Розовое с голубыми полосками

В этот на редкость спокойный летний вечер второй корабль Циркуса ровно завис в небе над каким-то абсолютно ничем непримечательным городом. Такие дни, в которые не нужно было сражаться или же учиться новым аспектам своего дела, встречались у членов отряда Хирато настолько нечасто, что они даже изначально не поверили словам своего капитана, когда он мягко с привычной ему улыбкой произнес: «Отдыхайте». И это вроде бы добродушное слово прозвучало так небрежно и, возможно, даже немного резко, из-за чего стало больше походить на самый настоящий приказ, нежели на дружеский совет. А приказ есть приказ, обжалованию не подлежит, а вот выполнению еще как. Поэтому Ёги, не долго думая, пригласил всех спуститься вниз и устроить спонтанный карнавал. Глаза блондина блестели, как и всякий раз, когда он говорил о веселье и различного рода празднествах, но единственной, кто поддержал идею неугомонного паренька, оказалась Цукумо. Девушка, сообразив, что больше ей заняться в общем-то и нечем, ведь повышивать она сможет и в любой другой вечер, а этот ей казался каким-то особенным, а соответственно и поступков требовал тоже необычных. Конечно, блондинке не хватало безграничного воодушевления инфантильного лейтенанта, но она все равно, слегка улыбнувшись комичности радостного выражения лица Ёги, обрадовалась тому, что наконец-то сможет осчастливить простых горожан своими акробатическими выступлениями. Так же приглашенные на праздник Гареки и Най тактично отказались составить молодым людям компанию. Вернее, Най тактично отказался, а Гареки просто направился к себе в комнату, напоследок махнув рукой, тем самым дав всем понять, что он никуда и ни с кем идти не собирается. – Малыш Най, а ты почему не хочешь к нам присоединиться? – чуточку надув губы, озадаченно спросил Ёги, не привыкший к тому, что вечно улыбающийся парнишка-альбинос отказывается от принятия участия в каком-либо торжестве. – Небо сегодня волшебное, – задумчиво произнес парень. – Я хочу подумать обо всем, о чем смогу. Хочу вспомнить все, что было, хочу помечтать о том, что будет, смотря на это небо, – закончил он и по-детски наивно посмотрел на Ёги и Цукумо. Парочка какое-то время непрерывно стояла напротив мальчика с яркими широко распахнутыми глазами, пытаясь понять смысл сказанных им слов, но после, забросив эту идею, поспешно попрощались с ним и, пожелав удачи, пошли по своим комнатам, чтобы приготовиться к проведению карнавала. Най часто говорил вещи, которые просто-напросто не укладывались в голове остальных членов команды Циркуса-2, и были за пределами их понимания. Не из-за сложности своей, а скорее наоборот – из-за простоты. Без какого-либо подтекста или намека фразы, для осознания смысла которых не нужно было читать между строк, казалось, более никем не использовались, а Най из раза в раз говорил что-нибудь подобное. И это высказывание альбиноса про небо и воспоминания было как раз из разряда обычных, но никем не понимаемых. А ведь Най действительно просто хотел смотреть на небо. Попрощавшись с друзьями, Най пошел прямиком на открытую палубу. Корабль был совсем пуст, или же так просто казалось мальчику. Никто ни бегал по коридору, судорожно бормоча себе под нос о нехватки времени, ни доносился из комнат звонкий смех или же звук чего-то бьющегося, как результат неудачной шутки Ёги над Гареки. Пустота, да и только. Мимо парня изредка лишь пролетали Барашки, проверяя функциональность корабля. И Най улыбался им, здоровался, но не останавливался и не ласкал их, как раньше, а шел, периодически даже ускоряя шаг, по прямой, чтобы как можно скорее оказаться на открытом воздухе. Он с самого утра чувствовал, что этот день будет особенным. И, увидев садящееся за горизонт солнце и палитру цветов на небесах, вызванную ранним закатом, парень оказался вне себя от радости. Он хотел как можно скорее вдохнуть вечерний воздух, который, возможно, был как никогда легким и мягким, хотел протянуть руку вверх и попытаться схватить пушистое облако, лениво проплывающее мимо воздушного судна. Хотел просто почувствовать себя свободным. И вот, наконец-то, желанная палуба. Пространства здесь не особо много, но для миниатюрного парня, в кой-то веки пожелавшего уединения, было вполне достаточно. Най, ступив на твердую поверхность открытой палубы, первым делом в прыжок преодолел расстояние от двери до преграждения, достававшего парню до груди, и, схватившись руками за поручень, откинулся назад всем телом, запрокинув голову и восторженно уставившись ввысь. В рубиновых глазах, искрящихся небывалой радостью, отражались облака, потихоньку испаряющиеся. С заходом солнца с неба исчезало все, что напоминало о дне, и появлялось, выплывая будто из ниоткуда, все, что характеризовало ночь. А само небо, как нетерпеливо и описывал его Най непонимающим Ёги и Цукумо, было воистину волшебным. У парня создавалось такое впечатление, будто за всю свою странную жизнь, наполненную забвением и возрождением, ни разу ему не посчастливилось наблюдать такой причудливый окрас у небосвода. Сначала яркий, ослепляющий, желто-оранжевый, ведь солнце все еще властвовало на Земле, вперемешку с привычным небу голубым цветом, затем потихоньку тускнеющий оттенок, проблески фиолетового и сиреневого, постепенно разрастающиеся и поглощающие более броские цвета. Именно поэтому это мгновение, эти растянувшиеся минуты, проведенные под взором высшего наблюдателя, казались Наю чем-то чрезвычайно необыкновенным. – А ты что здесь забыл? – прервал идеалистическое и возвышенное состояние духа парня вошедший на палубу Гареки. – Ты тоже пришел сюда, Гареки! – изумленно-восторженно воскликнул Най. Конечно, приближение его друга он расслышал задолго до того, как распахнулись с характерным звуком механические двери, благодаря своему чуткому слуху, но зачем-то все же решил изобразить удивление. И брюнет знал, что альбинос переигрывает. – Как здорово… – Ты не ответил на мой вопрос, – не понимая истинную причину задорного настроения Ная, произнес Гареки, подходя к парню ближе и так же, как и он, упираясь руками о поручень рядом с ним. – Я всего лишь смотрю на небо, – с широкой лучезарной улыбкой пояснил мальчишка, посмотрев прямиком в серо-синие глаза своего собеседника. Гареки, сам не понимая, почему, смутился от этого взгляда и поспешил посмотреть в другую сторону. – А ты зачем пришел сюда? – положив руки на поручень, а голову на них, осведомился Най, все еще не сводя пристального взора с брюнета, который всячески пытался непоколебимо смотреть то вперед себя, то вниз, цепляясь глазами за какие-то отдельные участки пейзажа, выглядевшие обворожительно с высоты птичьего полета. – Воздухом подышать. В комнате слишком душно, да и заняться особо-то нечем, – признался Гареки и вновь последовал примеру Ная, поудобней разместив голову на скрещенных руках. – Пошел бы вместе с Цукумо-чан и Ёги. Там наверняка весело сейчас… – задумчиво протянул альбинос, но не посмотрел вниз, чтобы получше рассмотреть искрящиеся огни карнавала, а все так же неотрывно продолжил разглядывать красивые черты лица рядом стоящего друга. – Не для меня подобные развлечения, – изо всех сил стараясь игнорировать пристальный взор парня, ответил Гареки, но машинально все же взглянул на друга, задумавшись на мгновение. Невероятно яркие красные глаза с желтым ободком притягивали к себе, и брюнету на миг показалось даже, будто он утонул в необъятной пучине этих необыкновенных глаз. По сравнению с Наем Гареки выглядел тусклым и вовсе неприметным. Серый, блеклый, без блеска или малейшей искорки. Рядом с этим озорным парнем он угасал все больше и больше с каждой секундой, мерк на его фоне, а сам обладатель подобного света даже и не догадывался о том, что забирает все внимание себе. Да и, скорее всего, ничего подобного не происходило, но Гареки все равно считал Ная невероятным, считал его самой яркой звездой в темноте ночи и готов был отдавать ему весь свой свет столько, сколько это было нужно. Ведь в этом и заключалась его суть. – Хорошо, что ты пришел, – из раздумий Гареки вывел тихий, несвойственный Наю голос. – Давай смотреть на небо вместе, так гораздо интереснее. И брюнет улыбнулся. Улыбнулся и опять, как Най, запрокинул голову назад, позволяя себе во всей красе разглядеть волшебное небо. Тихий летний ветер дул прямо на них, стоящих посередине палубы, но никто не ругал его, а, наоборот, принимал с распростертыми объятиями. Най вновь встал ровно и, раскинув руки в стороны, чуть приподняв подбородок и закрыв глаза, улыбнулся нежно и радостно, встречая попутный ветер. Из-за него колыхались белоснежные волосы, из-за него парень изредка жмурился, но ни за что не переставал улыбаться. И Гареки не знал, кто прекраснее сейчас: небо или это до невозможности счастливое создание. – Розовое с голубыми полосками, – распахнув глаза и устремив взгляд вперед себя, где уже почти село солнце, и был виден низкий небосвод, неожиданно произнес Най. – Чего? – недопонял парня брюнет, которого вновь прервали за лицезрением невероятного. – Небо сейчас розовое с голубыми полосками, – пояснил альбинос, указав ладошкой вперед. Проследив за ним, Гареки понял, вернее, увидел то, о чем секундой ранее говорил Най. Небо, переставшее быть огненно-рыжим, приобрело спокойные оттенки. Два нежных цвета – розовый и голубой – сейчас были видны с любой точки корабля или же города внизу. – И правда, – немного мечтательно согласился брюнет, ибо подобное зрелище смогло очаровать даже его. – Увидев это небо, я сразу подумал о нас, – продолжил Най. На этот раз они поменялись ролями: теперь парень-альбинос не сводил взгляда с небосвода, а Гареки – с этого задумчивого парня-альбиноса. – В смысле? – Розовый цвет – это я. Заводной, игривый, яркий. А голубой – это ты. Более спокойный, тихий, уравновешенный. И небо именно розовое с голубыми полосками, а не наоборот, потому что ты постоянно рядом со мной и своим цветом накрываешь мой, защищая и избавляя от трудностей, – на едином выдохе сделал вывод Най, с обожанием и трепетом наблюдая за красками небосвода. Гареки, окончательно смущенный в который раз из-за этого милейшего человека (а человека ли?), хотел было выкрикнуть что-нибудь вроде слова «Неправда!» и начать судорожно доказывать, что в этом небе – розовом с голубыми полосками, или как там его окрестил опьяненный этим летним вечером Най, вовсе нет никаких их двоих, параллельно усердно делая вид, что румянец на его щеках – это всего лишь от холода, но все мысли о подобных действиях вдруг испарились, стоило только парню-альбиносу прижаться к Гареки, обвить руками его руку и прислонить к ней голову, ибо на плечо брюнету мальчишке не удалось ее положить в силу невысокого роста. И Гареки остался стоять неподвижно, будто прикованный к одному месту, в шоке смотреть на блаженное выражение лица Ная, прижимающегося к нему всем телом, и всеми силами стараться успокоить не на шутку разогнавшееся сердцебиение. – Я рад, что мне довелось смотреть на это небо с тобой, Гареки, – тихо прошептал Най. И где-то нажался спусковой крючок, потому что в ту же секунду, приподняв удивленное лицо альбиноса за подбородок, брюнет наклонился и осторожно прикоснулся к губам Ная своими, нежно целуя. Отстранившись от парня и смотря ему в изумленные, но бесспорно счастливые как никогда прежде глаза, Гареки, хоть и готов был провалиться сквозь землю, чувствовал себя необычайно легко и воодушевленно. Настолько, что с радостью простоял на открытой палубе вплоть до окончательного захода солнца, а то и дольше, прижимая к себе теплое, по-детски широко улыбающееся, обворожительное белокурое чудо и любуясь поистине волшебным небом, творящим чудеса и толкающим на неуверенные, но определенно правильные поступки, – розовым с голубыми полосками.