Нехватка времени

      Ёнхва и Джонхун напиваются в полумраке приват-комнаты известного ресторана. Можно посчитать на пальцах одной руки — сколько раз они сидели вот так, только вдвоем. Вечно некогда.       Пьют и разумеется заводят любимую песню всех лидеров, на тему - "люди с тонкой душевной организацией, в окружении неблагодарных подопечных и в условиях острой нехватки времени". — Твои хоть поспокойнее. У меня вообще зоопарк. — Сочувствую тебе, Джонхуни... — Сил на них не хватает. И времени. — Да, времени совсем нет. Ни на что. А я бы путешествовать хотел. Может даже — так, в порядке бреда — девушку бы какую-нибудь завел... — Нее, девушки это очень хлопотно — я пробовал. На них времени точно не хватит. — На фигурки медведей-то тебе хватает. — Ну с ними хоть говорить не нужно... Максимум: "доброе утро" и "спокойной ночи". — Псих. — И это мне говорит любитель Симпсонов? — Твоя правда. Но согласись, Симпсоны там и девушки всякие — это же необходимые вещи. — И медведи! Ты забыл про медведей! Да... А где их найти, этих девушек? Для поисков же тоже нужно время. — Ага. А вокруг только стаф, мемберы и репортеры. Со стафом точно нельзя — с ними еще работать. Ну не репортеров же трахать? — Фу, нет. Репортеров точно нет. И не мемберов. — Именно. Хотяяя... Нет. С ними тоже нет. Нельзя... — Ага... — Ага...       Загрустив от такой жестокой несправедливости, они пьют. И снова пьют. И опять пьют. И, как настоящие собратья по несчастью, продолжают сетовать на свою нелегкую лидерскую судьбу. А найдя безоговорочное понимание друг в друге и крайне растрогавшись — решают еще раз выпить. На брудершафт.       Выпив, Ёнхва не возвращается на свой диванчик, а наваливается на удобное плечо Джонхуна и слушает, как тот рассказывает про одну начинающую японскую актрису, с которой как-то раз нашел время пообщаться. Какой она была миниатюрной и как легко ее было, прижимая спиной к стене, поднять и насадить на свой член. Удерживать, не давая ей двигаться на нем, самостоятельно приподнимая и опуская. Как крепко она его обхватывала ногами, какая у нее была маленькая аккуратная грудь с темными сосками и как она кричала ему в шею, когда кончала.       Ёнхва сам не замечает, как ускоряется его дыхание и как часто он начинает облизывать губы. Он осознает, что поглаживает и сжимает себя, только когда пах накрывает чужая горячая ладонь, ложась поверх его пальцев. От неожиданности он выдыхает, как стонет — коротким «о!». Чего-то ждет пару секунд, а затем медленно высвобождает свою руку и опустив ее на колено Джонхуна, ведет по внутренней стороне его бедра туда, где сходятся четыре шва на джинсах.       В полной тишине они надрывно дышат и сминают ширинки друг друга. Подбрасывают бедра, прижимаясь к чужим рукам.       Джонхун не спеша поворачивает голову к Ёнхва. Тот даже позы не поменял — продолжает прижиматься щекой к плечу Хуна и смотрит на него снизу вверх, тяжело дыша ртом. — А я умею рассказывать горячие истории, да? — шепчет Джонхун, расстегивая молнию и просовывая ладонь в трусы Ёна.       Ёнхва повторяет за ним — молнию вниз, рукой в трусы и обхватывает чужой член. В принципе на ощупь особой разницы нет — почти как себе. Он смотрит вниз — туда где Джонхун дрочит ему — и выпрямляется, судорожно выдыхая. Он работает правой рукой. А Хун левой. И если приноровиться, получается очень даже здорово — гармонично и сыгранно.       Джонхун чувствует себя подростком, ему одновременно и смешно, и неловко. Они столько лет знакомы, они знамениты, и отдрачивать друг другу, сидя в ресторане — пиздец как нелепо. Но возбуждение, рожденное в пьяных воспоминаниях и разделенное на двоих, именно такое и есть — острое и жаркое, как в пятнадцать. Когда стоит всем телом так, что аж пробирает до кончиков пальцев. Когда чужая рука на члене — это самое желанное и возбуждающее, что можно представить в своих пошлейших подростковых фантазиях.       Они самозабвенно толкаются в подставленные руки, но ритм друг-другу держат идеально - вот что значит музыканты.       Ёнхва склоняется ближе и сорвано спрашивает, притягивая внимание Джонхуна к своему рту: — И часто ты так? — Как? — Дрочишь парням?       Ёнхва на самом деле совсем не интересен ответ, просто он пьян, расторможен и его ужасно колотит от возбуждения. — А ты разве парень? — Хун ржет и срывается в стон, когда кулак Ёна на члене, в отместку за такое заявление, движется жестче. — Иди в задницу! — Ёна ведет, ведь ствол в руке горячий и твердый, а смех Джонхуна звенит в ушах, проходит теплой волной по спине и отдается куда-то под яйца.       Хун свободной рукой стискивает подбородок Ёнхва, заставляя смотреть себе в лицо, сминает его щеки, и спрашивает прямо в наглый влажный рот: — Это предложение, Ёнхва-хен?       Ён пытается ухмыльнуться сквозь хватку, облизывая губы.       И Джонхун кончает в руке Ёна, долго, изливая струю за струей на край белой скатерти. Замирает, а потом вновь начинает быстро двигать рукой на чужом члене.       Ён улыбается немного безумно и весь подкидывается. У него дрожат бедра, напрягаются мышцы и он спускает Джонхуну в кулак.       Джонхун вытирает ладонь об обивку диванчика. — Придурок… — обессилено шепчет Ёнхва, лениво застегивает ширинку и снова заваливается на плечо Хуна.       Торопиться сейчас все равно некуда.