nicebeatzprod. — B D S M

Звонок в дверь. Кого могло притащить в такой поздний час? Недовольный, я встаю из-за компьютера и иду открывать дверь. На пороге стоит Усачев, и он какой-то странный, сам на себя не похож. Даже в темноте подъезда я вижу, что его глаза лихорадочно блестят, он не то улыбается, не то кривится. — Пустишь? — спрашивает он немного хрипло и, не дождавшись ответа, влетает в квартиру, скидывает куртку, ботинки, проходит в комнату. Он то и дело облизывает губы, кусает их, теребит пальцами край рубашки. — Какими судьбами? — спрашиваю я. Насколько я знаю, он должен быть сейчас в Питере. — Не важно, — он улыбается краем губ, его чуть пошатывает. Он садится на диван, потом резко встает, чуть посмеивается, делает круг по комнате, что-то рассматривая, потом снова садится и все никак не может удобно устроиться. Зрачки расширены. Кажется, я знаю, в чем дело. Беру его за шиворот и тащу к настольной лампе, направляю ее ему в лицо. Он зажмуривается, но я успеваю заметить, что зрачки никак не реагируют. Они все такие же огромные, а сами глаза темно-серые, как промокший под дождем новый асфальт. — Кто додумался накурить тебя? — с усмешкой спрашиваю, пока он судорожно трет глаза. — Не важно, мое дело, — он смотрит на меня из-под прикрытых век, я замечаю, что движения его неестественно плавные, медленные, не свойственные ему. — Да конечно, — я улыбаюсь и сажусь на диван. Он тут же встает со стула и садится сверху, целует меня. — Сдурел? — я не могу отдышаться и недоуменно смотрю на него. Его глаза закрыты, он трется об меня всем телом, губы растянуты в улыбке. Это служит мне ответом. Однозначное «да». Я кладу руки ему на талию и прижимаю к себе. Он мурчит, как кот, и снова приникает к моим губам. Я чувствую слабый запах дури, что исходит от него, и мне это нравится. Вдруг Руслан резко (для него) отстраняется, зажимает рот руками и уходит в ванную. Кто же его так накурил? Какой-нибудь Поперечный? Как вариант. Я выключаю верхний свет и оставляю только лампу. Мне нравится этот сумрак, что сейчас наполняет эту комнату. Он же невменяемый сейчас, может наделать глупостей. А я с радостью этим воспользуюсь, уж слишком мне нравится все происходящее. Я жду, пока он приведет себя в порядок и надеюсь, что его голова не прояснится. Он так потрясающе ерзал на мне, так чувственно целовал, что член колом стоит. Не хочется потом стоять под холодным душем. Он возвращается и, судя по его пошлой улыбке, лучше ему не стало. Он целенаправленно идет ко мне, садится сверху и пронзительно смотрит мне в глаза, чуть жмурится. Я провожу рукой по его спине, задирая рубашку, он судорожно выдыхает. Довольно усмехаюсь — сейчас для него все ощущения острее, чем обычно. Я и этим воспользуюсь. Нарочито медленно расстегиваю пуговицы, иногда будто случайно задевая его соски. Распахиваю рубашку и наслаждаюсь, как свет скользит по его телу, освещая только правую часть. Как завороженный, я провожу пальцами по контуру плеча, он вздрагивает. Наверное, щекотно. — Илья, прекрати, — шепчет он и подается вперед, стягивает с меня футболку и снова целует. Его руки хаотично скользят по моей спине. Он тяжело дышит, глаза и губы так пошло блестят. Я кидаю его рубашку куда-то в угол и сжимаю в ладонях его ягодицы. Он гортанно стонет и трется от меня своим уже вставшим членом, задевая ноющий мой. И теперь моя очередь сходить с ума. Хотел поиграть с ним, а теперь чувствую, что на это не хватит ни сил, не выдержки. — Голова кружится? — шепотом спрашиваю я, не переставая мять его зад и целовать подставленную под мои губы шею. Он утвердительно хмыкает. — Тогда я тебе помогу. Одним движением я укладываю его на диван и нависаю сверху. С таким вожделением на меня еще никто не смотрел, как смотрит он сейчас. Дай ему волю — он бы меня съел без остатка, высосал все соки, точно говорю. Он хочет меня, и это невероятно возбуждает. Я очерчиваю пальцем его скулу, а потом что-то вдруг перемкнуло в голове, и я набрасываюсь, как хищник набрасывается на поверженную жертву. Кусаю его губы так, что он вскрикивает, на губе появляется еле различимый след крови. Он слизывает эту капельку и хищно улыбается. Ему нравится. Ему это нравится. Я опускаюсь ниже, ласкаю его соски, немного посасываю их, реже — кусаю, но кусаю так, что он выгибается всем телом, шипит, но не отстраняется, потому что я держу его крепко, и он не посмеет сбежать. Он стонет вполголоса и подается навстречу каждому движению. Глаза закрыты, лицо расслабленно, приоткрытый рот так и напрашивается на пошлость. Оставляю его соски в покое, просовываю палец меж открытых приоткрытых губ полностью, и он начинает его сосать, постанывая и глядя мне прямо в глаза. По телу пробегают мурашки, и я одергиваю руку, как ужаленный. Срочно нужно избавится от штанов, и мне, и ему. Уже больно. И если ему нравится чувствовать боль, то я люблю ее причинять. Штаны летят к рубашке вместе с бельем, но я не спешу раздевать его. А он уже просит. Ему уже не терпится. Потерпи, мальчик, это только начало. Он жадно смотрит на мой вставший член, и я могу только догадываться, какие мысли роятся в его голове, если они вообще есть. Не думаю, что сейчас он способен думать. Я сжимаю бугорок на его штанах, он вскидывает бедра и стонет очень громко, просит еще, когда я начинаю массировать через штаны его член. — Мне больно, — хнычет он, но черта с два меня это остановит. Я продолжаю мучить его, наслаждаясь смесью боли и наслаждения на его лице. Он выглядит чертовски красиво сейчас. Но мне это надоедает, и я снимаю с него штаны. Он облегченно выдыхает, а я замечаю на его серых боксерах размазанное пятнышко смазки в области головки члена. — Как сука, — выдыхаю я прямо ему в ухо, снимаю боксеры и медленно дрочу ему. Он снова неестественно выгибается, хватается за меня руками, сам толкается в мой кулак. Убираю руку. спускаюсь ладонью к его яичкам и легко сжимаю. Он снова вскрикивает, и я отпускаю его. Ошалело смотрит на меня, но я только усмехаюсь. Ты сам хотел, ты и сейчас хочешь, чтобы тебя жестко отымели, так в чем проблема? Чуть царапаю ногтем колечко ануса, он судорожно выдыхает. Не понимаю, ему нравится, или так неприятно, но я повторяю свое движение, только в этот раз сильнее, и на его лице появляется гримаса боли. Так-то лучше. Я отстраняюсь и громко, отчетливо и ровно приказываю ему встать раком. Он послушно принимает эту позу, прогибается в спине и грудью на диван, расставив ноги еще шире. Немного дрожит от возбуждения. Мне нравится эта поза, он такой… доступный. И сейчас мой, целиком и полностью. Я кладу ладонь на его ягодицу, с силой сжимаю ее, а потом легко шлепаю по ней. Он вздрагивает, но молчит. Я ударяю сильнее, и на его бледной половинке остается красный след. Он протяжно стонет и выгибается сильнее, распаляя меня. Я бью его все сильнее, он перестает стонать, кричит, но не отстраняется. Его зад уже алый от ударов, а я не могу остановиться, его крики и звук шлепков слишком сладок. — Илья.. — нервно выдыхает он, и я останавливаюсь. Жаль, у меня нет веревок и прочей херни, которую используют, чтобы полностью подчинить себе партнера. Хотя, куда уже больше, он и так согласен выполнить все, что я скажу. В его голове - дым, туман, сильное желание, чтобы его оттрахали как можно скорее, вон как ноги расставил. — Первый раз? — для приличия спрашиваю я, смачивая его слюной два пальца. Он что-то мычит, я не могу разобрать слов, вынимаю мокрые пальцы из его рта. Плюю на его подставленный анус и резко вставляю один палец. Он снова вскрикивает, приподнимается, а потом снова падает грудью на диван. Наверное, он тогда мычал что-то вроде «да». Соболезную, но свой первый раз он запомнит надолго. Я не церемонюсь с ласками, вставляю второй палец и начинаю трахать его, извивающегося и пытающегося отстраниться. Быстро нахожу простату, и он заходится в криках не то от наслаждения, не то от боли, но мне плевать. Вдруг я слышу, как в стену кто-то стучит. Ебаные соседи, я совсем забыл про них. Слезаю с дивана и смотрю на Руслана. Он уткнулся лбом в диван, плечи дрожат, но не меняет позы. Смысла нет просить его замолчать, он все равно будет орать, остается только заткнуть. Я нахожу скотч и платок, за волосы поднимаю его голову, пихаю в его рот платок и заматываю скотчем. Он непонимающе, расфокусированно, со страхом смотрит на меня. — Ты орешь как ебаная шлюха, которую дерут десять негров, соседи недовольны, — шепчу я на ухо и кусаю мочку. Он что-то пытается сказать, но сам понимает, что из этого мычания я не пойму ни звука, и замолкает сам. В его глазах — желание и покорность. Отпускаю его голову и возвращаюсь на свое место. Мои пальцы снова сухие, и я беру со столика крем. Я же не изверг, я просто люблю, когда ощущения немного острее обычного. Я снова вставляю в его дырку два смазанных кремом пальца. Он мычит, дергается, но я держу его крепко. Заметив, что он сам начинает насаживаться на мои пальцы, я понимаю, что с прелюдией пора заканчивать, иначе мой член сейчас взорвется, если не окажется внутри него. Я приставляю член к его анусу и одним толчком вхожу. Черт, крема оказалось мало, и мне немного больно. Немного, а ему, кажется, вообще невыносимо — он хватает руками обивку дивана, выгибается, и если бы не кляп, то о наших развлечениях узнал бы весь район. Я даю ему (или себе) время привыкнуть, и осторожно выхожу, оставляя внутри только головку. И снова толкаюсь, меняя угол. Головка скользит по его простате, и я слышу дрожь в его голосе. Он подается задом навстречу, хочет, чтобы я трахнул его еще глубже, еще сильнее, но я продолжаю играть. Хочу воспользоваться его невменяемым телом по максимуму, когда еще выпадет такой шанс. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя как следует? — рычу я, не двигаясь в нем. Он стонет в ответ, крутит своей задницей, расставляет ноги шире. — Хочешь сегодня быть моей шлюшкой? Он кивает, а я хватаю его за волосы, запрокидываю голову и начинаю остервенело трахать его. Дрожь проходит по всему телу, разливается огонь, я теряю остатки разума, еще сильнее сжимаю в кулаке его пряди. Он и сам дрожит, приглушенно кричит через платок и подается назад. Собрав все силы, я останавливаюсь и наклоняюсь к его уху. — Будешь тихим мальчиком — я уберу кляп, — шепчу я. Он кивает, поворачивает голову и я вижу его щенячий взгляд. Я убираю скотч, игнорируя то, что ему, наверное, не очень приятно, убираю платок и наслаждаюсь его тяжелым дыханием. Отдохнул? Переворачиваю его на спину, закидываю ноги себе на плечи и снова вхожу в него. Он закрывает глаза, выдыхает, хватает меня за цепочку и притягивает к себе. — Трахни меня уже нормально, — шипит он, глядя мне в глаза, — как мужик, а не как баба, напяливашая страпон. Эти слова задевают меня, я отвешиваю ему пощечину, и он довольно улыбается. Ты получишь свое, раз так хочешь. Хочешь жестко? Будет. Я трахаю его резкими, рваным движениями, кусаю его губы, шею, до боли сжимаю его соски, а он тащится, закусив кулак, чтобы не издавать слишком громких звуков. — Потаскуха, — рычу я, вколачиваясь в его тело. Он довольно стонет. — Шлюха, которая думает только о членах. Тебе нравится быть шлюхой? Отвечай! — Да… Мне очень нравится, — я скалюсь, услышав его ответ. Я и не сомневался в нем. Он тянется рукой к своему члену, но я отвожу ее, беру вторую руку, завожу их за его голову и сжимаю запястья одной ладонью. — Я не разрешал, — шепчу я ему в губы с усмешкой. Его дерзость сходит на нет. Он трется членом о мой живот, прогибается в спине, чтобы трение было сильнее, а меня только забавляют его попытки ублажить себя. — Илья, пожалуйста, — хнычет он. В ответ я меняю угол проникновения, так что он широко распахивает глаза, кусает губу, чтобы не побеспокоить соседей снова. — Ни за что, — я кусаю его губы, — думаешь, баба бы разрешила тебе подрочить? — Илья… — он пытается вырвать руку, и мне приходиться удерживать его двумя ладонями. — Я не разрешал, — отчетливо проговариваю каждое слово. Он с мольбой смотрит на меня, а я чувствую, что скоро кончу. Я двигаюсь все быстрее, он заходится в стонах, убирает ноги с моих плеч и расставляет их широко, вскидывает бедра. — Пожалуйста, — он чуть ли не плачет, а мне уже не до него. Все тело охватывает дрожь и бьет электрическим током. С громким рыком я кончаю в него, выпрямляюсь, отпустив его руки. Он молниеносно хватается за свой багровый член, и ему хватает пары движений, чтобы с громким стоном кончить. Сперма растекается по его животу, вытекает из его раскрытого ануса. Чертовски пошлое и привлекательное зрелище. Я ухожу на кухню курить, слышу его сбивающиеся шаги, когда он уходит в ванную, а через десять минут он оказывается снова рядом со мной. Я беру вторую сигарету. Его взгляд вполне осознанный. Отпустило? Интересно, что он скажет. — У меня теперь там все болит, — говорит он, забирает сигарету, затягивается и отдает ее мне. Я в ответ только пожимаю плечами. — Мне понравилось, — он умеет удивлять. — Хочешь еще? — спрашиваю я, и его полный похоти взгляд отвечает лучше любых слов. — Да, — тихо говорит он. — Приходи, — усмехаюсь я. — Я приду, — снова слышу в голосе эти дерзкие нотки. А вдруг и правда придет? — Снова после накурки или как? — Как получится, — он забирает сигарету, делает последнюю затяжку и собирается потушить ее в пепельнице, но я забираю ее и, глядя в его удивленные глаза, тушу окурок о его руку. Он шипит и отшатывется от меня, потом бежит к раковине и пытается унять боль от ожога. — Приходи, — повторяю я. — Я не думал, что ты… — Тебе понравилось, ведь так? — встаю за спиной и сжимаю его ягодицу. — Тебе понравилось, ты бы от продолжения не отказался, да? — провожу рукой по его полувозбужденному члену. Он молчит, его уши покраснели. Точно отпустило, вон как смущается. Во мне просыпается интерес. С покорным и и смелым было интересно, а какой он на трезвую голову? — Не сейчас, — выдыхает он, и я отхожу. Я же не изверг, насиловать не буду, да и не хочется мне сейчас. Вполне достаточно просто полюбоваться на его бледную задницу с наливающимися от моих пальцев маленькими синячками. — А когда? — спрашиваю на всякий случай. — И прекрати уже воду лить, все равно не поможет. — Когда рука заживет, — кидает он и выключает воду. Начинает трясти рукой, чтобы остудить ожог. Я подхожу ближе, касаюсь губами красного пятна, он вдыхает сквозь зубы воздух. — Пойдем, кремом намажу, — беру его за руку, веду за собой в комнату. Он ушел рано утром, пока я спал. Написал записку, что все было круто, нашел где-то ксюхину помаду (или это его была) и оставил на записке след своих губ. «P.S.: Я в Мск еще три дня, думаю заглянуть»