джеймсу в зад, и тот специально ёрзает на месте, пока с губ Майкла не срывается сдавленный стон. — Я собираюсь тебя трахнуть, — доверительно информирует Джеймс, а Фассбендер то ли слишком пьян, то ли слишком напуган, чтобы пытаться его оттолкнуть. — То есть, технически ты трахнешь меня, но это всё равно считается. — Хочешь, чтобы я тебя трахнул? — переспрашивает Майкл охрипшим, низким голосом с таким недоверием, что Джеймс готов начать биться головой о ближайшую стену. — Ты… эм, уверен? — Ты идиот, Фассбендер, — сообщает ему Джеймс. В голосе сквозит безграничное терпение, опасное, как затишье перед глобальным пиздецом. — Очаровательный, невозможный, охуительный идиот. Я хочу трахнуть тебя уже месяц. Я кручу перед тобой задницей, приглашаю на чай, приглашаю на кофе, приглашаю посмотреть свою несуществующую коллекцию серебряных ложек, проливаю на тебя газировку, ношу джинсы, которые малы мне на размер, но зато великолепно обтягивают задницу… как думаешь, хочу я переспать с тобой или нет? Майкл смотрит на него ошалелым взглядом. Вот придурок, честное слово. А потом Фассбендер моргает, встряхивает головой, и выражение его лица вдруг становится совсем себе человеческим — веселым, немного злым, а откровенно пошлый оскал заставляет коленки Джеймса дрожать. — Я убью Маккуина, — говорит Майкл и вдруг, к большому удивлению МакЭвоя, запускает руки ему под свитер. — Клянусь, увижу — и прикончу на месте. Пальцы Майкла намеренно задевают соски и едва ощутимо обводят их по кругу, что заставляет Джеймса рвано выдохнуть, но он всё равно интересуется: — Почему это? — Потому что этот феерический мудак, — говорит Майкл и ненадолго прерывается, чтобы мазнуть поцелуем открытую ключицу Джеймса, а затем легко прикусить тонкую кожу шеи, — Давая мне твой номер, сообщил, чтобы я ни в коем случае не пытался трахнуть тебя раньше одиннадцатого свидания. Потому что у тебя, — он проводит приоткрытым ртом влажную полосу по шее к уху МакЭвоя и снова замолкает, чтобы обвести ушную раковину языком и осторожно сжать зубами чувствительную мочку, — Есть пунктик, — еще один поцелуй за ухом, и Джеймс от удовольствия чуть прогибается в позвоночнике. — Насчет парней, которым нужен от тебя только секс. И поэтому ты намеренно провоцируешь их, а потом сбегаешь ото всех, кто начинает домогаться до тебя раньше положенного. И я держался, о, видит бог, я держал себя в руках во всех смыслах, — его руки оглаживают горячие бока, а потом он опускает их к джинсам Джеймса, расстегивает ширинку и легко сжимает возбужденный член через ткань трусов, — Я дрочил по ночам, я дрочил в туалете кинотеатра, я дрочил на твой светлый, блин, образ, отсчитывал количество оставшихся свиданий со всей возможной скрупулезностью и представлял, как выебу тебя, когда ты, наконец, попадешь ко мне в руки, — он улыбается потрясающей хищной улыбкой, от которой у Джеймса сводит скулы и захлебывается ударами сердце. — Так что сейчас ты влип, приятель, ты конкретно влип. — Одиннадцать свиданий, — говорит Джеймс и не узнает свой сорванный голос со стороны, и ему очень хочется сцеловать эту потрясающую улыбку с губ Майкла прямо сейчас. – Нет, я бы не пережил. — Ты и не переживешь, — обещает Майкл и стягивает с него свитер. — Умрешь как минимум раза три за ночь. Знаешь, как охуительно я отсасываю? — Осмелюсь предположить, что не менее охуительно, чем трахаешься. — О, — произносит Майкл многозначительно, — Ты даже не представляешь. А потом он стряхивает Джеймса со своих колен, стягивает с него джинсы с бельем и накрывает возбужденный член горячей ладонью. Окей, — думает Джеймс. — Возможно, этого в самом деле стоило подождать. (Но Маккуина он всё равно убьет).