Dream

Солнечные лучи легко касаются Ойкавы, даря своё тепло, и его каштановые волосы приобретают рыжеватый оттенок. Иваизуми следит за переливающимися на свету оттенками, пока великий и неповторимый король волейбольной команды в который раз за день восхваляет свою красоту. Или плачется, почему он так красив? В общем, Иваизуми уже очень давно не слушает его. Сейчас существуют только мелодичный голос и солнце, переплетающееся с кудряшками. — Я честно рад такому вниманию, — с лёгкой улыбкой говорит Ойкава. — Но, Ива-чан, я так не смогу на все сто процентов посвятить себя тренировке. Не могу игнорировать этот прекрасный пол, — многострадально вздыхает он. — Но и выставить их за дверь — свинство! Что же нам дел... — на этом моменте Иваизуми снова погружается в свои думы, искоса рассматривая друга. Глаза Тоору блестят. Они всегда светятся, когда Ойкава счастлив. Интересно, он так счастлив тренировкам, которых давно не было из-за каникул, или же толпе девчонок, которые приходят поддержать его? Но, кажется, радость в его взгляде появляется ещё с того момента, как он встречает утром Хаджиме, и они идут вместе на занятия. — Ива-чаааан, — тянет Ойкава, и только сейчас Хаджиме понимает, как долго рассматривает его. — Я так красив? — ласково улыбается обладатель этих самых карих глаз, которые так пленяют. — Как думаешь, если бы я был девушкой, у меня было бы много поклонников? — Иваизуми ловит его внимательный взгляд. — Да что я говорю, — не дожидаясь ответа, Тоору хлопает себя ладонью по лбу. — Конечно, у меня была бы толпа поклонников! А Ива-чан был бы среди них самым первым, — хитро улыбается он и потом получает легкий подзатыльник. — Дуракава, — бубнит себе под нос Хаджиме и ускоряет шаг. — Ну не сердись, Ива-чааан, — догоняет его Тоору с по-идиотски счастливой улыбкой. Ойкава в виде девушки? Иваизуми себе этого даже представить не может. Он фантазирует о чём угодно: краснеющий Тоору, Тоору в девчачьей школьной форме, в нижнем белье и чулках, обнажённый, задыхающийся от ласк... но только не девушка. Хаджиме удивляется собственным мыслям. О чём он думает в клубной комнате, когда сюда может зайти любой и без труда заметить его пылающие щёки и, кажется, даже уши? Но ему не дают перевести дух, и стоит только закончить свою мысль о собственных скрытых извращённых желаниях, как в комнату бесцеремонно вваливается виновник всех горячих фантазий. — Ива-чан, чем это ты тут один занимаешься? — ухмыляется Тоору. — О чём мечтаешь? — внезапно он оказывается за спиной. — Чего тебе, идиот? — как можно безразличнее произносит Хаджиме и оборачивается к Ойкаве. Тот упирается ладонями в шкафчики, и Иваизуми оказывается зажат между шкафчиками и этим разгорячённым взглядом карих глаз. Тоору медленно наклоняется к другу и почти неслышно шепчет на ухо: - Тебя. Внутри что-то ёкает, ухает и проваливает в небытие в сопровождении сонма мурашек. — Что? — Иваизуми чувствует себя натянутой струной, готовой вот-вот с треском рассечь тишину. — Ты совсем с ума сошёл от своей звёздной болезни?! Буря эмоций. Вдруг это лишь недопонимание, вдруг очередная шутка. А румянец предательски жжёт лицо, ладони потеют, во рту пересохло. Ойкава внимательно смотрит и молчит, его взгляд скользит по подрагивающим губам друга, его шее, ключицам, телу, которое так некстати скрывает футболка. Он ухмыляется, возвращая взгляд на раскрасневшегося Хаджиме, но, только тот хочет развеять тишину своим воплем и, возможно, парочкой оплеух, как Тоору его перебивает: — Прекрати, Ива-чан, — на лице друга недоумение. — Я всё знаю. Знаю, как ты смотришь на меня, о чём думаешь, когда один, о чём мечтаешь одинокими ночами. Ты хочешь меня так же, как я тебя, — теперь Хаджиме кажется, что в он другой реальности, и потому совершенно не слышит слов Ойкавы. — Просто сделай это. Сделать... что? Стоп. Он знает. Откуда? Стоп. Хаджиме на самом деле хочет своего друга? Не обнять, успокаивая после поражения, не держать за руку, не всегда быть рядом. Он хочет вцепиться в губы, попробовать на вкус кожу, прикоснуться, провести ладонями по рукам, телу, разлохматить мягкие волосы. Он хочет его. Желание бурлит внутри, распирает грудную клетку, не давая дышать. Это не дружеские чувства. Это неправильно. В своих мыслях Иваизуми понимает это. Но невозможно устоять. Ойкава непозволительно близко. Хаджиме кожей чувствует его дыхание. Оно распаляет ещё больше. От одного взгляда на друга, предлагающего ему своё тело, в штанах становится тесно. Тоору не выдерживает паузы и приближается ближе, чтобы ощущать друг друга телами, но предательски мешает одежда. Он краснеет, но продолжает прикасаться. Щеки Хаджиме осторожно касается ладонь, пальцы опускаются на пересохшие губы и в нерешительности проводят по ним. Иваизуми больше не в состоянии сопротивляться, когда то, что важнее всего, что он не замечал так долго, теперь находится в такой близости. Он хватает Ойкаву за затылок и резко притягивает к себе. Поцелуй получается неловким. А внутри словно вскипает лава, когда до сознания доходит, что он целует его. Целует своего друга. Своего связующего. Нет, не так. Своего любовника. Воздуха катастрофически не хватает, будто бы температура вокруг них накалилась до невозможных показателей. Иваизуми отстраняется и смотрит в карие глаза. Там желание. Такое же дикое и необузданное желание, какое Хаджиме чувствует всем телом. — Ещё, — сбивчиво произносит Иваизуми, делает глубокий вдох и снова собственнически притягивает к себе Тоору. Он проталкивает свой язык, заставляя Ойкаву подчиниться. Перед ним послушно размыкаются зубы, и Иваизуми чувствует мягкий язык. Он захватывает власть, проталкиваясь всё дальше, обследуя рот Тоору. Неистовый танец, в котором руководит Хаджиме. Он чувствует, как ноги Ойкавы подкашиваются. Внизу болезненно тянет. — Ива... — хватая ртом воздух, стонет Ойкава, — чан... Хаджиме чувствует, как тот прижимается к нему стояком. Он тоже это чувствует. Да, так и должно было быть. Иваизуми ещё раз целует его, теребя язык и прикусывая губы. — Заткнись, — шепчет он ему и понимает, что уже сам не в состоянии ждать. Хаджиме припечатывает Ойкаву к шкафчику. Он стягивает с него футболку и первое, что видит перед собой — это вздымающаяся грудь и манящие ореолы сосков. Он стягивает и с себя уже ненужную футболку и отбрасывает в сторону, а дальше касается живота. Слышит тихий стон и медленно поднимается вверх. Проводит ладонями по всей груди, а после останавливается на сосках. Большим пальцем очерчивает контур и слегка теребит. Ойкава прерывисто дышит, заглушая стоны тыльной стороной ладони. Хаджиме склоняется к нему и обводит языком сосок, а потом целует его, посасывая. — Хва.. тит, — умоляюще просит Тоору, хватаясь за плечи. Нехотя Иваизуми повинуется, потому что чувствует, что уже на пределе. Дорожкой поцелуев он спускается ниже, стягивая шорты с боксёрами до колен. В висках бьёт желание, а руки выполняют самые смелые фантазии. Он обхватывает стоящий колом член и проводит до основания. Ойкава громко стонет, а когда губы Хаджиме скользят по члену, кажется, захлёбывается в собственных криках. Иваизуми медленно скользит языком, касаясь пальцами яичек Тоору, играя с ними. Он приходит в невообразимый восторг, слыша непрекращающиеся стоны удовольствия. — Ах, — сотрясается телом Ойкава, но Хаджиме не даёт ему кончить. — Слишком рано, — выдыхает он и невесомо касается его губ своими, но не целует. Он стягивает с себя оставшуюся одежду, полностью обнажаясь. Горячие ладони оказываются на бёдрах Тоору. Хаджиме притягивает его к себе, усаживая на колени. Проводит по бёдрам, всем этим чертовски сексуальным мышцам. Через подушечки пальцев он чувствует дрожь и возбуждение. Он касается губ пальцами, раздвигая их, пихая внутрь. Тоору пропускает пальцы и обильно смачивает каждый из них. От одного ощущения мягкого и юркого языка Ойкавы на своих пальцах Иваизуми готов кончить. Другой ладонью шарит по телу. Он хочет почувствовать больше. Ещё больше. Он убирает пальцы и целует Ойкаву. Горячо. Доводя их возбуждение до пика. Тоору отстраняется, когда чувствует, как пальцы Иваизуми проникают в него. — Тшшш, — Хаджиме целует его в шею, посасывая и покусывая кожу. Глубже. И ещё глубже. Сначала боль, а после разряд невероятного ощущения по телу, от которого Тоору вскрикивает. И ещё. Насадиться глубже, принять в себя больше, получить ещё удовольствие. Он обхватывает ногами поясницу Хаджиме и непристойными стонами просит больше. Сильнее. Чтобы забыть обо всём. Только они и это чувство на двоих. Пальцы пропадают, и становится неуютно. Но лишь на мгновение. Пальцы заменяются чем-то более весомым и более горячим. Ойкаву притягивают в поцелуй, от которого кружится голова. Он чувствует, как его заполняют всё больше. С каждой секундой новые ощущения. Будь то боль или удовольствие — он готов принять всё. Хаджиме крепко обнимает его за талию и начинает двигаться. Сначала медленно, и Тоору чувствует, как внутри всё горит. Он цепляется за волосы Иваизуми одной рукой, а другой обнимает за плечи. И сам того не замечая насаживается на член всё сильнее. Яркие вспышки удовольствия пронзают сознание и тело. Больше. Толчки становятся сильнее. Хаджиме прижимает Ойкаву сильнее и вбивается в него как одержимый резкими и рваными толчками, что сводят с ума. Он целует шею и чувствует, как семя Ойкавы размазывается между телами. — Хаджи... ме, — шепчет Тоору. Пара размашистых толчков, и Иваизуми со стоном изливается в него. В ушах шумит после ошеломительного оргазма, он сжимает в объятиях крепкое тело Тоору и целует его губы. Но слух режет ужасный звук, бьющий по ушам, нагло вырывающий из сладкой истомы. «Ещё 5 минут», — думает про себя Хаджиме и с ужасом распахивает глаза. Чёрт! В трусах предательски мокро, а внутри словно пустырь. В голове нет мыслей. Пусто. Только разве что... разочарование. Самую малость. Но он чётко ощущает его. Это всего лишь сон. Яркий, невообразимый, будоражащий, так напоминающий реальность, но сон. Время неумолимо идёт вперёд, пока Иваизуми в очередной раз прокручивает в голове воспоминания, пытаясь уверить себя, что всё это просто бред. Но стоит ему увидеть этого улыбающегося придурка, как всё становится ясным: ему не забыть, не сбежать от этих чувств. Эти карие глаза всё так же светятся от счастья, солнце всё так же нежно пригревает кудряшки. Это всё тот же Ойкава. Рядом. Такой родной и привычный. Хаджиме плечом чувствует прикосновение и замечает, что они уже давно смотрят друг другу в глаза, пытаясь там что-то найти для себя. Он не сможет. Нет. Больше не сможет быть ему другом. Слишком сложно, ведь Тоору читает его как открытую книгу. Он должен сказать. Сердце стучит как бешеное, в голове шумит, но он не может отвести взгляд. — Нам надо поговорить, — неожиданно начинает Ойкава, выдавливая из себя слова, хотя в обычное время его не заткнуть. Он не уверен, но Хаджиме ждёт. — Ты только не бей меня, — улыбка проскальзывает по его губам и теряется. Иваизуми только кивает. А вдруг... — Ива-чан, мне сегодня приснился сон... — сбивчиво тараторит Тоору, краснея, и Иваизуми замирает в неверии.