***
Как оказалось Изабель отличная танцовщица и певица, поэтому устроить её в школу искусcтв оказалось не такой большой проблемой, пусть даже и посреди года. Директор Берримор согласился чтобы она просто проводила здесь время, ведь, скорее всего, её семья здесь долго не пробудет. Кстати, Мариза и Роберт оказались действительно очень приятными людьми, они сразу поладили с Люком и Джослин, и мы решили пригласить их на ужин в честь приезда, так как у них ещё не все вещи были разложены. Алека я ещё не видела, но по рассказам Изабель можно понять, что Эдвард Руки-Ножницы и то не такой мрачный был. Не знаю стоит ли ей верить, но отношения у меня с ней задались как нельзя лучше. У нас совпадали вкусы и в фильмах, и в одежде... Ну почти. Если не считать того, что она любит платья, не только джинсы. И с Саймоном я не могла поговорить скажем так... о девчачьем. Кстати, он так и не объявился. Почему-то я уверена, что он просто без ума от Лайтвуд-младшей. — И короче эта блонда спрашивает меня Джейкоб или Эдаврд? — А ты ей что? — Винчестеры, сучка. И на всё кафе... Ты бы видела её лицо! — Изабель рассказывала мне уже сотую историю за сегодняшний день, но каждая из них была очень смешной, так что мне не надоедало. Правда сейчас что-то случилось с её лицом, я подумала что ей стало даже плохо, но когда она крикнула... — Джейс! И побежала со всех ног к Эрондейлу, что стоял в окружении кучи девчонок после тренировки. Сначала его лицо совсем ничего не выражало, но потом он побледнел, а его поразительно-голубые глаза блеснули. Лайтвуд обняла его, встряхивая светлые локоны, что при свете солнца светились, будто золотые. Сначала все перебывали в шоке, пока Изабель не начала говорить: — Кто бы мог подумать что я тебя здесь встречу! Надо же как мир тесен. Я так скучала, а Алек вообще если увидит, то коньки откинет... — Что ты здесь делаешь? — Всего несколько слов, но сейчас я опять увидела ту холодность, что присуща ему в любой ситуации. — Ты не рад меня видеть? — Изабель явно недоумевала, в то время, как для меня всё стало ясным, — Я понимаю, что очень много времени прошло, но... — Послушай, давай не сейчас. Встретимся на нашем месте, поговорим. Только, прошу никому ничего не говори. С этими словами Эрондейл вышел из залы, а Лайтвуд опять вернулась ко мне. Все, кто был при этой сцене, начали шушукаться и обсуждать происходящее. Я конечно не стала исключением. — Откуда ты знаешь Эрондейла и почему так с ним мило говоришь? — Эрондейла? - Иззи явно не понимала моей реакции, но меня волновало другое, почему она так реагирует на его фамилию, ведь из этого разговора можно понять, что они очень близки, да и с Руки-Ножницы тоже. — Объясняю для тех, кто не в теме. Джейс Эрондейл — мой враг номер один, а ты с ним мило щебечешь... Конечно это вызывает во мне подозрения. — А почему? Он ведь милый... — Сказать что я была в шоке, это ничего не сказать. — Я кажется поняла... Ты его бывшая, да? Иначе как объяснить тот факт, что у вас есть собственное место, хотя насколько я поняла ты в этом городе ещё не была. Как это понять?.. — Ревнуешь? — этим вопросом она обескуражила меня ещё больше. — Ты вообще меня слышишь или тебе в рупор сказать? Мы — враги, — сильно краснея ответила я. — Угу... Я поняла, одуванчик. — Откуда ты?.. — Послушай, я и вправду очень близка с Джейсом, теперь ты это уже поняла, ведь о кличке знали только вы вдвоём. Но мы не встречались, если ты конечно не считаешь меня поклонницей инцеста... — Так ты!.. — она закрыла мне рот, прежде, чем я успела что-то сказать. — Да, я его сестра, но не надо об этом говорить. Потом объясню почему. Только не обижайся, я хочу ему помочь. Давай сегодня вечером я приду к тебе и всё подробно расскажу. А пока пошли в класс. Не знаю, как ей удалось меня уговорить, но я решила всё-таки подождать, решив точно, что она останется у меня с ночёвкой. И думала, что все мои мысли займёт именно это событие, но как оказалось это не единственная проблема на сегодня...***
— Искусство как проявление эмоций, искусство как способ поменять личностные интересы и вершины, искусство как самореализация и многое другое, что это понятие может нам преподнести, человеку понять не дано, зато он может попробовать познать хоть какую-то часть глубины сознания... — И чтоб мне провалится какая скучная лекция от Пиноккио. Профессора Томпосона практически все ученики школы так называли из-за его слишком острого на кончике носа, который начинал дёргаться, как только тот пытался врать. Человек он вполне приличный, но слишком неряшлив и прост по натуре. Зато он знает своё дело и действительно может интересно рассказать такой скучный предмет, как История музыки. Пожалуй, это мой самый любимый урок из всех, как бы он странно не сочетался с моей натурой. Потому что кроме лекций он даёт нам персональные задания по вокалу вместо скучных рефератов о композиторах, либо же мы ставим сценки на подобие мюзикла и каждую неделю устраиваем что-то новое. — Бах, Бетховен, Шуберт, Вивальди... Эти люди добавили в мир классической музыки некие краски, что их последователям не так удается. Современная музыка не совсем способна понять тонкость души... Впрочем, вы и сами это знаете, давайте лучше перейдём к интересной части. Джейс, сыграй нам. Девчонки на задних партах стали перешёптываться и обсуждать этого «мачо» в клетчатой рубашке, что невероятно ему шла под цвет глаз и через неё отчётливо видно кубики пресса. — Куда смотрим, Фрэй. Нашла во мне что-то хорошее? — И опять эта ухмылка, которую хочется стереть навсегда. — Пожалуй, в тебе есть одна хорошая черта, она делит задницу пополам. — Ты можешь нормально говорить со мной или нет? — Если ты ещё не понял, то при встречах с тобой я могу использовать только три языка: ирония, сарказм и ненормативная лексика. Последнее я, пожалуй, исключу, ведь мы на уроке. Эрондейл во время этой стычки абсолютно ничего плохого вроде-бы и не говорил, но я ощущала весь этот урок, что его взгляд был прикован ко мне, что меня откровенно бесило. Поэтому оставалось только ему хамить, ведь он прекрасно то знает почему мы не можем в одной комнате находится. Если даже для обоих нужен кислород, то для одного по-любому совсем не такой, хоть с каплей азота, чтобы задохнутся и не чувствовать чего-то одинакового. Он отвернулся и подошёл к чёрному старому пианино, что чёрт знает сколько здесь стоит, но продолжает работать из-за стараний учителя, что ремонтирует его уже десяток лет, тратя огромные деньги, на которые проще купить уже новое. В его движениях всегда есть что-то классическое и грациозное, что предназначено для эпохи Восстания и Средневековья, но никак не для американского футбола и ежедневных тренировок. Мелодия сама берётся из-под пальцев, завораживает каждой нотой, проникая глубоко в сознание, путая мысли. Моцарт. Играли сотни раз, но из-под его руки она кажется шедевром высшего уровня, что-то непревзойдённое в его манере, то, что другим остается загадкой. Глаза опущены, но они светятся бирюзой, что только нашли в глубинах океана. Волосы заправлены за одно ухо, так что видно отчётливо сжатые скулы. И алые губы. Сосредоточенно он продолжает играть, не замечая, что моё сердце колотится, как бешеное. Да так, что мне кажется невозможным тот факт, что его не слышат, даже Изабель сидящая рядом со мной. Все сидят и слушают. Мне кажется все невозможным. То из-за чего мы столько лет дерёмся, то, почему я не могу признать свою слабость. В этом случае действительно слабость. — Браво, Джейс, как всегда на высоте. Он что-то сказал в ответ, кивнув головой. Так что несколько прядей выбились и упали на лоб. Каких усилий стоило, чтобы их не убрать... — И у меня есть для тебя задание. Как вы все знаете, мы готовим проект для мэра города, чтобы получить финансирование и дети могли свободно обучатся в студии, — получив в ответ согласный кивок, он продолжил, — так вот, начинаем готовится уже сейчас. Это мероприятие должно быть оригинальным, поэтому мы немного поэкспериментируем... — Мне уже страшно, — я услышала смешок со стороны. — Только, прошу. Не начните меня ненавидеть, — я удивилась. — Не у нас конечно есть замашки, но не до такой же степени... — Серьёзно, что такого, профессор? — Я решил... Поставить в пару Джейса и Клэри для совместного вокального и танцевального номера. О да, теперь нам точно есть за что его ненавидеть. — Вы же это не серьёзно? Об этом спросила даже не я или он, а кто-то из класса, ведь все прекрасно знают о наших кхм... отношениях. — Просто поймите, вы лучшие ученики студии. Голоса у вас идеально подходят и это шанс хоть на какое-то улучшение ваших отношений... Он действительно выглядел будто сейчас начнётся атомная война, но на удивление всех я ответила: — Ладно, но за ущерб несёте ответственность вы, — Эрондейл удивлённо на меня посмотрел, но я сделала вид, что не заметила. — Тогда... Начнём репетицию. Клэри за гитарой, а Джейс на клавишах. Песню вы знаете, она должна была быть для Сидни и Стефана, но раз такой случай.***
Jason Walker — Down
— Нет, я не хочу их видеть! Мальчик вроде был маленький, безобидный на первый взгляд, словно ангел, но стоило только управляющей интерната заговорить с ним о его настоящих родителях, то не оставалось и следа от милого ребёнка. Он относился со всей серьёзностью к тому, что вдруг за двенадцать лет о нём решили вспомнить. — Послушай, у твоей матери не было выбора, она была вынуждена тебя отдать, но сейчас она действительно хочет тебя вернуть... — Вы говорите это чтобы побыстрее от меня избавится? — Джейс прекрасно понимал что это не так, и Мисс Арджент ничего плохого ему не хочет, но не мог совладать собой. Он побывал уже в скольких интернатах, что и не сосчитать, но ни в одном не оставался так надолго, потому что именно эта управляющая понимала детей, ведь сама была в таком положении. И всё-равно злость бушевала подобно океану в шторм, он не мог поверить, что мать, бросившая его под дождём на ступеньках может быть человеком достойным внимания. Пусть даже его учили не думать так, пусть учили манерам, он не сможет смирится с тем, что он не Лайтвуд, не Моргенштерн, а опять Эрондейл. Встреча с матерью как и полагалось прошла очень плохо. Селин заплакала как только увидела ребёнка, но вместо того, чтобы бросится ей на шею, Джейс развернулся и ушёл. Вот просто так, не думая о её раненном и без того сердце, не думая, что уже через несколько дней всё прояснится и он заживёт нормальной жизнью. Просто не думая... — Ну, мам, я не хочу никуда ехать... — в окне одного из домов, что проходил Джейс показалась рыжая шевелюра и он остановился. — А если Люк с тобой поедет? — Поразительно похожа на неё женщина подошла к девчонке примерно его возраста, только ниже. — Конечно! — она так искренне улыбалась, но я не мог понять такого счастья. Для меня было в новинку слышать о нормальном общении в семье. — Эй, парень, ты меня пугаешь. Не смотри так. Я даже не заметил, как эта девчонка увидела меня. Сейчас её руки скрестились и я отчётливо смог увидеть след краски на её веснушчатых щеках. — Клэри, так не культурно. Ты наверное сын Селены, Джейс? — Да. Прости, Клэри, не знал, что тебя пугают парни, которые на тебя смотрят, — я ухмыльнулся. — А почему я о тебе таком наглом не слышала? По моему у мисс Эрондейл не было сына. — Это я-то наглый? — Ну надо же как она могла первести тему разговора. — Я почему-то думаю, что вы поладите, — с улыбкой сказала Джослин, пока её дочь свирепо глядела на меня. Впрочем так и случилось. Мы весь день проводили вместе, очень даже подружились и я впервые понял, что значить иметь настоящего друга. Именно она заставила меня помирится с матерью, именно благодаря ей я теперь в Школе Искусств, именно она сделала меня счастливым... Так продолжалось несколько месяцев, пока, наконец Люк, друг мамы Клэри, которого она очень бы хотела видеть своим отцом, не согласился всё-таки отвести нас в лес, как и планировали, но уже со мной, ведь по-другому и быть не могло. Этот вопрос даже не обсуждался. — Эй, что ты как девчонка, лезь быстрее! — кричал я с вершины утёса, пока Фрэй пыталась залезть, хотя альпинист из неё конечно не очень. — Может, это потому что я и есть девчонка! — ответила она пыхтя. Но я только улыбнулся. Она казалась не совсем сильной, но за то время, что я её знал, я понял одну очень важную вещь — она всё отдаст за тех, кого любит. Не знаю даже почему я ей не сказал, что рос в интернате, может, не хотел тревожить. — Одуванчик, давай, будь не только красивой, но и упорной, — эту кличку она получила от меня. В прямом смысле. Я называл её лисёнком, а она меня одуванчиком и мы решили символически поменяться. — Так ты считаешь меня красивой? — Я подал ей руку, подумывая над ответом. Она была моим лучшим другом, но я не мог признаться себе в том, что это могло значить что-то больше. Может, я боялся, что это просто разрушит нашу дружбу, может, не знал, как она на это отреагирует. — Знаешь, на тебя Кортни заглядыв... Она споткнулась о камень, но я успел её схватить. Не знаю даже, почему, но я просто не смог удержатся. Совсем лёгкое касание губ к губам, но потом мы действительно поцеловались. — Нет... Давай просто сделаем вид, что ничего не было, — вот, что сказала она. Да и после этой поездки мы больше не встречались, даже не заметили, как стали врагами. Один маленький момент, что был способен разрушить идиллию, но не потому что это была случайность. А потому что они не смогли себе признаться в том, что это было осознанно.***
— Отлично, как я и думал. Вот видите, ничего страшного нет. Со школы я возвращалась на ватных ногах, даже забыла об Изабель. Все мои мысли были заняты чёртовым Джейсом Эрондейлом. Тем, из-за которого она страдала, тем кого она неосознанно сделала самой важной частью жизни. — Клэри, постой, — Что тебе чёрт возьми понадобилось? — Да стой же ты. Замри. И я остановилась. Вспомнив о детской игре «Замри, отомри», когда мы договорились по этому приказу повиноваться и останавливаться. Кажется, мелочь, но я вспомнила всё. Как на Кейп-Коде мы с ним в полночь улизнули на берег, и пытались ловить крабов на остатки мяса из гамбургеров. Как мы пытались приготовить суфле по маминому рецепту, а потом в итоге весь день мыли кухню и веселились. Как мы лежали на веранде жаркими августовскими днями, и в воздухе висел густой, хоть ножом режь, запах свежескошенной травы и цветов. Как на Рождество выпал снег, Люк в подвале порубил на дрова старую телевизионную тумбу, а мама приготовила яблочный сидр и мы пытались вспомнить слова святочной «Тихой ночи», но закончили пением любимых мюзиклов. И тот злосчастный поцелуй. — Чего тебе? Решил позлорадствовать? Ты же видишь, что со мной происходит. Что я влюбилась в тебя по уши и не могла простить себя за то, что тогда попросила забыть. Что я не люблю Себастьяна, а когда его целую, то представляю тебя, что я не могу... Он просто поцеловал её. Тот момент, который Клэри так хотелось забыть был просто невинной пародией на ту бурю, что она сейчас чувствовала внутри себя. Эти губы сводили её с ума, его запах, его полузакрытые глаза, что были напротив её глаз... Как она могла отказаться от всего этого глупым поступком? Неважно, что они стоят посреди улицы, что она чуть не тает в его руках, что так нельзя... Она может только чувствовать привкус яблок на его губах, вдыхать аромат мятного чая и лимона. Она не может остановится. — Отомри. Теперь ей есть за что себя ненавидеть.